Ознакомительная версия.
Я убью его – без всяких моральных и прочих проблем. Он заслуживает смерти, и жалости у меня к нему нет. А убить – это несложно, не надо быть профессионалом, надо просто этого захотеть. Я это понял в какой-то момент. Понял, что да, смогу, и это несложно. Вернее, я понял, что если по-настоящему захотеть, то можно сделать все. Даже убить. Тем более, когда есть, за что.
Он разрушил ее. Вернее, ее еще не было. Была аморфная масса, «глина». И он слепил из нее кусок говна, и получилось бы еще большее говно, если б она не сопротивлялась.
«Книжки ваши, музыка классическая – все это говно. Это кончилось, это неактуально. Ну, базарили люди, книги читали, в театры ходили, а что из этого получилось? А те, кто книжки эти писал и спектакли делал, они вас просто наебывали, а сами жили в свое удовольствие. Они и сейчас хорошо живут. Страна в говне, а им все до жопы. Люди на заводе вкалывали, а они – книжки, театры».
«Я сам раньше таким был, давно. Романтиком, бля. Алые паруса, стихи и прочая поебень. Все это кончилось. Пиздец. Сейчас – новые времена. Сейчас есть одно, самое главное. Это деньги. И если ты можешь их заработать, ты выживаешь, если нет – ты в конце. А вы можете сидеть там в своих академиях, писать книжки, сколько хотите. Я знаю одно: без денег вы – говно».
«Все изменилось. Теперь мужик – это мужик. При «совке» он мог получать меньше бабы, а если и больше, все равно мало. Некоторые «крутились», но мало. А сейчас я понимаю, что я – мужик. Что я могу заработать, что моя жена никогда не будет работать».
И она ему верила. Думала, что так и надо. Что всякая ерунда вроде новой машины и отдыха на островах – это и есть настоящее. То, ради чего жить. И до сих пор верит, хоть уже и не так.
Он убедил ее бросить музыку. «Что ты скрипкой своей заработаешь? Ничего. За границу сможешь уехать? С концертами ездить? Хуйня это. Для этого надо быть гением, бля. Музыкантов море, а уехали – единицы. Остальные здесь, все в жопе торчат».
«А все эти неформалы и волосатые – это чмо. Надели тряпки из «секонд-хэнда», денег у родителей спиздили, потом пьют или ширяются – мудаки».
Она ушла от него. Не сразу, а через год. Он женился на парикмахерше, у него родился ребенок. Они все равно потом виделись с Таней время от времени. Он водил ее в кабаки, поил мартини и водкой, потом вез в чью-нибудь чужую квартиру ебать.
А потом она уехала в другой город. Бросила консерваторию, поступила в экономический институт, чтобы получить хорошую профессию и зарабатывать много денег.
Не знаю, любила она его или нет. Но она поверила ему. А он научил ее жить. Стал самым главным и настоящим. Но никогда не любил. Потому она и ушла. Но запомнила его поучения, много раз повторяла мне его фразы. Но хуже всего, что она во все это поверила.
Она не любит меня. Я ей не подхожу. С моими книжками, философией и андеграундом. Без интереса к карьере, успеху и бабкам. Чтобы зарабатывать бабки, всегда нужно делать что-то такое, что делать в лом.
А его я убью. Серым тусклым ноябрьским утром, когда уже холодно и старухи уже не сидят у подъездов, я его подкараулю. Прислонюсь к батарее в подъезде, чтобы согреться. Вздрогну, когда щелкнет замок – вдруг не он? Но это будет именно он. Гляну в лицо, пока он будет спускаться по лестнице, а рука уже на курке, а пистолет – в пакете. И несколько выстрелов-щелчков: никто не услышит, а услышат – не поймут, что это было. Он упадет, я брошу пакет с пистолетом и не спеша выйду на улицу, пройду через пустыри, мимо гаражей, в соседний микрорайон, а оттуда – на троллейбусе на автовокзал. И вот уже дождь за окном автобуса, грязное шоссе и мокрые голые деревья.
Двадцатого апреля к нам в город приехали панки, чтобы праздновать день рожденья Гитлера. Я ничего про это не знал, просто шел по центру и увидел, что на проспекте Мира – драка, прямо посредине проспекта. Некоторые из дерущихся были обычными пацанами, а некоторые – с сережками и выбритыми висками.
Машины на проспекте остановились и сигналили, но никто на них не обращал внимания. Подъехал ментовский «козел», но три мента не могли ничего сделать против сотни дерущихся.
Я остановился и наблюдал за дракой, и вокруг меня прохожие тоже остановились и смотрели. Некоторые говорили:
– Что это за безобразие, в центре города? Куда смотрит милиция?
Потом приехали еще менты на трех машинах и стали хватать тех, кто дрался, а они разбегались в разные стороны. Прохожие начали расходиться и я тоже ушел.
