Ознакомительная версия.
– Извини, что я на тебя накричал. Просто напугался, ну, и думал, что…
– Ничего, - кивнула Маша, - чего уж там.
Да, глядя на Ивана, трудно было поверить, что убийства в России стали обычным делом. Маше захотелось взять его за руку и сказать: "Все обойдется", - хотя она понимала, что ничего не обойдется: вот он, Сережа Волков, лежит на ковре, и уже двое мужчин склонились над ним.
– Фью, - присвистнул Абросимов.
Тоже, наверное, напуган, но вида не подает. Похож на сытого кота, с растрепанными усами, в белоснежной футболке и светло-голубых джинсах. На внезапно постаревшего кота с рекламы "китикэт", вообще - на рекламного персонажа, немного растерянного, потому что покинул привычный глянцевый мир.
– Надо вызвать милицию, - повторила Маша.
– Не надо, - решительно сказал Иван. - Мы в России милицию не любим.
Вот, подумала Маша, есть хоть что-то неизменное - недоверие к властям. Власти могут смениться, а недоверие останется. Удивительно, что, переехав в Израиль, мама решила полюбить местные власти, и общаться с ней стало совсем невозможно. Хотя, если вдуматься, все власти одинаковы, в любой стране, да и в любое время. Но полицию в Израиле Маша все-таки вызвала бы: даже Марик, при всех своих закидонах, спокойно звонил в полицию, если вечеринка у соседей сверху, шумных молодых сабров, переваливала заполночь.
– Поехали в офис, - сказал Иван, - пусть Крокодил Гена разбирается. У него свои прикормленные менты.
– Что значит "прикормленные менты"? - спросила Маша.
– Это что-то вроде домашних крыс, - объяснил Иван. - Их надо хорошо кормить, чтобы они тебя не съели.
– Домашние крысы - милейшие существа, - возразил Абросимов. - Это, считай, другая порода. Не те, что на помойках.
Он улыбнулся, и Маша снова вспомнила про телерекламу. Неясно, что бы мог рекламировать Вадим: прочность денима ливайсов, отбеливающее действие "Ариеля" или зубной блеск "Колгейта".
– В этом их отличие от ментов, - ответил ему Иван, - Тут уж как волка не корми… - Абросимов почему-то посмотрел на него осуждающе, и Иван осекся. Потом оба оглянулись на Волкова, и Вадим быстро сказал:
– Упокой, Господи, Сережину душу.
До офиса доехали быстро - всего за полчаса. Вдыхая бензиновую московскую вонь, Маша думала, что не понимает, зачем ехать на машине - ведь пробка все равно движется со скоростью пешехода. На велосипеде вышло бы куда быстрей, вот в Амстердаме все ездят на велосипедах, Марика однажды чуть не сшибли. Обычно вспоминать Марика было неприятно, но сегодня Маша предпочитала вызывать в памяти его веснушчатое худое лицо, а не поникшую тряпичной куклой фигуру Волкова.
– Как ты думаешь, когда это случилось? - спросил Билибинов.
– Поздно ночью, - ответил Абросимов, - или рано утром. Кровь уже засохла, ты же видел.
– Я говорил с ним часов в десять. По мобильному, из "Мамы Зои".
– Ну, как минимум в полдвенадцатого он еще был жив.
– Звонил тебе?
– Нет, - ответил Абросимов, - я просто видел. Из окна.
Разговаривая, они словно забыли о Маше, но теперь Иван обернулся к ней:
– Прости, что мы так говорим. Мы, на самом деле, тоже сильно переживаем. Он же был мой ближайший друг, ты знаешь.
– Да-да, - кивнула Маша и вдруг поняла: что-то с ней не так. Она злилась на маму, которая сглазила ее поездку, нервничала при виде крови, волновалась из-за того, что непонятно, где теперь жить, - но совсем не переживала. Она попыталась вспомнить, каким был Сережа Волков при жизни - и не смогла.
– Я хочу тебе сказать, что мы скорбим вместе с тобой, - продолжал Иван. - И мы, Сережины друзья, постараемся сделать все, что от нас зависит… ну, ты понимаешь.
Маша не понимала, но кивнула еще раз.
– Ты раньше была в Москве? - спросил с переднего сиденья Абросимов.
– Давно.
– Давай тогда Денис тебе покажет город. Он мастак на такие дела.
– Точно, - согласился Иван. - Я думаю, Сережа был бы рад, чтобы Денис.
– Кто это? - спросила Маша. Она бы предпочла, чтобы Иван сам показал ей город. Вот еще одно чувство, вдобавок ко всем прочим: ей нравится смотреть, как он водит машину. Если, конечно, можно считать вождением это бесконечное стояние в пробках.
– Майбах, - ответил Абросимов, - приятель мой, тоже у нас работает. Тебе понравится. Еврей, как и ты.
– Мне как-то без разницы, - ответила Маша.
– А я их вообще-то не очень, - все так же дружелюбно улыбаясь, сообщил Абросимов.
