Мы с Дэном помчались в Фармингтон. Когда мы вошли в палату, где лежал наш сын, Бен, увидев нас, отвернулся, спрятал голову под подушку, отказываясь общаться с нами, несмотря на все усилия дежурной медсестры, всячески пытавшейся привлечь его внимание к тому, что в комнате находятся его родители. Я старалась сдерживать свои эмоции, но Дэн был вынужден покинуть палату — очень уж сильно он переживал за сына. Я нашла его на улице. Он курил одну из трех сигарет, которые он до сих выкуривает за день. В глазах его стояли слезы, ибо он был расстроен психическим состоянием Бена. Я обняла мужа. Он на мгновение уткнулся головой мне в плечо, но потом тут же стряхнул с себя мои руки, видимо стыдясь собственной слабости: за двадцать лет нашего супружества я крайне редко видела, чтобы Дэн давал волю чувствам. Вытирая глаза, он глубоко затянулся сигаретой и сказал:
— Убил бы эту богатенькую стерву.
Я в ответ лишь произнесла:
— Все будет хорошо, он справится.
Позже в тот день мы встретились с университетским психологом. Это была крупная, внушительная женщина по имени Клэр Аллен. Психолог стала расспрашивать про Бена, про нас самих, и казалось, она уже очень много знала о жизни нашего сына.
— Полагаю, вам известно, что несколько дней назад девушка Бена ушла к другому. — Краем глаза я заметила, что лицо Дэна побелело от гнева. — По-видимому, этот товарищ — важная фигура в Портлендском музее искусств, и он значительно старше ее по возрасту.
— Так это все из-за того, что его бросила девушка? — уточнил Дэн.
Доктор Аллен смерила его абсолютно бесстрастным взглядом и ответила:
— То, что для одного — пустяк, мелочь, для другого означает конец света, переворачивает всю его жизнь. Особенно если этот человек не уверен в себе, сомневается в том, что он достоин любви.
— Думаю, Бен всегда знал, что его любят, — возразила я — пожалуй, слишком поспешно.
Доктор Аллен одарила меня многозначительной улыбкой:
— Не сомневаюсь. Но как теперь объяснить, почему эта эмоциональная встряска спровоцировала столь неадекватную реакцию у вашего сына? Я смогу вызвать его на откровенность. Я чувствую, что он и сам хочет с кем-нибудь об этом поговорить.
И эта последняя фраза резанула меня по живому, ведь я была уверена: Бен знает, что со мной он может говорить о чем угодно. Однако прошло целых пять дней, прежде чем Бен наконец-то заговорил. Об этом сообщила мне доктор Аллен. Она позвонила мне на сотовый, когда я была на работе:
— Хорошие новости. Сегодня утром мы с вашим сыном беседовали двадцать минут. Он начал общаться с медсестрами и врачами в больнице. Все пока очень зыбко. Но он знает, что его нашли стоящим под деревом и вымокшим до нитки. Знает, что вы с мужем навещали его. Когда я спросила, что спровоцировало нервный срыв, какая проблема, он ответил: «Моя девушка бросила меня ради тридцатишестилетнего мужика». И это, если говорить объективно, хорошая новость. Он сумел идентифицировать фактор, повергший его в травматическое состояние, это огромный шаг вперед. И обнадеживающий.
— Когда можно снова навестить его? — осведомилась я.
— Я бы посоветовала не торопить события. Пусть побеседует со мной еще несколько дней. С вашего позволения я хотела бы помочь ему сбросить нервное напряжение, раскрепоститься. А потом, я уверена, он изъявит желание увидеться с матерью.
Про отца она не упомянула. Что это: оплошность или умышленное упущение? Значит, она догадалась, что у Бена с отцом непростые отношения?
К чести доктора Аллен, она через день звонила мне, докладывая о том, как продвигается процесс реабилитации. К чести Дэна, он жадно следил за новостями из Фармингтона и, казалось, обрадовался тому, что Бен разговорился и «искренне хочет поправиться» (цитируя слова доктора Аллен). Но прошло целых три недели, прежде чем Бен вернулся к учебе и доктор Аллен разрешила нам его навестить. Дэн устраивался на работу в Огасте, и на тот день ему было назначено первое собеседование, поэтому в университет я поехала одна. Сначала я встретилась с доктором Аллен в ее кабинете. Она была довольна Беном, сказала, что он еще очень раним, но, кажется, смирился со своим горем, два раза в неделю приходит к ней на сеансы психотерапии и они «разговаривают о многих вещах».
