Стоя на песчаном гребне на границе сада, Фрида испустила грозный вопль. Угрожающе размахивая крышками, она начала спускаться с дюны, издавая воинственные крики и лязгая крышками над головой. Люди на берегу – теперь Рут заметила, что они совсем молодые, еще подростки, – смеялись, но, заметив Фриду, вскочили с песка или выпрыгнули из моря с темными от воды головами. На расстоянии они казались нескладными и красивыми. Солнце, выглянув из разрыва в облаках, залило их руки и спины светом. Увидев Фриду, они принялись улюлюкать, но вскоре, подхватив свои пожитки и завернувшись в полотенца, бросились бежать по мокрому песку.
Фрида остановилась на грязной линии, оставленной приливом. Подняв над головой одну крышку, словно заслоняя глаза от света, она превратилась в капитана корабля, изучающего горизонт. Героические позы легко давались ей и ее величавому телу. Она неторопливо двинулась к морю, пока не достигла места, где расположились дети, и, бросив крышки, принялась вздымать туфлями песок, который, поднявшись облаком, мягко упал к ее ногам, и больше ничего не напоминало о том, что здесь кто-то был. Фрида подняла крышки и побрела обратно к дому.
Рут наблюдала за невозмутимым лицом Фриды, плывущим над дюной. Сейчас она ничем не напоминала женщину, взбиравшуюся по этому склону день назад. Как будто после трудного восхождения она твердо встала на ноги. Или, возможно, крышки от мусорных баков придавали ей устойчивость. Она держала их немного поодаль от себя, словно крылья.
– Так-то вот, – сказала Фрида. Теперь она стояла рядом с Рут, шумно, словно конь, выдыхая через нос. Казалось, инцидент придал ей сил.
Рут, не зная, что сказать, отважилась произнести:
– Не надо было плавать здесь без спасателей. Это опасно.
– Они больше не придут.
– Мне кажется, они просто дурачились.
Фрида вернула крышки на баки для компоста.
– Пускай дурачатся перед другим домом. Портят вид кому-нибудь другому.
И с уверенным и покровительственным видом направилась к дому.
Рут задержалась в саду, наблюдая за тем, как пловцы шагают к небольшой парковке рядом с остановкой автобуса, где когда-то во время шторма норфолкская сосна упала на машину серфера. Она ожидала, что дети пройдут дальше по берегу и снова расположатся лагерем, но, кажется, Фрида испугала их надолго. Рут было жаль, что они ушли. Но поднявшийся сильный ветер, знакомый влажный ветер с моря, все равно прогнал бы их. По саду летали соль и песок, попадая в волосы Рут. Берег совершенно опустел. Изгнанные дети могли оказаться в любой машине, направлявшейся в город. Если в ближайшие десять секунд я увижу машину, подумала она, я скажу, чтобы она уходила. Из-за холма мгновенно появилась белая машина, а за ней черная. Рут не успела подготовиться к двум машинам.
– Пора пить чай! – крикнула Фрида.
Рут нашла ее суетящейся на кухне, в компании кружек и пакетиков с чаем.
– Какой вы пьете чай? – спросила Фрида. – С молоком и сахаром?
– Побольше молока и кусочек сахара.
– Сладкий чай с молоком, – проговорила Фрида. Казалось, это сочетание пришлось ей по вкусу. Ее собственный чай был темным и крепким, и она не села за стол, а оперлась о кухонный шкаф.
– Ну, расскажите мне о себе, – сказала она, глядя в свою дымящуюся кружку.
– Что рассказать? – Язык Рут прилип к нёбу, она почувствовала нечто вроде волнения перед выходом на сцену.
– Прежде чем приступить к работе, я должна составить общее впечатление о своих клиентах. Муж. Работа. Семья. Детство. И все такое.
– Такого много.
– Расскажите коротко, – предложила Фрида. Она была непреклонна.
Она не садится, подумала Рут, чтобы мой рассказ не растянулся на весь день.
– Хорошо, – согласилась Рут. – Гарри был юрисконсультом. Он умер от легочной эмболии пять лет назад. Я говорила вам о моих сыновьях. Что еще? Раньше я преподавала элоквенцию. Я выросла на Фиджи.
Рут ожидала, что Фрида как-то отреагирует на Фиджи, но этого не произошло. Вместо этого она прищурилась, как будто хотела что-то лучше разглядеть.
– Вы преподавали что? Электро?..
– Элоквенцию, – с воодушевлением повторила Рут. – Я учила людей говорить.
– Были кем-то вроде логопеда?
