Ее стеснительность покорила меня, и пути назад не было.
А дальше было страшное. Нет, не в том смысле. Все получилось.
Но ничего не почувствовал, и Настя это почувствовала. Это было похоже на… соревнование, что ли?! Творческая мастурбация. Фальшивое. Страшное.
Когда я покидал маленький курортный городок, Селина уже терлась рядом с мускулистым парнишкой в сетчатой майке и цветастых бриджах. Нимфа.
Я излечился, вник, что хочу иных отношений. Но не знал, где их взять.
И я двинул к дому. Когда я вошел в квартиру, то услышал, что родители смеются. А ночью они вдруг занялись любовью. Именно в ту ночь мне были невыносимы эти звуки.
Всхлипы, стоны, приглушенный смех. Всхлипы, стоны…
Я выбрался из детской, закрылся в кухне и включил телевизор.
Шла программа о танцах. Среди прочих роликов-образцов был и тот, из того фильма: Траволта и молодая Ума Турман реально отжигали.
Тарантино – шикарный дядька. После разговора с Алисой (имя татуированной соседки в футболке Beatles) я прочитал биографию и несколько сценариев (“Бешеные псы”, “Криминальное чтиво” и “Джеки Браун”), досмотрел до конца два фильма (“Убить Билла-1” и “Убить Билла-2”). Или это считается за один фильм?
У нас с Квентином много общего: ненависть к школам и восьмичасовым должностям, оба любим прибавлять к словосочетанию футбольный матчопределение – идиотский и боимся крыс. Но шикарным дядькой его назвал не поэтому. Фильмы Тарантино – хрень дикая. Жанровое стебалово. И вот именно из-за этого мое восхищение гениальной личностью достигло запределов. Екнуться: жил-был необразованный парень, смотрел кино, убирал какашки за животными, писал себе любительские сценарии и снимал домашнее видео. Да у меня девяносто процентов знакомых – такие! Такие, а не такие. Никто из моих знакомых не продал эти любительские сценарии за несколько десятков тысяч долларов и не снял потом “Бешеных псов”. А какашки за псами убирал почти каждый. Тарантино сумел внушить всем вокруг, что его фильмы – Нечто, срубил бабла, обошел в Каннах в 1994 году нашего Михалкова и породил тьму-тьмущую убогих подражателей-продолжателей…
За размышлениями о киномане Квентине на какое-то время отвлекся от моего глубокого финансового кризиса. На финальную стошку купил пачку чая, пачку рафинада и хлеба: белого и черного. С работой творилось непонятное. Работодатели на собеседования звали, но, едва завидев мое лицо, почему-то ставили на анкете жирный крест. Не брали никуда, куда не то чтобы хотел… где я потенциально мог бы трудиться. Через две недели месяц закончится, а в долг таким, как я, жить не дают. Нервы здорово напрягались.
Я бесцельно кликал на джобовские ссылки и пил сладкий-пресладкий чай из закопченной алюминиевой кружки. Жевал хлеб. Любой поэт-аристократ из просвещенного столетия давно бы пустил себе пулю в лоб. И в мыслях не унизился бы до тяжелого физического труда. Наверное, у аристократических поэтов по определению руки из жопы росли.
А я вот кровать починил…
Моя плебейская сущность жаждала быть. Без регистрации и связей она стремилась укрепиться в городе Петра. Я кликал и кликал. Положительного результата не было.
Ради смеха набрал в поиске: сценаристы. В единственной предложенной теме прочел: требуется сценарист, задача – написания короткометражных ситуационных комедий для юмористического телеканала, оплата – достойная.
– Нет, – вслух подумал я. – Нет, нет… и не думай вообще!
В памяти всплыл образ голимого писателя Феклиста и данное мною обещание. Да и все равно не возьмут. И чувства юмора у меня нет. А разве сценарист и писатель – это одно и то же?! Порылся в энциклопедии и выяснил: не одно. Разные профессии. Как хирург и психиатр. Корень общий, а – лучше не путать…
Набрал указанный номер мобильного:
– Алло, – сказал в трубке выразительный женский голос.
– Здрасьте. Я по поводу работы…
Минут через пять мы договорились до того, что я приду на собеседование и возьму тестовое задание: нужно будет расписать серию, в которой с тремя главными персонажами случается заданная история, которую каждый из них видит и пересказывает по-своему.
В конце сценария я должен предложить истинный вариант хода событий, отличный от версий персонажей. И чтоб было смешно. Ситком.
– А сколько вы за серию платите?
– Ну, понимаете, бюджет ограничен, – вздохнул в трубке женский голос. – Поэтому за серию мы платим… – и назвала сумму моей месячной зарплаты на прошлой работе.