– То есть? - сказала Маша. Она не то чтобы разозлилась, но опешила. За годы в Израиле она привыкла к тому, что антисемитизм - это только статьи в газетах, пропаганда по телевизору и воспоминания о жизни в Союзе. Так в годы ее детства "Правда" писала о безработице: за границей бывает, а у нас - никогда.
Абросимов смутился.
– Да я пошутил, - сказал он. - Это же цитата, из фильма "Брат". Ты не видела, что ли? Отличное кино.
Страховая компания "Наш дом" возникла еще в начале девяностых. Два выпускника физтеха, Геннадий Семин и Олег Шевчук, основали ее, сообразив, что наработанный в альма-матерь аналитический аппарат можно применить не только к далеким от жизни проблемам физики твердого тела.
Поначалу они занялись страхованием промышленных предприятий, благо директором одного из заводов оказался дядя Гениного одноклассника. В общих чертах схема была простой - предприятие страховало все, что могло, и вносило деньги на счет "Нашего дома". После этого Гена и Олег их обналичивали и возвращали, удержав значительный процент за услуги. Что происходило с деньгами дальше, основателей "Нашего дома" не очень волновало: вероятно, что-то разбредалось по конвертам в качестве черной зарплаты, а бо?льшая часть оседала в карманах директоров. К реальному страхованию все это не имело отношения. Страховые взносы относились на себестоимость продукции, что позволяло предприятию снижать прибыль и, соответственно, платить меньше налогов.
Однако в 1995 году начались проблемы: правительство мало-помалу стало прикрывать одну лазейку за другой, так что проверенные схемы, приходилось переделывать, а то и вовсе отменять. Олег решил, что лучше продать свою долю в бизнесе, а самому вернуться к физике - тем более, что бывший научный руководитель плотно обосновался в MIT[2] и звал Олега к себе уже третий год.
Выкупив долю партнера, Геннадий сократил штат в полтора раза, вложился в рекламу и, помимо работ по старым, но модифицированным схемам, занялся продажей реальных страховок. Как правило, страховались грузы и офисы, но последние годы дело дошло до автомашин и медстраховок. Частными клиентами занималась небольшая группа, которой руководил Федор Поляков. Абросимов и Майбах были при нем сейлами.
Денис Майбах в свое время пришел в "Наш дом" заниматься дизайном и рекламой, но незадолго до проведенного Геной сокращения обнаружил в себе дар беседовать с людьми, продавая им в два раза больше, чем они собирались купить. Когда Геннадий отказался от идеи самим делать рекламу и обратился к "Юнайтед Кампейнз", он не уволил Дениса, а перевел в сейлы. Тут Майбах расцвел и, помимо прочего, завел дружбу с Вадимом Абросимовым. Вадим был на пять лет старше, но оба постепенно вступали в возраст, когда такая разница не имела значения. Фразу, начатую одним, другой подхватывал и продолжал - но теперь, услышав о смерти Волкова, Денис не знал, что сказать.
В мире, где он жил последние годы, смерти не было места. Иногда Денис слышал, что умер кто-то из старых, почти забытых друзей - овердоз или самоубийство, - но это были люди из прошлой жизни, прошлой именно потому, что драйв и веселье в ней закончились давно, а на смену пришла гнетущая духота. Денис покинул старую жизнь без сожаления и, оказавшись в "Нашем доме", радовался, что избежал и распада веселого кайфа беззаботных шалопаев, и адреналиновой гонки большого постперестроечного бизнеса, где одинаково легко было стать миллионером и покойником, а чаще - сначала одним, потом другим.
Теперь смерть существовала только строчкой в полисе или в перечне услуг из рекламного буклета: "страхование на случай смерти", как раз между машиной и жильем. Казалось, включенная в полис, смерть создает проблем не больше, чем разбитое окно в Денисовом "ниссане". Вот уже второй день без машины, в мастерскую никак не привезут новое стекло, но в общем-то нет причин волноваться. Да, конечно, Денис знал, что ни страховка, ни костюм от "Бриони", ни туфли от "Джанни Барбатео" не спасают от смерти, - но это было пустое знание, за которым до сегодняшнего дня не стояло никакого живого ощущения. До сегодняшнего дня в том мире, где теперь жил Денис, смерти не было, и когда внезапно умер - более того, был убит - именно Сережа Волков, ткань мира как-то расползлась.
Такие люди, как Сережа Волков, не должны умирать. Они not designed for death, не сконструированы для смерти. И тем более - для насильственной. Те, кому суждено получить пулю, занимались совсем другими делами. Еще лет восемь назад они припали к источникам больших энергий - деньгам, криминалу, наркотикам, - и когда эта энергия шла горлом, захлебывались кровью и умирали от выстрела, подстроенной аварии или взрыва. Если Сереже Волкову и не хватало чего-то в жизни, так этой самой энергии: он был обаятелен, мягок, ироничен - но никогда Денис не видел в нем возбуждения и драйва. Впрочем, может быть, девушки видели.
Ознакомительная версия.
