Бронзентолер двумя пальцами показал, как там стригли купоны, и сразу представилась огромная гора бумаг.
А Швейцер заявил:
– Ну, совсем как у моего прадедушки с материнской стороны. Он, говорят, был очень богат и имел столько скота, что выдоить всех его коров, овец и коз не представлялось никакой возможности. Тогда вырыли большущую яму и загнали туда всех животных, чтобы они сами себя выдоили и там же копытами сбили масло.
– Я вижу, – сказал с досадой хозяин, – вы думаете, что здесь шутки шутят, рассказывают сказки из «Тысячи и одной ночи»?
– Боже упаси! – воскликнул Аркадий. – Зачем мне так думать? Мальчик я, что ли? Рассказывайте! Рассказывайте! Мы внимательно слушаем вас.
– Ну, ладно! На чем мы остановились? Да, значит, они были неимоверно богаты и играли крупную роль до… польского восстания. А после восстания у них отобрали все поместья и лишили графского титула. Нет графа Домбе-Дембо-Дембицкого, остался просто пан Домбе-Дембо-Дембицкий.
– Пан юж не асессор. Сара, убирай рыбу! – вставил словцо Аркадий.
Бронзентолер опять попросил его не мешать.
– Да, значит, у них все забрали, и они вынуждены были уйти в изгнание; разъехались, расползлись по всему свету – один туда, другой сюда. Остались здесь только трое – мой барин и его две сестры. Они проживали у дяди-старика, тоже Домбе-Дембо-Дембицкого, и от него слышали, что его младший брат Станислав проживает где-то в Америке, в Калифорнии. Ему там хорошо, и он зовет всех к себе. Но с тех пор как дядя скончался, они ничего о Станиславе не слышали и успели забыть о нем. И вдруг из Америки пришла весть, что в городе Сан-Франциско тридцать лет тому назад умер некий Станислав Домбе-Дембо-Дембицкий и оставил в банках огромную сумму с наказом держать в сейфах эти деньги двадцать пять лет. А по истечении этого срока его капиталы с процентами должны быть поровну поделены между всеми его родственниками. А так как из всех Дембицких остались только мой барин и его две сестры, то они являются единственными наследниками всего этого богатства, которое достигает сейчас, как я вам говорил, девяноста девяти миллионов, по тридцать три миллиона на каждого.
– Мне бы хоть проценты с этих денег, я бы им показал в клубе, кто кого старше! – заметил Аркадий.
– Имей я хоть то, что пойдет на расходы по поездке за этими деньгами, я бы уже знал, что делать! – отозвался сочинитель.
– Извините, вы оба глупцы! – заявил Бронзентолер. – Пожелайте, чтоб мое дело выгорело, и вы на этом больше выиграете.
– Аминь! Пусть вам бог поможет! – произнесли в один голос жильцы.
Хозяин продолжал:
– Итак, на чем мы остановились? Да, на девяноста девяти миллионах. Вы понимаете, конечно, что я, заслышав всю эту историю, подпрыгнул: «Как же это, господин барин? Девяносто девять миллионов, а вы молчите!» А он мне отвечает: «Ты глупый! Здесь криком не поможешь. Надо ехать брать деньги». – «Ну, так езжайте и берите!» – «Так вот поехать и взять их? Надо, говорит, захватить с собой адвоката, выхлопотать уйму бумаг. Это не так просто сделать. К тому же, – заявляет он, – здесь нужны терпение и деньги. Пенензы нужны».
Говорит он это и спокойно посасывает свою трубку. А я горю, пылаю, чувствую, сейчас скончаюсь. «Что с тобой, пане Мошка? – спрашивает он меня. – что это ты так разволновался?» – «Как же это? – отвечаю. – Такая груда денег! Такой клад! Подумать только – девяносто девять миллионов! Из-под земли; говорю, добыл бы деньги и поехал бы за этими миллионами». Я говорю, а он сидит, спокойно посасывает чубук и даже не поморщился, будто хочет сказать: «Что же я могу поделать? Извести себя ради этих миллионов? Жизнь дороже!»
Ну, что тут распространяться? Я принялся долбить своего пана. Каждый день говорю ему: «Пане, что же вы молчите? Я попробую достать у наших немного денег». – «Ну, что ж, отвечает, попробуй, если хочешь. Может, и достанешь. С евреями можно все сделать, потому что евреи – народ богатый и разумный. Во всем мире нет такого народа, как евреи. Два славных народа есть на белом свете – поляки и евреи. Эти два народа, – говорит он, – будут когда-нибудь владыками мира. Все народы, – говорит он, – погибнут, пожрут друг друга, а евреи и поляки останутся. Поляки и израэлиты», – заявляет он. Честное слово.
– На кой дьявол мне его комплименты? – проговорил Швейцер. – Расскажите-ка лучше, чего вы добились.
– Видал? – ответил Бронзентолер. – Вот тут-то и начинается настоящая история.
– В самом деле? – переспросил Аркадий. – Что же было до сих пор?