– Нет, – возразила Рут. – Я учила красноречию. Искусству чистой, точной речи. Произношению, постановке голоса…
– Вы хотите сказать, что учили людей говорить, как говорит шикарная публика? – Трудно было сказать, какие чувства владеют Фридой: отвращение, недоверие или и то и другое вместе.
– Я учила их говорить правильно, – объяснила Рут. – Это совсем другое дело.
– И эти люди вам платили?
– Обычно я учила молодых людей, и мне платили их родители.
Фрида покачала головой, как будто ей рассказали нелепую, но занимательную историю.
– Выходит, вы поэтому говорите с английским акцентом?
– Я не говорю с английским акцентом, – возразила Рут, но в этом ее обвиняли и прежде.
Когда-то это могло быть комплиментом. У них была учительница, миссис Мейсон. Элегантная дама неопределенного возраста с интригующе отсутствующим мужем. Она была англичанкой. Каждый округленный гласный, исходивший из ее уст, преподносился ее ученикам: детям сотрудников сахарной компании, инженеров, миссионеров и правительственных служащих, детям империи – как сладкий изысканный плод. Их, находившихся вдали от дома, надо было научить говорить правильно. Миссис Мейсон учила их стихам, скороговоркам, замысловатым опереточным ариям и заставляла своих учеников вновь и вновь перечислять дни недели, по четыре, пять, шесть раз на одном глубоком дыхании. Она не поощряла употребления пиджин-инглиша, сленга или хинди, зорко следила за тем, чтобы ее австралийские ученики не смазывали «т», цеплялась за малейшие ошибки в грамматике и требовала точного употребления сокращенных форм глаголов. Рут была ее лучшей ученицей.
– Вы говорите совсем как англичанка, – сказала Фрида, беря пустую кружку Рут. – Немного напоминает королеву.
Рут питала слабость к королеве.
– Это смешно, – возразила она. – Послушайте: «Хау, нау, браун, кау» – вот как говорю я. А вот как сказала бы это королева. – Она повторила последовательность слов. – Дифтонги звучат совершенно по-другому!
– Дин-донги? – Фрида фыркнула над раковиной.
И вдруг кругом засиял смешной, глупый, непристойный мир, и Рут расхохоталась, хотя у нее заболела спина. Фрида тоже рассмеялась, и ее смех, исходивший из могучей груди, представлялся чем-то редким и отрадным, расправляясь за спиной, как крылья. Все ее лицо преобразилось, стало добрым и красивым. Сдвинув со стуком кружки в раковине, она поднесла чайное полотенце к лицу, чтобы скрыть широкую улыбку. Рут в своем ненадежном кресле почувствовала себя увереннее. Да, Рут, глупышка, все будет хорошо, все будет замечательно.
Дом принял Фриду, он открылся ей. Рут, сидя в кресле, наблюдала за этим превращением. Книжные шкафы с облегчением вздохнули, когда Фрида вытерла с них пыль и расставила книги. Кабинет избавился от копившихся годами бумаг Гарри. Рут никогда не ела таких чудесных апельсинов, как те, что приносила Фрида в маленькой плетеной сумке. Каждое утро дом, апельсины и Рут ждали появления Фриды, приезжавшей в золотом такси, а после ее ухода погружались в тишину облегчения и сожаления. Рут обнаружила, что с нетерпением ждет нарушения своей привычной жизни. Ее даже слегка огорчило, что она сдалась так быстро.
Но Фрида была великолепна. Начать с того, что каждый раз ее волосы были уложены по-новому: завиты, распущены, покрыты лаком, заплетены в косички. Каждое утро незадолго до девяти Рут распахивала дверь в гостиную, которую тщательно закрывала на ночь, и подходила к окну, чтобы увидеть появление Фриды из такси. Ее волосы то были уложены в замысловатую прическу, то падали прямыми прядями на плечи. Иногда они меняли цвет. Однажды Фрида появилась с такими светлыми волосами, что голова перестала подходить к ее могучему телу. В то утро она казалась немного утомленной. Она первым делом приготовила себе чашку чая и уселась на ступеньку заднего крыльца с видом роскошной крашеной блондинки. Из-за резкого химического запаха кошки старались держаться от нее подальше. Платиновый цвет продержался всего несколько дней, затем он превратился в желтый, отливавший медью, а тот в свою очередь сменился цветом пшеницы, более изысканным и в то же время более детским. На смену белокурому пришел рыжий, затем цвет красного дерева и, наконец, блестящий иссиня-черный и вновь каштановый, готовый повторить весь цикл сначала. Фрида выслушивала комплименты по поводу своих волос с горделивой улыбкой и осторожно, не касаясь головы, поднимала к ним руку.