— Должна сказать, не раскрывая содержание наших бесед с Беном, что ему еще нужно работать и работать над собой. Дело в том, что он, вне сомнения, талантливый юноша. Преподаватель по изобразительному искусству считает, что у Бена фантастические перспективы. И мне известно, что его работы отобрали на ту большую выставку в Портленде. Но, как и многие творческие личности, он подвержен сомнениям, особенно в плане самооценки. Он сказал мне, что вы с ним очень близки.
— Мне тоже так кажется, — подтвердила я, отметив про себя, как профессионально доктор Аллен обошла молчанием тему отца.
— У него есть сестра, верно?
— Да. Салли.
— Они довольно разные, верно?
Это еще мягко сказано. Бен — творческая натура, замкнутый, неуверенный в себе мальчик с нестандартным мышлением. Салли — полная противоположность. Она невероятно общительна и самоуверенна. Дэн ее обожает, она обожает отца, хотя в последнее время его раздражительность действует ей на нервы. У меня с дочерью чуть более сложные отношения. Думаю, отчасти это связано с типичными разногласиями, возникающими между девочками-подростками (Салли семнадцать) и их матерями. Но главная причина в том — и это меня тревожит, — что мы с ней во многом очень разные люди. Салли — мисс Популярность в своей школе. И она усердно работает над своей ролью, поскольку искренне желает всем нравиться. Она — истинная американка. Высокая, стройная, рыжеволосая, всегда цветущая, ухоженная, с великолепными зубами. Внешность очень много значит для нее: на поддержание собственного имиджа она тратит по два часа в день и каждый вечер не менее сорока пяти минут занимается своим лицом, чтобы в нем не было ни изъяна. И улыбка у нее ослепительная, потому что она пользуется отбеливающими полосками для зубов. Неудивительно, что по ней сохнет половина школьной футбольной команды, хотя ее нынешний парень, Брэд, — звезда школьной команды по бейсболу. Он готовит себя к карьере политика, и Салли для него, как я понимаю, лишь приложение в виде очень симпатичной девушки. Салли тоже это понимает. Несколько недель назад, когда выяснилось, что Брэда приняли в Дартмут, я застала ее плачущей в нашей гостиной.
— Он будет учиться в престижном колледже Лиги плюща в Нью-Гэмпшире, а я — в дурацком университете Мэна, — объяснила она причину своих слез, разоткровенничавшись со мной, что случалось крайне редко.
— Я тоже училась в Университете штата Мэн.
— Да, но ты могла бы поступить куда угодно.
— Университет штата Мэн предложил мне стипендию. У моих родителей не было денег, и…
— Даже если бы оценки позволяли мне поступить в Дартмут, разве у нас есть…
— Мы нашли бы деньги, — заверила я дочь несколько раздраженным тоном, ибо Салли порой горько сокрушалась, что нам теперь приходится жить слишком экономно… хотя, слава богу, свое возмущение она высказывала только мне, понимая, что отец будет убит горем, услышав, как его обожаемая дочь стонет по поводу отсутствия семейного капитала.
Правда, Салли вообще имела обыкновение изливать на меня свое недовольство всевозможными жизненными обстоятельствами — и не в последнюю очередь тем, что она родилась не в семье какого-нибудь магната с Уолл-стрит. Салли не могла обойтись без сопоставлений. Отец Брэда нажил состояние, открыв небольшую сеть хозяйственных магазинов по всему штату, и все равно решил отдать своего амбициозного сына в местную государственную школу (чем заслужил мое уважение). Родители Брэда жили в большом комфортабельном доме в прибрежной части города (там были и сауна, и джакузи, и тренажерный зал, бассейн во дворе, плазменный телевизор в каждой комнате). Теперь у них был дом в «элитарном коттеджном поселке» (точные слова Салли) близ Тампы. Она неделю гостила у Брэда в их флоридском особняке, вместе с Брэдом и его отцом каталась на прогулочном катере с каютой, принадлежавшем их семье. И у Брэда уже был свой собственный «крутой» автомобиль: «мини-купер». И…
Я очень люблю свою дочь. Она яркая, энергичная, полная оптимизма. Эти ее качества меня восхищают. Но я часто задаюсь вопросом: а к чему она стремится?
— Я знаю: Брэд бросит меня сразу же, как только кончится лето и мы разъедемся по университетам. Потому что я для него просто школьная подружка, с которой можно весело провести время, и только. А он ищет кого-то, кто подошел бы на роль будущей жены сенатора.
— Ты хочешь стать женой сенатора? Это цель твоей жизни?
— Я слышу разочарование в твоем голосе, мама?