* * *
На следующий день одноклассники рассказали, что те, что с сережками и выбритыми висками, это панки. Они приехали праздновать день Гитлера, но местные пацаны встретили их, как надо. Двое наших, Бык и Свирепый, тоже ездили драться с панками.
Ленка, соседка по парте, сказала мне на уроке истории:
– Это были ненастоящие панки. Настоящие день Гитлера не празднуют. Мне брат сказал. Настоящие не такие, они – нормальные, не то, что эти гопники.
Она зовет гопниками Быка и Свирепого, и всех других пацанов, которые ездят драться за наш район. А Ленкин брат учится в пединституте. Он ушел от родителей в общежитие, потому что они его вечно пилили за длинные волосы и за музыку, которую он слушал. Его и в милицию несколько раз забирали за буржуазные ценности. Но это раньше, сейчас за это не забирают.
Мы с Ленкой сидим за одной партой почти восемь лет, с первого класса. Нас раньше всегда дразнили «теретеретеста, жених и невеста». На самом деле мы вообще не дружили, часто ругались и могли не разговаривать неделю и больше, хоть и сидели рядом. А в восьмом классе так получилось, что только я и она учимся хорошо и делаем все уроки. Тогда мы стали списывать друг у друга, чтоб меньше было домашней работы. Договаривались заранее, кто будет алгебру делать, а кто – химию. А иногда Ленка приносила в школу иностранные журналы про музыку, которые брат ей давал почитать. Мы с ней смотрели их на географии или на химии.
* * *
Дня через два после «дня Гитлера» Ленка принесла мне кассету. Сказала, что это «панк-рок», а группа называется «Секс пистолз» – «сексуальные пистолеты». Она мне и раньше давала послушать всякий рок – и «Лед Зеппелин», и «Пинк Флоид», и «Битлз». Но когда я пришел домой, вставил кассету в свою «Весну» и включил, мне она понравилась больше, чем все остальное. Я стал скакать по комнате и махать руками, и соседка снизу, тетя Шура, застучала по батарее.
Назавтра в школе я сказал Ленке:
– Да, это классная музыка.
– Да, ты прав. Это – клево. Вот это настоящие панки. В наших газетах про них пишут, что они, хоть и протестуют против буржуазной действительности, но все равно дегенераты и моральные уроды. А мне брат рассказал, что это они специально – одеваются так и стригутся, чтобы всех раздражать, чтобы все их ненавидели. А нас с тобой тоже ведь ненавидят, за то, что мы учимся хорошо и за то, что из нормальной семьи. И учителя тоже нас ненавидят, потому что мы много болтаем такого, что им неприятно.
– Откуда ты знаешь?
– Все знают. Но это все ерунда. Если хочешь, приходи сегодня ко мне, послушаем музыку – мне брат много кассет принес. Родители эту музыку ненавидят, но сегодня их дома не будет.
Ленкин отец – учитель математики и алкоголик. Про него говорят, что он много раз попадал в вытрезвитель, и что за это его выгоняли с нормальной работы. Сейчас он работает сторожем. А еще, он – бывший поэт, и его стихи лет десять назад или больше печатали в городской газете. Ленка ненавидит своих родителей, а они ненавидят ее. Они ругают ее постоянно за то, что у нее поведение «неуд». Ленка, хоть и отличница, но ругается с учителями и задает им вопросы с подколкой. В седьмом классе ей не дали за поведение похвальную грамоту, хоть у нее были и все пятерки. Классная говорит, что после десятого ей напишут такую характеристику, что ни в один институт не возьмут. Но Ленка всегда ей отвечает:
– Ну и пусть. Мне все равно.
А я, наоборот, веду себя тихо, и Классная часто приводит меня в пример. Мне тогда стыдно, противно и неприятно.
* * *
Ленка угостила меня вином. Мы пили из больших граненых стаканов. Я никогда раньше не пил вино, только шампанское иногда, за столом на семейных праздниках.
Ленка сказала:
– Ты только не думай, мы целоваться не будем и ничего другого. Даже не думай. Если полезешь – сразу выгоню и дружить с тобой больше не буду и брату скажу, чтобы он тебе набил морду. Но ты все равно лучше, чем все эти колхозники и кретины.
Ленка включила «Секс Пистолз» на полную громкость.
Я спросил:
– А соседи не прибегут?
– Прибегут. Только мы им не откроем. Если только милицию вызовут – тогда придется открыть.
Мы выпили еще понемногу, потом Ленка сказала:
– Ты же умный, ты должен понять, что это все лажа. Только музыка – класс, такая, как эта. И те, кто ее слушают, то есть, панки, тоже классные. Давай мы с тобой будем панками? Или ты испугался? А я не боюсь. И вообще, я сильнее тебя. Можем с тобой побороться.
Ознакомительная версия.
