Марина улыбнулась удачной находке.
«Однако он долбит, как сумасшедший… Интересно, есть у него какая-нибудь девушка для сексуальных упражнений?»
– Тебе не говорила мама, Чепель?
– Что?
– Что ты не должен затеряться в огромном и опасном мире женщин, мой мальчик… Мой маленький сексуальный зверек…
– А что в них опасного?
– Они громко писают. Ты знаешь это? Они писают как кобылицы. Ты слышал, как писают кобылицы?
– Мужчины тоже громко.
– Не имеет никакого значения, как писают мужчины, Чепель. А вот как писают женщины, имеет.
– Никогда не думал.
– Нам снова надо отдохнуть… Заодно ты послушаешь, как громко писают кобылицы… Ну и… Тебе еще надо немножко пожить, Чепель…
Она довольно грубо отстраняет его от себя и они, позвякивая цепями, отправляются в туалет – «скованные одной цепью». Чепель остается за неплотно прикрытой дверью.
– Этого еще не видел никто, Виктор. И не слышал. Только ты. Я тебе доверила перед смертью звуки испражняющихся кобылиц.
Девять дней Бормана отметили как положено, в кругу родственников. Марина Трегубова сидела-молчала, выпила полстакана воды…
Ну, а назавтра мужики ближе к вечеру все съехались к Кадровику, чтобы проводить в последний путь товарища куда душевнее.
Правда, предбанник у него маловат, но как-то все свыклись уже.
Стол завален пищей, много водки. Перед прощанием, заглядывают «девочки»:
– Мальчики, пока-пока!
Друзья сидят полукругом, положив руки на плечи друг друга, поют… Мужское братство, довольно стройный хор, по крайней мере, душевный точно.
Черный ворон,
Ты не вейся
Над моею головой…
Прервались, вразнобой долдонят:
– Ну ладно, давай за товарища Бормана!
После стопки Кадровик мечтательно произносит:
– Да, круто я взлетел. ФСБ теперь у меня в правом кармане, сам Трегубов – в левом… Бля буду, жизнь удалась!
– Ну, как было, расскажи… – в который раз любопытствует Амфитамин.
Воняло, понятно, дешево завидует (он такой всегда – горбатого только могила исправит):
– Перспективы, сцуко! Как в сказке! Нефтянку подгребешь, судостроение…
– Так, когда это было? Борман еще дней пять был как жив… – ударяется в незатейливые воспоминания Кадровик. – Она бестия, настоящая бестия – Мариночка Сергеевна! Посадила меня за компьютер и сказала: Алексей, ты должен почитать вот это место из моего нового романа.
– Писательница!
– Ну, я читаю… – Он понижает голос. – У нее там написано, значит… Ребята в Кремле хотят опереться на надежного человека в бизнес-кругах. Мол, заварушка предстоит крупная. Очень крупная. И для этого одной красотке надо выйти замуж за крупного солидного человека… Из наших, значит, кругов.
Семик не понял:
– А Бормана куда?
Амфитамин наполняется желчью:
– Он ведь женился на ней – и здороваться перестал.
– Ну, да! – подхватывает Темик. – Мол, один буду дела с Трегубовой вертеть.
Семик вторит:
– А мы ему простили такой анекдот…
Кадровик, помолчав, вносит ясность:
– Нет, Семик, не простили. Не все прощает Кадровик. Мариночка Сергеевна сказала: ты, Алексей, должен подумать, красиво это написано или некрасиво. Ну, чтобы я мнение свое высказал…
Кадровик нехорошо хихикнул:
– … о художественных достоинствах, о слоге… Сказала, подумай до завтра.
Воняло тупит как ребенок:
– Ну, ты и высказал! Мнение свое… Художественное…
– А чего там было написано? – спрашивает Темик.
– Было написано, что перед тем, как выйти замуж, красотка очень мечтает остаться вдовой.
Все в хохот.
– Вдовой? Вдовой, значит? Хитро!
Воняла тупо уссывается больше всех:
– Вот и осталась! Туда и дорога ему, любимому товарищу партайгеноссе! Оторвался от коллектива.
Кадровик поднимает руку для тишины.
– В конце июня, значит, свадьба намечена. А пока помянем партайгеноссе… Давно этот женишок мне не нравился. Пидар был, короче…
Гул одобрения за столом:
– Пидар еще тот…
Разливают, пьют. Опять обнявшись по-братски, раскачиваясь, поют: ворон, мол, ворон…
Кадровик наполняется какими-то своими мыслями, – похоже, нехорошими. То ли водка играет, то ли, в самом деле, тараканы какие-то – предчувствия…
Сомнения его должна развеять ясновидящая старушка, к которой Кадровика привозит сестра Валерия. Сама осталась внизу, в машине, а Кадровик, значит, поперся в одиночестве к старушенции.