– Предистория, – отозвался сочинитель.
– Верно! Чемчура прав. Это была не более как предистория. Но не пугайтесь – предистория больше самой истории.
Ответив так, Бронзентолер продолжил свою повесть о миллионах.
– Итак, на чем же мы остановились? На наших соплеменниках. Евреи, слава богу, и купят и продадут, и займут и вернут, круть-верть. Скажите им: «На небе ярмарка!» Все бросят, полетят на небо, в огонь и в воду кинутся. А предложите им настоящее дело, законное наследство, наличные деньги, которые вот они, перед глазами лежат, только нагнись и бери. Так нет же! Тут никого нету дома. Почему же так? «Больно уж хорошо! – говорят они. – Слишком много денег! Очень большая удача!» Ну, что ты с ними сделаешь? Да что вы, скоты этакие в образе человеческом! Ведь девяносто девять миллионов! «Нет, говорят, уступаем вам эти миллионы, нам дайте дело в тысчонку!» А другие еще издеваются, хохочут, строят рожи: «Ну, что там слышно с вашими миллионами?» Мне даже стыдно стало перед моим паном, который так уважительно отзывается о евреях, без конца хвалит, считает их мудрецами из мудрецов. И вот нате же! Коровы, ослы, да и все тут.
Сначала нашлось несколько человек, дали кое-что на поездку. Но когда понадобились деньги и на другие расходы, на документы, на депеши, они вдруг одумались. Стоп! Что такое? Хватит, говорят. У них не источник. И колодец иссякает. Как вам нравятся эти умники?! Они, видите ли, не отказались бы от миллионов, если б не нужно было тратиться. Им бы жареные голуби, да прямо в рот! Некоторые просто отмалчивались, а другие даже позорили нас, пугали прокурором. Чего больше? Надоумили мою собственную жену разойтись со мной.
– Как? Вы женаты? Поздравляю! – подскочил Аркадий.
– Был женат, – ответил Бронзентолер. – Не беспокойтесь, разженился. Вмешалась родня, друзья-приятели. «К чему вам, – убеждали они, – миллионы? Позаботьтесь лучше о своем деле! Живая копейка, говорят, дороже всяких химер. И чего вы связались с этим паном? Бог весть что это за субъект. А вдруг это и не пан!» Ну и еще всякие пакости наговорили мне.
И жена моя принялась за меня. «Дуреха, – твержу я ей. – Что ты их слушаешь? Твои друзья, говорю, завидуют тебе. Не могут простить нам такого счастья». Но поди говори с бабой! «Пусть это счастье останется при тебе! Развяжи меня! Дай развод!» Ну, что там говорить? Разошлись. Все эти переживания, унижения заставили меня покинуть город и переехать в Егупец вместе со своим паном искать средств на издержки. Все же Егупец большой город – крупные предприятия, маклера, люди, которые мечтают добыть деньгу.
Пана я поместил в хорошую гостиницу, а для себя снял вот этот чердак, как вы говорите, поближе к богу. Каждое утро я беру свою палочку, отправляюсь на биржу, где толчется множество людей, и завожу знакомства.
И есть надежда, что мы учредим общество на паях. Это значит – несколько человек сложатся и создадут нужный капитал. А там сколько человек вложит, столько паев он и будет иметь. На каждую сотню ему придется из наследства десять тысяч рублей, на тысячу – десять тысяч, на десять тысяч – миллион. И, как вы думаете, моя половина, конечно, теперь раскаивается, все подсылает ко мне друзей. А те вне себя от того, что их близкий Мойше Бронзентолер, простой меняла, и вдруг может получить три миллиона.
– Как? Три миллиона? – крикнул Аркадий Швейцер и вскочил с кровати. – Целых три миллиона?!
– Чего вы всполошились? – ответил Бронзентолер и, набивая папиросу, хладнокровно глянул себе на ноги, точно разговор шел о трешке. – Нечего удивляться! Мало я потрудился для этого, что ли?
– Но три миллиона! – повторил Аркадий, разводя руками.
– Да, три миллиона! Так мы договорились. И это не пустой разговор, мы и на бумаге расписались и заверили ее у нотариуса. Ведь все мы только люди! Пан мой довольно стар, и я не молодой человек. У меня немало бедных братьев и сестер. Человек собой не располагает. Мало ли что может случиться? Вот почитайте!
Бронзентолер достал из ящика стола чуть пожелтевший лист бумаги со странной размашистой, витиеватой подписью, где всякие закорючки и финтифлюшки увенчивались маленьким хвостиком.
– Видите подпись? Здесь стоит: Ян-Казимирж-Зигмунд граф Домбе-Дембо-Дембицкий.
Аркадий Швейцер внимательно рассматривал искусно завитую подпись, выглядевшую на бумаге так, точно там сплелись огромная змея и распростершаяся в полете птица, а сверху их осенила большая клякса, так что не разберешь, где начинается змея и где кончается птица.
