Ознакомительная версия.
Вера была бледна и выглядела измученной. Алексей подметил: она в джинсах и в пушистом теплом свитере, словно только пришла откуда-то и не успела переодеться в домашний халат. Однако на журнальном столике – пустая чайная чашка и блюдце с недоеденным бутербродом. Засохшие чаинки на донышке подсказывали Алексею: жена вернулась давно, Взглянул на часы – было семь минут первого.
Итак, пришла давно, но спать не ложится, чем-то взволнована, читает медицинские книги. На секунду мелькнуло: он чем-то заразил ее! Но вслед рассудок отмел предположение. Алексей тщательно берегся, – в одной из папок на полке (якобы с журналистскими материалами) – солидный, быстро расходуемый и заботливо восполняемый запас резиновых изделий.
Алексей подошел к серванту, достал пачку индийского чая. отправился на кухню. Разгадывать поведение жены не собирался. Если ждет плохая новость – воспримет ее спокойно. Ибо что может быть хуже неба, старающегося низкими тучами прижаться к земле, и жизни, подернутой дымкой мозглого тумана. И ты ведешь бесконечную погоню за чем-то ускользающим. Гонишься и вдруг, шагая по собственному двору, понимаешь – перестал испытывать удовольствие, наоборот – чувствуешь себя озябшим и одиноким человеком, в который раз возвращающимся домой слишком поздно. Утратившим способность не только радоваться, но и страдать по-настоящему.
Впрочем, возможно, эти мысли навеяны чрезмерной порцией коньяку, выпитого в баре, и чересчур нервным днем...
***
– Думала, будет ребенок, ты угомонишься!
Нет, не способен даже на это! – сказала Вера.
Дождь на улице прекратился, и сквозь неплотно сдвинутые шторы спальни проникал тусклый свет выглянувшей между тучами луны.
– На что?.. – не понял Алексей.
Полчаса назад она отдалась легко и непринужденно, и было подумал: медицинские книги – не связанное с их семьей любопытство. Но Верочка неожиданно заговорила...
– На то, чтобы сделать мне... – произнеси она и осеклась, даже в темноте, лежа чуть ли не с головой под одеялом, чувствовала неловкость, говоря об интимном: – Сделать мне ребенка! – Ей удалось пересилить себя.
– Ясно... В книгах этим же интересовалась? – голос Алексея зазвучал спокойно, даже равнодушно. Но от недоброго предчувствия его сердце тягостно сжалось и вновь, второй раз за день, заныли зубы.
– Да! – ответила она. – И не только в книгах.
– Вот как?! Где же еще?
– В медицинском кооперативе. У очень хорошего, опытного специалиста. Кстати, и обследование прошла...
– И что же для себя выяснила? – он говорил так, словно вопрос касался и мог взволновать лишь Верочку, Будто не его судьба поворачивалась неожиданной, горькой гранью.
– Совершенно здорова. Могу иметь кучу детей! Но до сих нор нет и одного. Почему?..
***
Ночь он провел плохую, бессонную. Притом, что выяснения отношений не было, – риторический вопрос Верочки стал последним в разговоре.
Если бы Алексея три дня назад спросили, что будет чувствовать, когда подобное произойдет – Верино посещение врачей, недвусмысленный намек на его неполноценность, – вероятно бы ответил: «Удар непереносим. Ведь мужское самолюбие для меня главное. Просто с ума сойду от отчаяния: – я – неполноценный мужчина?!»
Ничего подобного, – не испытал каких-либо сильных эмоций. Не потому, что надеялся: Верины подозрения беспочвенны. Наоборот, сразу поверил, – жена близка к истине. Однако следующей мыслью стало: разве это открытие отразится на завтрашнем визите к Загодеевой или возможности послезавтра пойти к какой-нибудь другой женщине?.. Не отразится... Верочка от него уйдет? Пусть. Давно в глубине души поражается, застав ее очередным поздним вечером в квартире, – ждет, что жена как-нибудь сбежит к матери. Тогда ее не вернут ни его железный
характер, ни штамп в паспорте, ни умение привязывать к себе женщин.
В переживаниях этой ночи не было испуга или отчаяния. Просто взглянул на себя другими глазами. Ведь прежде представлял жизнь так: любимая работа, семья и, – вино, украшающее скучный стол, одна сильная страсть: женщины. Я – раб, гребущий на галере страсти, думал он.
Оказалось, душа раба уже переселилась в галеру. Раздвоилась, и половина, ставшая определяющей, пожирала носом воду, безразличная к мукам прикованного к веслу человека.
