— Слышите? — спросил он. — Вы что-нибудь слышите, Аня?
Неясный глухой рокот то приближался, то затихал, напоминая отдаленный вибрирующий звук самолета в затянутых тучами высотах, и Аня с сомнением и надеждой быстро повернулась к темному слюдяному оконцу, задерживая дыхание.
— Это Свиридов? — крикнул Кедрин, торопливо зажигая фонарь, и выскочил из палатки, размахивая «летучей мышью» над головой. — Свиридо-о-ов! Неужели он?..
Аня, тоже еще не веря, вышла следом и видела, как фонарь Кедрина, описывая короткие круги, отдалялся, двигался в воздухе, а где-то из-за тайги справа на реке уже возникла красная звездочка, она делала длинные дуги, колыхалась и приближалась по странной параболе. И стали видны несущийся, как по воздуху, черный силуэт, струи дождя, летящие наискосок в свет фонаря, который все описывал полукруг, полосой белого света пронизывал дождь, щупая берег, заметно приближаясь к фонарю Кедрина.
Потом мотор заглох. В наступившей тишине донесся с берега громкий голое Кедрина, ему ответил звучный, ломающийся басок, и опять смолкло, лишь по-прежнему шлепал по листьям дождь. Сейчас же из темноты показался Кедрин с фонарем, рядом шагал высокий узколицый паренек в кепке, в кожаной замасленной куртке, на руках его тоже кожаные перчатки мокро блестели, и Аня при свете фонаря разглядела: почти подросток, но глаза злые, недовольные, две самолюбивые складки пролегли у подрагивающих губ, готовых, казалось, выругаться.
Уже войдя в палатку, Кедрин спросил быстро:
— Значит, один? Ну а где же в таком случае Свиридов?
Паренек стянул кепку, с сердцем швырнул ее на топчан, темные его волосы взлохматились гребнем.
— Свиридов! Свиридов! Нагородил мне этот дьявол ерундовину! Будто вы и болезнью какой-то заразной болеете и что вы чуть не при смерти! Часов десять плутал, как сволочь какая-нибудь, еще бы немного — и проскочил бы! Вода прибыла, острова затопило — ни хрена не видно! Объяснить как следует не мог!.. «По бережку, по бережку…» Вы б не встретили — так бы мимо и проскочил!.. «По бережку!» — срывающимся баском передразнил он, видимо, Свиридова и скосился на Аню. — А это кто — доктор, что ли, новый?
— Сволочей и все прочее прекрати! — серьезно сказал Кедрин. — Вот лучше познакомься — наш новый врач Анна Сергеевна. И успокойся, ясно?
— Очень приятно! Моторист Михаил Прищепа, — хмуро и вскользь бросил парень. — «Свиридов!» — продолжал он и рывком расстегнул куртку. — Морду ему набить!.. Заболел, ногу, видишь ты, вывихнул, лежит и охает: «Ноженька, моя ноженька!» В общем, координаты такие дал, что черт знает, каждый ногу сломит! Сам не поехал в дождину-то! Искал вас, как иголку в колодце. Найди-ка разом в такую простоквашу!
Парень, видимо, всерьез был озлоблен, никак не мог успокоиться, хмыкал, насупливал белесые брови и снова, точно поперхнувшись, заговорил с закипавшей злостью:
— Хитрован он, Николай Петрович, вот что я вам скажу! Ноженьку он вывихнул! Ездил я не раз с ним за продуктами для партии, знаю! Сказали бы ему: езжай, тысяча рублей на суку висит — поехал бы и про ножку забыл бы враз. Терпеть не могу! Знаем таких!
Кедрин с нахмуренным видом слушал парня, заложив руки в карманы, усмехаясь одними глазами.
— Стоп, Миша, — наконец прервал он. — Не надо все сразу приводить к общему знаменателю.
Аня отошла от них, присела на корточки, рассеянно укладывая вещи.
Река, холодная, мутная, неслась меж скал, расталкивая их, все утро тянулись и тянулись по их склонам черные лохматые леса. Ревя мотором, катер шел посередине ровного водяного простора, ветер гудел, бил в стекло моториста, и Аня, плотнее натягивая одной рукой тулуп на грудь, смотрела на тяжелую от дождей воду, на медленно плывущие назад берега, спрашивала изредка:
— Скоро? Это будет скоро?
— Скоро. Осталось немного! — отвечал Кедрин, перекрикивая рокот мотора. — Очень скоро!
— Скорей бы… Только скорей бы!..
— Почему, Аня, скорей бы?
— Не знаю. Только бы скорей…
Лишь в середине дня река сделала пологий поворот, левый берег оголился, но правый, почти отвесный, темнел тайгой, поднимался над водой. И тотчас на горе, в межлесье, чуть заметным треугольником забелела палатка, показались два свежевыстроенных домика, с реки было видно, как ветер трепал края палатки, стеклом сияло и тухло там окошко.
