— Ты что, не видишь?! — обернулся он на ходу. — Стражники!.. Сюда, за мной давай!
С дороги спускалась довольно странная процессия. Три топтуна тащили сколоченное из тонких брёвен сооружение, напоминающее небольшой загон для скота, к углам которого приделаны колёса. На боковых брёвнах с каждой стороны сидело по пять человек, вооружённых копьями и мечами. Ещё один шёл впереди — вёл топтунов за собой. Судя по всему, стражниками являлись именно они. Оборвыш впервые видел стражников. А внутри загона брело несколько полуголых людей. Очевидно, это был особый загон — для двуногого скота.
— Но мы не сделали ничего плохого! — удивился Оборвыш, догнав Пузыря. — Почему нужно прятаться?
— Дурень! — сипло зашептал он. — Это же сборщики солдат!
Оборвыш оглянулся. Странное сооружение двигалось прямёхонько по их следам. При этом отряд стражников разделился: пятеро остались сидеть на стенках загона, а пятеро спрыгнули и бодро зашагали вперёд. Те, что спрыгнули, быстро приближались.
— Они идут за нами, — сказал Оборвыш спокойно. — Догоняют.
— Тьфу! — плюнул Пузырь. — Вот попались!
Небо уже вспыхивало непрерывно, корчилось в адском пламени. Сзади раздался окрик:
— Эй, стойте!
— Всё, — тоскливо сказал Пузырь, останавливаясь. — Приехали, — он вытащил из-под мешков два топора, один решительно вскинул себе на плечо, приняв боевую стойку, другой протянул Оборвышу. Тот безропотно взял топор, успев только подумать: «Зачем он мне?» Стражники опасливо встали поодаль: слишком грозный облик имел Пузырь. К тому же и Оборвыш не казался сколько-нибудь напуганным, что также настораживало. Старший выступил вперёд. Остальные безучастно взирали на пойманную добычу.
— Добрые люди! — произнёс он миролюбиво. — Отчего вы так неласково встречаете путников на этой скучной дороге? Мы не воры. Мы на службе государственной.
— Что вам нужно? — хрипло спросил Пузырь.
— Сожги меня сияние, если мы желаем вам зла, — засмеялся старший. — Мы сразу поняли, что вы солидные уважаемые люди, — поясняя свою мысль, он ткнул пальцем в сторону повозок.
— Мы занимаемся нужным для всех делом, — осторожно подтвердил Пузырь. Он стоял не шевелясь, ничуть не теряя бдительности.
— Я и говорю, — терпеливо подтвердил стражник, — мы не причиним зла таким солидным людям. Так что лучше не оскорбляйте нас видом обнажённого оружия.
Пузырь опустил топор.
— На дороге всякое бывает, — объяснил он. — Вы что-то хотели от нас, господин старший?
— Я младший, — улыбнулся стражник.
— Как?
— Младший воевода городской стражи, — горделиво назвал он своё звание. — Я просто хотел побеседовать с приятными людьми, скоротать время вынужденной остановки.
Он обошёл вокруг повозок, с любопытством посматривая на мешки, похлопал топтуна по лоснящемуся боку. Между тем подоспела отставшая часть отряда, расположилась возле соседнего лиственника. Люди в загоне утомлённо опустились на траву, их надсмотрщики принялись громко разговаривать.
— Вы знаете, — пожаловался стражник, — у нас такая противная работа! Собираем всякий сброд по деревням, да всякую дорожную грязь, а потом делаем из них солдат… — он вдруг круто обернулся и смерил Пузыря хищным взглядом. Голос его наполнился беспредельной властью. — Кстати, толстяк, из тебя вышел бы отменный солдат! Топор ты держал здорово.
Пузырь странно задёргался.
— Шучу, не бойся, — ухмыльнулся стражник, обретая прежнее добродушие. — Я вообще люблю шутить.
— А что вы ещё любите? — слегка заикаясь, выдавил Пузырь. Стражник закатил глаза и произнёс мечтательно:
— Ну-у! Что я ещё люблю… Покурить, например, люблю. Ляжешь на траву, сунешь в рот хорошую закруточку, затянешься как следует, и забудешь про эту гадостную службу.
— Господин младший воевода, — обрадовался Пузырь. — Я вчера выменял немного курительного порошка. Не откажитесь принять в дар! Я скромный перекупщик, и я впервые встречаюсь со столь важным человеком, — он снял с повозки мешочек и угодливо положил к ногам господина младшего воеводы.
— О! — воскликнул тот. — Польщён! А ребят моих не угостишь ли, а то нехорошо как-то получается.
Пузырь послушно поднёс ещё один мешочек.
— Вот добрый человек! — объявил стражник. — Ребята, смотрите, что у нас теперь есть! Жалко только, что без бумаги, — он коротко вздохнул. — Ну да ладно, мы же не Верховные воеводы, правда? Обойдёмся листьями… — и мгновенно потерял к Пузырю всякий интерес.
