Конечно, тот, кто ведет такую жизнь, должен привыкнуть к подобным вещам, привыкнуть нетрудно. Но я никогда не забуду произошедшее со мной в том самолете. Мне в какой-то мере стало понятно, что может быть самым захватывающим в высшей точке ужаса. Я был бы счастлив, если бы вы могли понять то, что я пытаюсь сказать.
Произнеся все это, Язаки пристально посмотрел на меня. Было заметно, что он пытается что-то во мне оценить, измерить. Этим чем-то, скорее всего, являлась моя способность (включая и физическую) сопротивляться информации, шедшей от него.
— Я думаю, воображение не обязательно предполагает понимание.
— Вы умная женщина, — заметил он, криво улыбнувшись. От его улыбки мне стало не по себе. Мне было плохо еще и потому, что я поняла причину такого своего состояния. Ведь не прошло и получаса с момента нашего знакомства, а Язаки уже заставил мою душу рваться на части. Внутренне я пыталась увериться в том, что не пренебрегла своей работой, поскольку не была обязана добиваться этой встречи. Я пыталась убедить себя и одновременно понимала, что это бесполезно. Все, что рассказал этот человек, странным образом проникло в меня и теперь постепенно разрушало. Я не ощущала никакой подавленности или неполноценности. У меня были друзья, мужчины, совсем не похожие на Язаки, общение с которыми приносило мне удовольствие. Мне нравился мой образ жизни, и у меня не было повода испытывать ни малейшего недовольства. Не будучи лиходеем. Язаки источал аромат зла… Зло… Ложь и обман, предательство и отчаяние, нигилизм и самовлюбленность, эгоизм и высокомерие — эти слова вихрем пронеслись в моем сознании. Его лицо, тело, манера общения воплощали в себе все самое отталкивающее в мужчине. Я повторяла это еще и еще, но чувствовала, как внутри меня начинает подниматься и бурлить, словно зловонная жидкость, неистребимое желание. Желание вытолкнуть из себя эти переживания, которые Язаки старался внушить мне со всей мощью своего информационного потока. Думаю, если бы в этот момент здесь были мои знакомые, то они бы меня не узнали. Я не понимала самое себя. Я испытывала почти ревность ко всем этим женщинам, к Рейко и Кейко, да и ко всем прочим, кого только называл Язаки. Я была вынуждена бороться с желанием стать на их место, чтобы сохранить ощущение физического от вращения, которое я все еще продолжала испытывать. «И все-таки, да, все-таки, к примеру» — эти слова вдруг всплыли в моем сознании, казалось, издеваясь надо мной. «И все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру…» Я повторяла это вполголоса по-английски, пофранцузски, по-немецки. «И все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, если бы, например, Язаки…» «Не согласились бы вы зайти ко мне домой и продолжить нашу беседу? Пара дорожек кокаина?» И всетаки, если бы Язаки предложил мне такое, я не уверена, что смогла бы отказаться. Нет, возможно, я и стала бы отказываться, но потом долго бы упрекала себя за этот отказ, как будто он противоречил желанию какой-то части моей души.
Язаки тем временем опустошил третий стакан. Он успел выпить три двойных «Tio Рере» в течение нескольких минут. Первый раз в жизни я видела, чтобы человек мог так пить и при этом не выглядеть алкоголиком. Наоборот, он казался трезвым. Создавалось впечатление, что при таком способе пить алкоголь совершенно не действует. Я воспользовалась случаем задать ему вопрос, но он остановил меня и заказал четвертый стакан.
Кажется, вы очень любите шерри? Нет, нельзя сказать, чтобы очень, — ответил он с таким видом, как будто хотел сказать: «Кой черт тебя дернул задавать такие вопросы?» Я так подумала, глядя на то, как вы пьете.
Как обычный алкаш? Да нет, не в этом смысле.
Я не алкоголик и не наркоман, я вообще не джанки.
Вот как? Не все так просто.
Просто? Некоторые довольствуются тем, что подвисают на кокаине, героине или еще на чем-нибудь. Чаще, конечно, на героине, ОН прямо создан для этого. Вы смотрели «Однажды в Америке» Серджио Леоне? Разумеется.
Помните улыбку Де Ниро в самом конце? О'кей. Такая улыбочка свойственна человеку, который в мазохистском порыве вдруг становится подобным предмету мебели или безделушке, но особенно она свойственна тем, кто идет танцевать в клуб, наглотавшись ЛСД. Вы принимали ЛСД? Я покачала головой.
