Тихо, мирно, даже уютно было вечером в доме Ивановых. Коля ремонтировал прялку, на которую Федька упал однажды и сломал, тетка Соня штопала чулок, Федька собирался на дело. Он не пил четвертый день. В такие перерывы Федька начинал уважать себя и, как следствие, важничать. А Колино известие о двух мешках комбикорма, которые предстояло сегодня упереть с фермы, вызвало еще и прилив энтузиазма.
- Слышь, мам, - лукаво улыбаясь, обратился он к тетке Соне. - Если так дальше пойдет, осенью свадьбу играть придется!
Тетка Соня оторвалась от скучного рукоделья, подняла на лоб очки, перемотанные изолентой в нескольких местах, посмотрела на Федьку, не понимая, о чем это он.
Федька обнажил железные свои челюсти.
- А чего, отдадим Коляна за Верку? За два мешка комбикорма! Калым!
Тетка Соня нахмурилась и опустила очки.
- Буровишь, что зря. Прошлый год геологи тут у нас работали, терли ее кому не лень. Домой водила. Бабка за занавеской, а она... - Тетка Соня снова оторвалась от штопки и сообщила полушепотом: - Деньги, говорят, брала... Ты, Федь, не знаешь, ты сидел тогда, а она...
- Чего там знать-то? Проститутка она и есть проститутка, - весело и просто рассудил Федька. Он собирался развить интересную тему, но Коля его перебил.
- Нефть искали? - обратился он с вопросом к тетке Соне.
- Кто? - не поняла она.
- Геологи.
- Не нефть, а эти, как их... - Тетка Соня поморщила лоб, вспоминая.
- Алмазы, - подсказал Федька недовольно.
- Нашли? - спросил Коля.
- А то! Полно, говорят. Тут, под нами, полно алмазов этих.
Тетка Соня громко вздохнула:
- Не знаю, чего они там нашли, а я всю жизнь в земле ковырялась, а хоть бы один... Поглядеть бы хоть, какой он...
Федька развеселился - засмеялся хрипло, с кашлем.
- Ну ты, мам, даешь! Они же глубоко, это ж бурить надо!
- Бурить... - недовольно повторила тетка Соня, закрывая эту бессмысленную тему, и обратилась к Коле: - Сынок, а ты чего ж не собираешься? Федька вон уже собрался.
Тут все и началось.
- Я не пойду, мама, - сказал Коля тихо.
- Как не пойдешь? - не поняла тетка Соня.
- Я не пойду воровать, - объяснил Коля громче.
Федька улыбнулся:
- У кого воровать-то? У колхоза? У государства этого вонючего? Да оно из народа все соки вытянуло, у него украсть - на том свете зачтется! - Федька даже плюнул с досады.
Тетка Соня поднялась с табурета, подошла к Коле, погладила его по голове и заговорила - виновато и горестно:
- Сынок... Колюшка... Это ж комбикорм, его не купишь, да и не на что. А у нас корова никак не раздоится, ты же знаешь... Нехорошо, ясное дело, нехорошо, а жить-то нам надо?
- Я не пойду, - еще раз сказал Коля.
Тетка Соня опустила руку, которой Колю по голове гладила, и, не зная, что еще говорить и что делать, вернулась к своему табурету и тяжело на него опустилась.
- Ты! Щенок! - заорал Федька и подскочил к Коле: - Тебя поймают - ничего не будет, а меня поймают - срок намотают! Да ты не будешь воровать, ты будешь только на шухере стоять, понял?
Коля не отвечал, но было понятно, что ответ его преж-ний.
Федька отошел от брата, сдерживая себя, и обратился к матери:
- Во, мам! Я тебе говорю - мы с этим мусульманином еще нахлебаемся!
- Ничего, я с тобой пойду, - решила тетка Соня и поднялась.
- Да куда ты пойдешь! - заорал Федька. - Ты по двору еле ползаешь!
- Ничего, докултыхаю. - Тетка Соня уже надевала свой рабочий грязный халат.
И тогда Федька снова подскочил к Коле, поднес к его носу свой здоровенный костяной кулачище с вытатуированными на пальцах четырьмя перстнями и спросил:
- Говори последний раз - пойдешь или нет? - Он даже захрипел от злости, и глаза его побелели.
Коля опустил голову и последний раз сказал:
- Нет.
Федька взвыл, развернулся на пятке и, не зная, куда деть скопившуюся в кулаке злость, врезал по дверному косяку так, что дом зашатался.
Такой вот выдался денек... Лучше бы его и не было.
На другой день тетка Соня заставила Колю поехать в военкомат за медалью. "А то, - сказала она, - кому другому отдадут". О вчерашнем не вспоминала и Федьке наказала забыть.
Федька мать послушался и даже дал Коле свой велосипед доехать до города, так как была среда - у автобуса выходной. Правда, прежде Федька долго мурыжил брата: мол, нельзя оставлять велосипед без присмотра, потому что кругом воры, а если кто спросит, где он этот велосипед взял, послать того подальше.