– Да, негусто, – сказал я. – Но – понимаю. Кризис…
Денег на метро не было. А окопались телевизионщики на Петроградской стороне. Часа полтора пешком. Утром я встал пораньше, принял душ, побрился тупым станком и сбрызнулся остатками одеколона. Надел чистую рубашку. Весь предыдущий вечер изучал учебники по сценарному мастерству и от массы полученных знаний чувствовал себя некомфортно. Признанным шедевром в учебниках считалась трилогия “Крестный отец”.
Дверь я притер поплотнее: замок по-прежнему не закрывался. И пошел.
Во евродворике из красивой дорогой машины пел Рома Зверь. В смысле – пел он из магнитолы. Я подумал, что Рома похож на молодого Аль Пачино из “Крестного”. Отпер ворота и пошел дальше. Когда я был у площади Восстания, зарядил дождь со снегом, и он не прекращался потом весь день. Хромать начал у Адмиралтейства. Чуть великоватый ботинок-гад натер левую пятку. Плюс: из-за попытки переждать ненастье в книжном – опаздывал. На Ждановской мне уже мерещилось, что в ботинках хлюпает кровища…
Обладательницу голоса величали Аллой Селипердовой. Юркая сутуловатая шатенка в очках и деловом костюме. В комнату для собеседований набилось человек пятнадцать. Лица соискателей излучали шибкий интеллект и недюжинное чувство юмора. Лица эти задавали Алле всякие умные вопросы, складывали камеры из больших и указательных пальцев…
Я перенервничал. Взял предложенную серию: по условию три товарища сидели загипсованные в коридоре больницы – и вышел вон. На выполнение задачи – четыре дня.
На обратном пути встретил закадычного школьного приятеля по фамилии Ильясов.
Ильясов – понятно, татарин. Всегда называл его по фамилии. В моем босоногом детстве он носил белую рубашку, стильный серый жилет и черную бабочку. В настоящем – короткая стрижка, что называется, бобриком, хитрые узкие глаза, крупные, желтоватые от табака зубы и пальцы; одет в потертые джинсы и куртку с меховым воротником. На ногах – добротные сапоги. Дела у приятеля явно шли лучше…
Ильясов обрадовался встрече. Накормил гамбургерами, напоил кока-колой и позвал в гости. Я не видел никакой причины, чтобы отказываться.
Трехкомнатная квартира, которую он снимал в доме под снос, была в Дегтярном переулке. Он жил со своей девушкой и младшим братом.
Но девушка уехала к маме, а братик – в Москву на концерт любимой группы. Тем вечером могли смело напиться вдвоем. До армии Ильясов не пил алкоголя в принципе и нынче будто наверстывал упущенное…
– Питер новых людей тяжело принимает, – говорил Ильясов, разливая водку по стаканам. – Меня когда из института выгнали, а домой возвращаться было в падлу, и денег ни копейки… И из общаги поперли…
Выгнали его вроде бы из Института речного транспорта. Я подвинул к себе тарелку с хлебом, огурцами и копченой колбасой. Выпил. Пищевод окатило горячей волной.
– …Тогда один вареный горох две недели жрал. Желудок стал, – он сложил пальцы в крохотное колечко, – вот такусенький, мля. В ремне две новых дырки провертел.
Я бесстыдно съел пару самых значительных колбасинок.
– А потом маме надоело, что я слоняюсь где и как попало. Она взяла мои документы и отнесла их в военкомат. Через три дня поезд мчал меня к будущей службе. Вот так.
Ильясов выдохнул, хлопнул водочки и, не морщась, занюхал неторопливо кусочком хлеба. Огурцы и колбасу он оставлял без внимания. На мое счастье.
– И как в армии?
– По-разному. Когда на штыках с дневальными сражался, когда болты пинал…
– А теперь чем занимаешься?
Приятель усмехнулся, встал из-за стола и подошел к аквариуму.
Там плавали тупые цветастые рыбки. Ильясов включил подсветку, стал сыпать питомцам корм. Рыбки скопом ринулись к поверхности, жадно разевая рты.
– Хочешь послушать. Ну, слушай…
После армейских приключений дух Ильясова закалился. Он готов был вгрызаться в жизнь, ползти вверх, к неопределенной, но столь желанной вершине, ломая ногти и обливаясь кровавым потом. Он снова отправился на покорение Петербурга.
Особо не церемонясь, Ильясов устроился в контору по расклейке плакатов. Работа эта грязная. Но кто бы, интересно, предложил чистую узкоглазому парню с незаконченным высшим? Суть расклейщика в систематической борьбе с общественным порядком. Он клеит рекламные листки с изображением поп- и рок-звезд, заказанные клубом, где эти звезды будут выступать, и сразу по выполнении работы получает свои небольшие, но стабильные деньги.