– Супруга Ваша не по своей воле в землице сырой лежит, – рассказывает всю подноготную жизни зыркоглазая. – Вот полгода уже… Умерла, проклиная Вас, Алексей Николаевич…
Кадровик нервничает:
– Бывает. В последние дни не в себе она была. То есть, на голову тронулась. С дуры-то чего взять?
Зыркоглазая дает знак замолчать.
– Слышу я, говорит она: «Сплю я, а рядом твоя рука лежит, Алеша. Черная рука…»
Кадровик молчит; смолкла и зыркоглазая.
«Умная больно… – с раздражением думает Кадровик. – Мы в свое время таких умных в асфальт закатывали…»
– Отравили вы ее, что ли? Не своей ведь смертью померла…
Кадровик реально в обиде.
– А вот уже не Ваше дело, бабушка…
Торопливо крестится:
– Да такое сегодня про любого человека можно сказать – отравили… – Готов еще покрестится. – Где иконка у Вас тут? Смотреть-то куда?
– Нету у меня иконки, в душе ее надо носить, иконку… Ну а что касается Вашего вопроса…
– Вот именно, что касается моего вопроса! Я спрашивал: правильно ли сделал, что рассказал друзьям, мол, жениться хочу. Не будет ли мне через это опасности…
Поясняет:
– Черной какой-нибудь руки…
Смущенно кашляет:
– Метки какой-нибудь нехорошей… Ну чего молчите, бабушка? Когда не надо, Вы больно разговорчивая. А когда надо…
– Не будет. Наоборот – счастье будет. Бог все устроит, как ему надо. А разве это не счастье?
Помолчала и добавила:
– Понимать надо: все что Бог не делает – к лучшему…
– Ну чего? – суетливо спрашивает Валерия в машине. Это плотная дама с грубым лицом.
Кадровик рассказывает чего-то там через пень-колоду.
– Вот видишь, Алексей, счастье будет! А ты боялся идти.
Кадровик опять занервничал:
– Про Люську спросила, зараза. Знает она, что мы ее… В землю закопали…
– А вот это не докажешь!
– Сказала, что Богу ничего не надо доказывать.
Валерия раздраженно машет рукой на брата: поехали, умный больно!
Между тем Вика и будущая глубокообожаемая теща искали выход неожиданно открывшейся гиперсексуальности Виктора Чепеля. Они готовились перебросить его с позорной разоблаченной куклы на вагину, которую совершенно официально приобрели сегодня в соответствующем магазине. Решено было рассмотреть в деталях это конфузливое изделие под названием вагина-анус реалистик «Шалунья». Поистине оно являлось чудом китайской эротической мысли.
– «Изготовлено дружба Китай для возрождения России Жен Жен Лтд» – читает Вика. – Мама, это может быть заменителем мерзкой куклы?
– Лтд… А дальше что?
– «Это устройство взрослая бритая киска и прекрасная напряженная задница для извращенной похоти, вибратор и включенное машинное масло»… Так… «Анальная шалость для возрождения России в море»…
– В море… – размышляет мама. – Дальше!
– «Для старт-апа прекрасной анальной шалость поверните взрослую напряженную задницу лицом к ширинку…»
– Ну-ка, повтори про задницу…
– «Напряженная задница для мореплавания»… Для моряков дальнего плавания, значит?
– А-а… Поняла.
– Мама, ну можно ему? Это не измена?
– Что-то меня смущает задница. Не слишком ли много для Виктора? Он что – половой гигант? Задница-то ему зачем?
– Так это измена?
– С задницей – измена.
– А если ее воском залить?
– Воском? Ну-ка…
Мама Вики засовывает палец в анальное отверстие, Вика нажимает на пульте кнопочку. Слышны чавкающие звуки, потом «Шалунья» начинает постанывать и выдает несколько фраз.
– Разорви мою взрослую напряженную задницу словно огнем!
– Не будь лузером!
– Сегодня ты – отличник!
Мама испуганно выдергивает палец и замахивается на киску-задницу:
– Посмотри, какая шалава! Ну, какая блядь! Я сразу поняла! Да таких убивать мало!
Вика потрогала пальцем анальное отверстие.
– Мама… Ну, если воском залить эту дырку… Ну, напряженную эту задницу?
– Так он расколупает! Ты что, мужиков не знаешь?
Вика бьет кулачками по столу:
– Мама, да он самый настоящий хорек после этого! Самое настоящее животное!
– А я чего говорю? Так оно и есть! Я ведь жизнь прожила, всякого нахлебалась. В общем, нельзя в доме держать такую дрянь – нехорошая будет аура.
Вот так на семейном совете было решено вернуться к вопросу куклы, – но уже совершенно легально, так сказать, под контролем. А напряженную задницу для извращенной похоти спрятать в шкафу до времени.
За скромным столиком в кафе летним вечерком шел неприметный тихий разговор по поводу одного известного нам товарища, а именно Кадровика.