Оборвыш, пока петля не затянулась на его шее, тихонько стоял возле лиственника и напряжённо искал способ выпутаться. Он прекрасно понимал происходящее. Он чётко сознавал своё положение. Он помнил — на свете нет ничего дороже содержимого его заплечника. Но, увы, когда этот скользкий человек, облечённый малой властью, поманил Оборвыша к себе, выход не был найден. Он подошёл к стражнику. Тот предложил, мирно скалясь:
— А ты чего в стороне скучаешь? Не робей, присоединяйся к нам.
— Спасибо, — сказал Оборвыш.
— Как у тебя движется перекупля? Удачно?
Оборвыш твёрдо ответил:
— Я не перекупщик. У меня ничего нет. Совсем ничего.
Господин младший воевода удивился:
— Чья же тогда это повозка?
— Обе повозки мои, — вступил в разговор Пузырь.
— Ах, вот как! — стражник нахмурился. — А я никак не мог понять, чего он такой тощий…
Молчание было бесконечным. Сборщик солдат думал.
— Парень, и тебе не стыдно? — наконец, мягко заметил он. — Когда наш народ, выбиваясь из сил, готовится отражать атаки ненавистных иноверцев, ты шляешься без дела по дорогам.
— У меня важное дело, — возразил Оборвыш.
— Есть только три важных дела, — немедленно откликнулся собеседник. — Управлять, кормить и воевать. Я управляю. Твой приятель кормит, — он шлёпнул Пузыря по заду. — Остальные должны воевать. Тебе повезло, парень. У нас как раз имеется одно свободное место, специально для тебя. Сожги меня сияние, если мы не сделаем из тебя солдата.
Оборвыш засмеялся. Он уже знал, что надо делать, поэтому ехидно спросил:
— Интересно, как вы умудряетесь заставлять домашний скот защищать свой народ? Вбиваете палками готовность умереть за ваш курительный порошок?
— Молчать, — спокойно сказал господин младший воевода.
Пузырь подскочил к Оборвышу и, оглушив, вогнал дикий шёпот в самое его ухо:
— Дурень! Отдай им немного бумаги, и они отвяжутся! Пусть курят бумажные закрутки, пусть давятся! А если тебе жалко чистую, отдай исчирканную, им же всё равно, дурень!
— Отойди от этого червяка, — брезгливо приказал стражник. — Он недостоин тебя, — и крикнул лениво переминающимся с ноги на ногу пустоголовым теням.
— Ребята, одного берём! Тощего!
Пузырь с ненависть посмотрел на Оборвыша. Потом забормотал, обуздывая жадность:
— Господин воевода, подождите, может быть вам ещё что-нибудь надо, так вы скажите, я попробую достать, а дружка моего не слушайте, он дурачок, ходит при мне, помогает, отпустите вы его, господин младший воевода…
Ребята-стражники радостно зашевелились, и Оборвыш не стал больше ждать. Он положил топор на повозку и побежал.
— Стой! — взвизгнул старший. Сзади образовалась маленькая неразбериха, которая позволила создать запас бесценных секунд.
— Куда! — это был уже крик Пузыря. — К лесу давай! В ле-ес!..
Оборвыш бежал к дороге. Страх накатывал на него ледяными волнами, но другого выхода не существовало. Любой ценой нужно было спасти рукописи. И ещё — он не дошёл пока до города. Никто в этом мире не смог бы понять его, потому что отец навечно остался в деревне…
— Держи! — вразнобой вопило несколько глоток.
— Дурень! — обезумело кричал Пузырь. — Сгоришь!
Позади слышалось мощное топанье. Стражникам тяжело было угнаться за беглецом — им мешали мечи и копья. Впрочем, погоня неумолимо приближалась, и кстати, едва Оборвыш подумал о копье, смертоносный предмет воткнулся в землю где-то сбоку. Но цель была уже близка.
Последние шаги дались чудовищно трудно. Закрыв глаза, судорожно сжавшись, спрятав голову под заплечником, Оборвыш пересёк черту, где кончалась спасительная лесная тень. Он вынырнул в море огня, затопившего дорогу, и слепо побрёл дальше, спотыкаясь и падая, а враги не посмели следовать за ним — остановились и долго ещё выкрикивали ему вслед отвратительные ругательства.
Полуденное сияние изнемогало от ярости. Пытка была умелой, но Оборвыш терпел, и путь длился вечность, но Оборвыш держался. Он шёл, потому что должен был идти. И вдруг понял, что выбрался из этого жуткого светового месива. Со стоном приоткрыв глаза, увидел, что находится в лесу с противоположной от дороги стороны. Он победил испепеляющий барьер! Оборвыш вяло опустился на восхитительно прохладную траву и почему-то заплакал. В душе его глухо болела чужая незнакомая обида… Зачем он принял на себя такую ношу? И что будет с ним теперь? И не прервётся ли здесь слабая нить его слова?.. Нет, не желал Оборвыш думать о страшном! Вообще — не время было сейчас думать. Глаза терзала мучительная резь — именно поэтому из них и сочились эти жалкие мутные капельки… А враги мечутся по ту сторону мира, свирепыми взглядами смотрят вверх, проклинают остановившее их Небо, а сияние ведь скоро уйдёт, растворится в полуденном зное, и приоткроется путь, враги вновь ринутся в погоню — обманутые, озлобленные беспощадные…