***
Выходя на улицу, Алексей по привычке заглянул в почтовый ящик, – на самом дне одиноко лежал бумажный прямоугольник. Он торопливо вытащил его, поднес ближе к глазам: «Повестка. Явиться в районный военкомат для прохождения медицинского осмотра».
Алексей в недоумении потер подбородок. И только тут обратил внимание на приписку, сделанную от руки в самом низу бланка, под строчками, набранными типографским способом: «Явиться к доктору Смолянскому». Что хочет от него доктор Смолянский? Неужели, ко всем неудачам, придется ехать дождливой осенью на сборы?.. Хотя, кто знает, вынужденная ссылка могла пойти сейчас на пользу, в палаточном городке, разбитом в глуши дремучих лесов, поразмышляет, как жить дальше. Только вот из редакции его ни за что не отпустят. Ведь не сдан материал о чае...
И все же Алексей решил по дороге на работу зайти в военкомат. По опыту он знал: и неблагоприятные обстоятельства способны неожиданно сыграть добрую роль в судьбе. Вдруг именно подобный случай?!
***
Профессор стоял в очереди за шампанским. В винный магазин заглядывал крайне редко, но сегодня был повод: на днях навестит старинный приятель, ныне – гражданин Соединенных Штатов, преподаватель калифорнийского Университета.
Виктор Выготский, – так звали приятеля, – теперь уже был в возрасте, и профессор гадал: осталось ли в «Витьке», выехавшем на жительство в Штаты еще в семидесятом, что-нибудь от непоседливого, диссидентствующего – интеллектуала в неизменном черном костюме с протертыми до лоска локтями, каким он был до эмиграции. В те годы с его непримиримой по отношению к коммунистам позицией до сфабрикованного уголовного дела или психиатрической лечебницы было недалеко.
Зажатый со всех сторон небритыми, испитыми личностями, профессор подумал, что предложи ему Господь поменяться с кем-либо судьбами, выбрал бы Витьку. Жаль, не начать сначала!.. Профессор обреченно вздохнул, – тихий стон вырвался из груди.
Здоровенный, рябой мужик, стоявший впереди профессора, посмотрел на него тупым, бессмысленным взглядом. Пожилому человеку стало не по себе. И уже не сожаление, – страх заполнил душу: они узнали про расследование, его тетрадь в их руках! А ужас перед вероятным разоблачением может подтолкнуть на любые действия. Вдруг, рябой – агент?.. Как и незнакомка в библиотеке.
Не случись перед прилавком скандала, профессор точно не совладал бы с нервами, – выбежал из винного магазина на воздух. Но очередь зашумела, и это отвлекло пожилого мужчину от панических мыслей.
Минут пять назад в подвальчик винного магазина завалился вдребезги пьяный мужчина лет тридцати.
Впрочем, любой, даже самый проницательный, человек не мог уверенно определить возраст завсегдатая подвальчика. Молодежный стиль в одежде говорил: человеку примерно три десятка лет. Но лицо его изрезано глубокими морщинами, а потухшие глаза художник вполне мог изобразить на портрете древнего старца.
Ввалившись в дверь, пьянчужка, не обращая внимания на очередь, стал потихоньку протискиваться к прилавку, держа в кулаке, словно пропуск, мятый червонец. Однако взять «пузырь» побыстрее не удалось, – грубо оттолкнул верзила, чья законная очередь вот-вот подходила. Тетушки же с хозяйственными сумками в руках, – их немало было в подвальчике, – мгновенно разделились на два лагеря: одни требовали пропустить беднягу к прилавку, другие поддерживали громилу, мол, «неча уперед других...». Поднялся крик, пьянчужка растерянно посматривал то на защитников, то на загородивших ему дорогу людей.
Профессор же упорно вглядывался в измятое лицо, – доходяга кого-то напоминал... Своего отца! Если отбросить черты, прорисованные пьянством, сходство – разительное. Вячеслав Борисович разглядел характерный шрам над правой бровью, – значит, не ошибся: знавал алкоголика ребенком.
Страх уступил место воспоминаниям...
***
У профессора, в те годы главного редактора столичного издания, была «Волга», – ничего удивительного, когда хороший друг попросил забрать сына из подмосковного пионерлагеря. Мальчик отдыхал уже полмесяца. У друга, театрального критика, давно была собственная машина. Однако ее пришлось поставить в ремонт. Мальчика же понадобилось забрать из лагеря в середине смены из-за неожиданно полученного родителями приглашения на черноморскую дачу известного поэта.
Рано утром друзья выехали из Москвы, – увезти мальчика сразу после завтрака. Семьдесят километров показались небольшим расстоянием, однако встреча не состоялась, – ребенка в лагере не было.
Ознакомительная версия.
