Ознакомительная версия.
Я стала трясти ее за плечи: «Говори, какую травку, говори сейчас!» Она меня оттолкнула. Я ударила ее по щеке. Она схватилась за щеку, и глаза ее стали ярко-розовыми. Так же бывало у Феликса, когда он выходил из себя. Она оттолкнула меня еще раз, сильнее. Тогда я вцепилась и выдрала у нее кусок воротника. Она бросилась в коридор и оттуда на меня плюнула! Она, кстати, часто плевалась, когда была маленькой, я хорошо помню, потому что из-за этих плевков нас с Феликсом вызывали в школу. В четвертом классе Феликс сводил ее к психотерапевту, и тот дал справку, что у нее невроз.
Я побежала за ней, она закричала: «Не смей!»
Тогда я упала перед ней на колени. Не знаю, как это произошло, что со мной случилось — почему я упала на колени перед ней, девчонкой, мерзавкой, только что поднявшей на меня руку?
Кажется, она дико испугалась. Она не бросилась меня поднимать, но прижалась затылком к зеркалу и смотрела на меня с ужасом. А я стояла на коленях и говорить уже не могла, задыхалась.
Это была сцена! Слава Богу, ее никто никогда не увидит, слава Богу — это останется между нами.
— Мама, если ты не встанешь, — сказала она, — я вызову «Скорую» из психбольницы. Они тебя заберут.
— Вызывай, — прошептала я и встала. — Еще что?
— Ничего, — звонко ответила она. — Мы так больше жить не можем.
— Какую травку? — спросила я. — Скажи правду, и я уйду. Какую ты куришь травку?
— Господи, — сморщилась она, — да никакую! В Голландии марихуану продают в аптеках! Если мы один раз, в шутку, покурили с ребятами, это значит, что мы наркоманы?
— Значит, да, — сказала я. — Значит, с вами все кончено.
— Господи, дичь какая! — пробормотала она. — Судишь о вещах, в которых ты ничего не понимаешь!
— Что мне понимать? — закричала я. — Ты не знаешь, что принят закон против наркомании? Ты не знаешь, что наркоманов сажают в тюрьмы, что их ссылают? Ты не знаешь, идиотка, чем это кончается? Ты думаешь, что из тюрьмы возвращаются?
Она зажала уши ладонями.
— Я найду на тебя управу, — прорыдала я и, кажется (совсем глупо!), погрозила ей кулаком. — Ты у меня попрыгаешь!
— Ой, Боже мой! — захохотала она. Щека, которую я ударила, была ярко-малиновой. — Ой, как страшно! Да я тебя завтра упеку в сумасшедший дом! Ты — хулиганка и шизофреничка! Не зря папа ушел! Намучился!
20 мая . Мне нужно искать работу. Деньги кончатся — чем я буду кормить Тролля? Феликс не появляется, с Нюрой мы не разговариваем. Сегодня мне показалось, что кто-то шарил у меня на столе, пока я была в магазине. Интересно, кто и зачем? Нужно проверить, не ошибаюсь ли я.
22 мая . Я не ошиблась. Проверить, что у меня на столе был гость, оказалось проще простого. Cтарый испытанный метод: взяла волосок и положила его на одиннадцатую страницу. Потом засунула книгу с волоском под несколько других толстых книг. Вечером открыла: волосок оказался на шестой! Теперь нужно выяснить самое главное: кто этот гость и зачем ему мои книги?
23 мая. Слава Богу, это не Нюра. Более того, это не Ян. Это тот тип, который был на их вечеринке. Один из сиамских. Нюра сидела у него на коленях, и он ее целовал. Он к ним заходит. Я подслушала телефонный разговор, в котором Нюра сказала кому-то, что Сеня (это он!) живет между Израилем и Бронксом. Я думаю, что за ним и его братом стоит крупная мафия. Просто уверена. Что-то очень страшное, темное. Я ведь ничего не знаю о жизни своей дочери. Откуда, например, у Яна деньги на ростбифы, марихуану и тряпки? Он подарил Нюре кожаные брюки. Ужасные, вульгарные, но, наверное, очень дорогие. Сидят как перчатки. А Ян ведь не из самых богатых. Это ясно, иначе не стали бы они у меня ютиться, сняли бы квартиру, и дело с концом! Сиамские гораздо богаче, так я думаю. Сеня ни разу не приехал к нам на метро, все время на машине. Мне с шестого этажа не разобрать, какая марка, но судя по всему — хорошая. Что за бизнес у него в Израиле и Бронксе?
Как мне пробиться через этот ужас?
24 мая. Снился отвратительный сон. Как будто у меня начались месячные (а у меня их уже года четыре как нет!), и я плыву на пароходе вместе со своей служанкой. Да, со служанкой, может быть, даже с горбатой Тоней, которая меня вырастила. Хотя никто и никогда не применял к ней слова «служанка». Говорили только «няня» или «домработница». Короче, я плыла на пароходе, и вдруг из меня хлынуло. Я испугалась и показала свои пропитанные кровью трусы этой самой служанке, лица которой не помню. И она говорит мне: «Будет встреча. Увидишь родного». И языком пробует мою кровь на вкус.