«Значит, вот где, — подумала Аня. — Значит, здесь?»
И она привстала, держась руками за борт, тулуп сполз с ее плеч, упал к ногам.
Впереди над рекой расчистилось — выглянул ослепительно голубой клочок по-летнему теплого неба; низкое солнце, прорываясь в голубую брешь, огнисто-дымными столбами отвесно падало в воду, на берега, на листву редко стоявших на затопленном острове берез, от их белых стволов казался светлей воздух.
— Прибыли! — крикнул моторист утвердительным баском. — Дома, можно сказать!
Катер пошел к берегу, подымая крутую волну; внезапно мотор замолк, стало непривычно тихо. Хлюпала о борт катера вода. Кедрин первым спрыгнул на берег, с веселым лицом протянул руку Ане, помог сойти ей, а навстречу сразу смолисто потянуло запахом стружек, сырой щепой, два новеньких домика сверкали под солнцем гладкой тесовой крышей рядом с брезентовой палаткой.
— Прибыли? Уже? — растерянно переспросила Аня, оглядываясь, чувствуя, что может упасть, оттого что затекли от долгого сидения ноги. — Неужели мы приехали?
— Уже, Аня, — ответил Кедрин. — Вот сюда мы и плыли на плоту!
— Колечка! Анечка! Приветствую вас!.. Живы-здоровы?
Аня подняла голову: сверху от двух домиков, спотыкаясь от поспешности, прихрамывая, спускался к ним Свиридов, сияющий, гладко выбритый, в начищенных коротких сапожках и, смеясь, словно захлебнувшись от избытка чувств, потрясал обеими руками в воздухе, вскрикивал:
— Милые вы мои!.. Так ждали вас! Коля, дорогой ты мой, выздоровел? А вы как, Анечка? Значит, все, слава богу, в порядке? Господи, а я только с постели! Я так беспокоился, теребил начальника, надоел всем!
Свиридов приближался к ним, семеня ногами, возбужденно отпыхиваясь, и теперь руки его были распростерты, вроде бы заранее приготовленные для объятий.
— Подожди обниматься, Свиридов, — сухо остановил его Кедрин.
— Ах, как неудачно, как неловко получилось! Но я рад, что так кончилось, — все так же обрадованно, суетливо говорил Свиридов, не расслышав или не поняв слов Кедрина. — Колечка, милый, тебе сюрприз! Здесь без вас — письма! Тебе, Коля, деловое, а вам, Анечка, из Москвы еще нет! Да где же оно у меня? Сейчас, сейчас! Ах, как это неожиданно получилось!
Он, торопясь, стал шарить по нагрудным карманам, а глаза на его полноватом лице беспокойно играли, радовались, на секунду сочувственно грустнели и сейчас же снова выражали восторг, и Ане не хотелось в них смотреть. Она молча пошла по берегу, и тут же за спиной как-то сниженно и возмущенно зазвучал тенорок Свиридова в ответ на ровный голос Кедрина.
И, только отойдя несколько шагов, она с каким-то облегчением и ожиданием огляделась вокруг. Далеко по этому берегу, куда хватало зрения, черным массивом уходили леса, и там, на самой опушке, тянулся в синем воздухе, курился вялый, расплывчатый дымок от костра. Аня всмотрелась и увидела справа от двух домиков небольшую вышку и нескольких человек возле нее. А глубоко внизу, у берега, течение с силой влекло смытые водой лесины, яростно кружа их под обрывом в мутных заводях, но вся ширина реки переливалась в солнечном блеске яркого дня и далеко вправо заворачивала в тесный коридор тайги. Река была покойной, вспыхивала белыми огоньками — казалось, в ней жили миллионы маленьких солнц, которые заставляли прижмуриваться.
«Здесь мне жить? — подумала Аня. — Именно здесь?..»
Она наклонилась и сорвала поникший от дождя цветок, мокрый, свежий, зябко пахнущий ветром, и стала с интересом рассматривать его. «Здесь мне жить? — снова спросила она себя, еще не веря в это. — Здесь они нашли нефть?»
— Не имеешь права! — услышала она поднятый тенорок Свиридова. — Я хотел помочь тебе! Я сам был в тяжелом состоянии!.. Не имеешь права…
Подошел Кедрин, губы его были крепко сжаты, и она спросила тревожно:
— Вы что?
— Говорил по душам, — усмехнулся Кедрин. — И не договорил. Идемте, Аня, я покажу вам комнатку. Знакомить со всеми буду потом. Сейчас все в тайге. Вам полагается отдохнуть.
— Немного подождите, — сказала Аня. — Я посмотрю…
— Идемте, это потом. Вы еще все посмотрите, — проговорил Кедрин и осторожно взял ее за рукав. — Пойдемте, Аннушка…
Они пошли к домикам, вокруг которых еще кучами лежала, нежно белела щепа, и веяло оттуда запахом свежего теса.
— Пойдемте, — сказала она.