Коля терпеливо слушал и на периодически повторяемый Федькин вопрос: "Понял?" отвечал: "Понял".
У въезда в город Коля помолился в редкой березовой рощице. Он не обратил внимания на то, что встретившиеся ему на полпути красные "Жигули", пропустив его, остановились и, чуть погодя, поехали за ним следом. А когда он молился в роще, машина встала на дороге, и этого Коля тоже не заметил.
Он въехал в пустынный двор военкомата, оставил велосипед у входа и вошел в полутемное прохладное помещение, пахнущее бумагой и гуталином. Было тихо и пусто. Коля нерешительно подергал ручки дверей, постоял в задумчивости и, облегченно вздохнув, направился к выходу, как вдруг услышал из-за ближайшей к нему двери глухой грубый голос:
- Кто?
Коля даже вздрогнул.
- Кто?! - громче и грубее потребовал ответа тот же голос.
- Я... - отозвался Коля.
Видимо, этого человеку за дверью было достаточно - в замке заскрежетал ключ, и дверь распахнулась. В проеме стоял, широко расставив ноги и сцепив руки за спиной, военком.
- Здравствуйте, - сказал Коля и сделал попытку улыбнуться.
Военком промолчал в ответ, сделав два шага в глубь кабинета и тем самым приглашая Колю войти.
А меж тем во дворе военкомата разыгрывался спектакль одного актера, который считал, что зрителей у него нет. Щуплый белобрысый подросток увидел с улицы стоящий у дверей военкомата велосипед, глянул по сторонам, подошел к велосипеду ленивой походкой, потрогал рукой - проверил, хорошо ли накачаны шины, нехотя взобрался на сиденье и медленно поехал своей дорогой. Он не оглядывался и потому не видел, что красный "жигуль", в котором сидел за рулем мужчина в кожаной куртке и черных очках, двинулся за ним следом.
Коля вошел и остановился посредине. Кабинет был большим и полутемным из-за зашторенных окон.
Широко шагая, военком подошел к окну, отдернул занавеску и замер, стоя у окна и сцепив за спиной руки. Шли минуты. Где-то пробили двенадцать часы, где-то пропикало радио и стали передавать последние известия.
Коля переступил с ноги на ногу. Ему очень хотелось уйти. Военком продолжал стоять, как изваяние. Коля громко вздохнул, решившись, и, пробормотав: "До свидания", двинулся к двери.
- Стоять! - хрипло скомандовал военком, и Коля остановился. Военком развернулся, широко шагая, подошел к высокому металлическому шкафу, вытащил из глубокого кармана галифе гремящую связку ключей, открыл его, достал маленькую картонную коробочку и удостоверение, проверил, на месте ли медаль, раскрыл удостоверение и прочитал глухим, неожиданно взволнованным голосом:
- Иванов... Николай... Григорьевич...
После этого он отдал Коле награду и крепко, до боли пожал руку.
Коля увидел вблизи глаза военкома. Они были красными, как у кролика, и страдающими. Только теперь Коля понял, что военком пьян.
А тот решительно подошел к своему столу, наклонился и поставил ополовиненную бутылку водки и стаканы, сначала один, потом другой.
- Надо обмыть, - объяснил он серьезно, очень серьезно, разливая поровну водку в стаканы.
- Я не пью, - сказал Коля.
Военком понимающе кивнул и, сильно сморщившись от какой-то подступившей внутренней своей боли, попросил:
- Тогда посиди просто.
Коля подошел и сел на стул напротив.
Военком вылил содержимое одного стакана в другой, осторожно, чтобы не пролить, поднес его к губам и выпил до дна - медленно и мучительно.
Несколько секунд он сидел неподвижно, не дыша и зажмурившись, после чего громко вздохнул, открыл глаза и внимательно посмотрел на Колю.
- Ну, что? - заговорил он, хмуря лоб. - Как дальше жить будем? Я спрашиваю! - перешел он вдруг на крик.
Он ждал ответа, требовал его.
Коля нерешительно пожал плечами.
- Не знаешь? - зашептал военком, подавшись через стол к Коле. - Ну, вот и я не знаю... - Он усмехнулся, склонил голову набок и заговорил вдруг неожиданно доверительно: - А помнишь, помнишь, как мы на параде шли? По Красной площади... Ты не шел, а я шел... "Здравствуйте, товарищи артиллеристы!" - "Здравия желаем, товарищ Маршал Советского Союза!" "Поздравляю вас с пятьдесят третьей годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции!" - "Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!" Вся планета, вся планета замирала, когда мы "ура" кричали...
Военком вздохнул и замолчал, думая.
- А что теперь? - вновь обратился он с вопросом к Коле. - Ты видишь, я здесь один. Остальные - на сене. На сене, вместо того чтобы мобилизационной работой заниматься... А ты знаешь, что у нас этой весной сорок три процента набор? Сорок три! Из них тридцать - недотыки дефективные, по пьяни под трактором заделанные... Значит, тринадцать осталось, чертова дюжина... Вот и считай...