Я проснулась с криком!
Боюсь открыть глаза и кричу, а потом чувствую — Тролль лижет мне руку.
Как она страшно сказала: «Увидишь родного». Что такое есть в этих словах, от чего мне опять хочется кричать? Кто этот — родной?
1 июня . Сиамец хочет продать Нюру за границу в качестве проститутки. Я много читала и слышала об этих делах. Наших дурочек приманивают и потом как живой товар сбывают в Израиль, Грецию, Турцию. В Америку, наверное, тоже, я точно не знаю. Вчера он был у них в гостях. Ян ушел за сигаретами, и я услышала, как сиамец сказал ей: «С твоим телом в этой дыре делать нечего! Только время зря тратишь!» Она спросила: «Ты мне что-нибудь можешь предложить?» Но я не разобрала ответа, потому что он засмеялся и ответил, смеясь и понизив голос!
Что он ищет на моем столе? Может быть, ее фотографии или какие-нибудь документы? Да, скорее всего, именно так. Ему нужно разослать ее фотографии по всему свету, по всем своим агентствам. Наверное, у него агентства в разных местах, и он хочет понять, где ему за нее больше дадут. У меня паника в душе, голая постоянная паника. Дышать нечем.
Надо дозвониться Феликсу и сообщить ему. Он должен знать, она — его единственная дочь, он ее любит. Не мог же он перестать заботиться о ней только потому, что у него появилась какая-то сучка!
Скорее бы прошла ночь. Завтра утром я буду звонить Феликсу в мастерскую.
2 июня . На удивление быстро дозвонилась. У него был кроткий голос, вежливый, словно я не жена его, а добрая знакомая или соседка по этажу.
— Как дела? — спросил он.
— Феликс, — сказала я, стараясь быть очень спокойной. — Нюра в беде. Я должна тебе все рассказать.
— Нюра? — удивился он. — Я вчера видел ее, она ни на что не жаловалась.
— Ты что! — закричала я. — Ты думаешь, я сочиняю? Или мне нужен предлог, чтобы с тобой встретиться?
— Успокойся, — кротко сказал он. — Давай встретимся и поговорим. Зайди в мастерскую.
Испытание: зайти в мастерскую! От нашего дома до мастерской — два шага пешком. Но тяжело мне это так, как будто он сказал: «Зайди в морг». Плохо, ужасно. Вся моя жизнь была связана с этой мастерской. Я пошла.
Взяла Тролля, с ним мне легче. Пахнет сиренью. Вся Москва полна сиренью, лето наступило, а я сижу в городе! Но сейчас мне нельзя уезжать. Я должна быть рядом со своей непутевой дочерью.
Странно путаются мысли… От голода, что ли? Я боюсь — из-за Тролля, конечно, — проесть последние деньги и поэтому экономлю: ем по чуть-чуть. Да и не хочется уже, отвыкла.
Феликс открыл мне дверь. В прихожей темно, как всегда. Лампочка, как всегда, перегорела. Мне показалось, что он похудел.
— Проходи, Наташа, — сказал он. (Ну точно как соседке по этажу!)
Я вошла в комнату, где раньше было много моих изображений: фотографии c Нюрой и без, мой портрет, написанный одним из его приятелей в качестве дипломной работы, другой мой портрет карандашом, выполненный самим Феликсом, чьи-то шаржи на всех нас: меня, Феликса, Нюру…
Ничего не осталось. Он все убрал. Кроме детской фотографии Нюры, ничто не напоминает о том, что мы прожили вместе двадцать шесть лет.
— Наташа, — сказал он, пока я озиралась, — что у тебя с деньгами?
Ну, это по-королевски! Ни слова об уходе, зато подчеркнул, что он не подонок: бросить — бросил, но не на голодную смерть, что вы…
Я кивнула на Тролля:
— Раз он сыт, значит, в порядке.
— Нет, — сказал он, — я понимаю, что оставил тебе ерунду. В конце месяца получу некую сумму и тогда дам, сколько смогу. А пока вот…
И он вытащил из кармана конверт. Опять конверт! Как на почте!
Мне показалось, что внутри у меня, там, где сердце, налился огромный волдырь.
Феликс протянул мне деньги. Я хотела сказать ему что-то откровенно нелепое, вроде «благодарствуйте» или «как это мило с вашей стороны», но у меня задрожал подбородок, и я ничего не сказала.
Он откашлялся, избегая моего взгляда.
— Так что с Нюрой? — сказал он.
— Она попала в ужасную компанию, — ответила я. — С тех пор, как ты ушел, у нас в доме поселился мафиозник.
— Ян? Ну, это мне известно, — сказал Феликс.
Я ждала чего угодно, только не этого! Ему известно! Они все заодно! Значит, я не ошиблась: это заговор против меня.
Может быть, Феликс даже специально ушел из дому, чтобы не присутствовать при том, как этот козел в черной майке начнет сживать меня со свету?
Ознакомительная версия.