На самом деле это не обязательно. Тем не менее, когда я был ребенком, ну хотя мне тогда уже исполнилось двадцать, ЛСД, ДМТ, мескалин и грибы были в большой моде. Иными словами, в основном употреблялись галлюциногены. Думаю, я входил в те времена в «горячую десятку» любителей ЛСД в Японии. Потом мне пришлось бросить это дело, потому что я дошел до того, что перестал контролировать свои действия. Вернее, я тормознулся именно из-за того, что делал. Конечно, были и другие причины. Но главная заключалась в потере контроля над ощущениями Да еще в моем физическом состоянии, которое пугало меня больше всего, и это было невыносимо. Пугало — ну, это я преувеличиваю; я бы сказал, что испытывал сильнейшее отвращение, отвращение к метаболическому распаду сознания. Дело в том, что больше всего в жизни мне нравится наблюдать, как зарождаются отношения между двумя личностями, например между мной и… кем-нибудь еще. Я говорю «отношения», но имею в виду отношения сексуального характера, остальное — досужая болтовня или же просто деловые контакты. Ну как? Я согласилась. Даже не знаю почему. На самом деле я ничего не поняла из того, что он говорил, и не была убеждена в его правоте. Тем не менее, я согласилась. Несмотря на то что не люблю разговоров, где в конце концов появляется слово «секс». Что-то еще меня беспокоило. Я пыталась это выяснить. Но я уже устала сопротивляться его попыткам подчинить меня своей воле.
Мой рассказ становится все более и более путаным, — сказал Язаки, опрокинув четвертый стакан.
Я снова согласилась с ним. По правде говоря, все более и более путаными становились мои мысли, поскольку речи Язаки следовали какой-то странной логике.
Так о чем я говорил? А, ну да, о шерри. Так ведь? И я кивнула опять. У меня было такое впечатление, что я превратилась в марионетку.
Не могу сказать, что не люблю херес. Как-то очень давно и поехал в Торрес. Вы когда-нибудь были там? Я не могла и припомнить, где находится такой город. Поэтому я пробормотала «не знаю». Причем почувствовала внезапно нахлынувший стыд. Такого чувства стыда я еще никогда не испытывала. Краска залила даже уши, а я не могла объяснить себе, чего собственно стыжусь.
Зачем я туда поехал? Не иначе для того, чтобы побывать па гонках «Формулы-1». Должно быть, так. Временами у меня возникает ощущение, что я ездил туда в какой-то другой своей жизни, поскольку точно не мог быть там в детстве. Я прекрасно помню замечательную местную ветчину. Ее можно было найти повсюду. Целые окорока, выставленные у входа в каждый ресторан. Более насыщенного красного цвета, чем, скажем, итальянская. Цвета, близкого к цвету крови. Эти окорока, вероятно, играли роль вывесок: «Убедитесь, какая прекрасная ветчина в нашем ресторане!». И кухня была превосходной во всех отношениях. Интересно, эта ли, выставленная в любой лавке, ветчина являлась определяющей характеристикой того города? Она была великолепна. Я вспоминаю, как выпил три бутылки «Tio Рере» с хлебом и этой ветчиной, а ведь нас было всего трое! Потом, когда мне выпал случай снова побывать в Испании, я попытался найти ту же ветчину. Однако не припомню, чтобы ел ее в Мадриде, Барселоне или Севилье. Странно, не правда ли? Не знаю почему. Вспоминая эту историю с ветчиной и «Tio Рере», я постоянно испытываю ощущение, что это были события совсем другой жизни. Возможно ли такое, чтобы моя жизнь разделилась на две части? — Это как-нибудь связано с вашим экспериментом? Вероятно. Да, с точки зрения хронологии событий это так, но, откровенно говоря, такой же вздор, как и утверждение, что я стал бомжом из-за Рейко. Так всегда думала Кейко. Вообще же Кейко и Рейко совершенно не могли понимать друг друга. Если быть более точным — между ними никогда не было ничего общего. Да и что общего могло быть между ними, когда даже для их знакомства отсутствовали малейшие основания? Все это было ради шоу-бизнеса. А утверждать, что я стал бомжом из-за того, что меня бросила Рейко — в чем до сей поры ее и обвиняет Кейко, — значит не понимать очевидного. Честно говоря, я абсолютно не знал, кто такая на самом деле эта Рейко, вот что ужасно. Для меня самым страшным после потери зрения является осознание собственной неуверенности, а неуверенность неизбежно заканчивается распадом всех человеческих связей по причине состояния зависимости, в которое вы попадаете. Вы так не думаете? Так, следовательно, вас толкнули на путь бродяжничества личные причины? Язаки посмотрел мне прямо в глаза:
Для того чтобы стать человеком действия, не нужно никаких других причин, кроме личных. А сам образ действий не имеет значения.
