Кинотеатр между тем постепенно заполнялся, правда, как-то странно. Людям продавали билеты на крохотный пятачок в центе огромного зала — видимо, чтобы им не было страшно в темноте. Когда запустили фильм, их уже сгрудилось около трех десятков посредине гулкой пустоты помещения. Через две минуты после начала какая-то женщина, навьюченная авоськами, словно мул, с трудом протиснувшись вдоль ряда, остановилась около моего места и возмущенно предъявила свои права, тыча мне в нос свой билет. Тут же появилась билетерша с фонариком и началась нервозная проверка билетов у всех сидящих по соседству. Послышались ядовитые реплики, что эти американцы даже простого номера на билетах разобрать не могут, и я был с позором препровожден на свое место.
Таким образом был наведен порядок: человек тридцать сидели вплотную друг к другу в центре зала, как жертвы кораблекрушения в переполненной шлюпке, прижимаясь друг к другу плечами, и это был чисто датский порядок. Вот тут-то мне и пришло в голову, что некоторые вещи у одних народов получаются намного лучше, чем у других, и я стал размышлять, чем это вызвано.
У многих стран есть зримые материальные приметы, свойственные только им: это, к примеру, двухэтажные автобусы в Великобритании, ветряные мельницы в Голландии, кафе под открытым небом в Париже. И наоборот, существуют вещи, которые в большинстве стран мира делаются без малейших затруднений, но некоторые к этим простым вещам почему-то вообще не способны.
Например, французы никак не могут научиться стоять в очередях. Они очень стараются, просто из кожи вон лезут, преодолевая свою неспособность, но это выше их сил. То и дело в Париже приходится наблюдать такую картину: люди на автобусных остановках стоят строго в затылок друг другу, имитируя некий порядок, но как только подходит автобус, они ведут себя как сумасшедшие, когда в дурдоме проводят учения по пожарной тревоге. Стройная колонна распадается, все начинают толкаться, пихаться локтями и чем попало, чтобы первыми залезть внутрь. При этом никому не приходит в голову, что для этого совсем необязательно было выстраиваться в очередь.
Англичане имеют весьма смутное представление о соблюдении приличий за столом. Чего стоит хотя бы их привычка поглощать гамбургеры с помощью ножа и вилки. Немцы видят в каждой шутке обидный намек на генетическое отсутствие у них чувства юмора, и постоянно оказываются в затруднительном положении: то ли все-таки попробовать понять, что здесь смешного, то ли не стараться зря и сразу обидеться. Швейцарцы не умеют веселиться. Это становится ясно, если хоть раз посмотреть, как старательно и серьезно они развлекаются без малейшего проблеска радости в глазах. Испанцы не видят ничего странного в том, чтобы ужинать далеко заполночь, а итальянцам ни под каким видом нельзя доверять управление транспортным средством быстрее асфальтового катка.
Впервые оказавшись в Европе, я был больше всего поражен именно тем, что одни и те же вещи, даже самые простые, можно, оказывается, делать очень по-разному: есть и пить, покупать билеты в кино, развлекаться и водить машину. Меня восхищало то, что европейцы, такие педантичные и консервативные, могут оставаться при этом такими непредсказуемо разными. Мне доставляла удовольствие сама мысль, что в Европе нормальный человек никогда и ни в чем не может быть твердо уверенным.
Мне до сих пор дорого — возможно, как память о молодости — впервые испытанное в Европе чувство, когда почти постоянно только догадываешься, что происходит вокруг. Вот и в Осло, где я провел четыре дня после возвращения из Хаммерфеста, горничная каждое утро доставляла мне в номер пакет с чем-то, называемым «Bio Тех В1о», а надпись, видимо пояснительная, гласила: «Minipakke for ferie, hybel og weekend». Я провел много счастливых часов, обнюхивая пакет и экспериментируя с его содержимым, не зная, был ли это стиральный порошок или присыпка от блох у домашних животных. В конце концов я решил, что это средство для чистки одежды и использовал его в этом качестве — на мой взгляд, вполне успешно. Вот только жители Осло, оказавшись от меня достаточно близко, говорили друг другу: «От парня разит как от только что почищенного унитаза».
Когда я сообщал друзьям в Лондоне, что собираюсь путешествовать по Европе и написать об этом книгу, они восклицали: «О, ты наверное говоришь на многих языках!» — «Ни фига, — отвечал я гордо. — Только по-английски». Они смотрели на меня с сочувствием, как на ненормального. Но мне в этом виделась особая прелесть поездки за границу. Для меня интереснее всего не понимать, о чем говорят вокруг люди. Такое чувство, что тебе снова всего пять лет, ты еще не умеешь читать, имеешь весьма туманное представление об окружающем и не можешь даже перейти улицу без смертельного риска для жизни. Зато любое событие дает щедрую пищу для фантазии и заставляет строить самые удивительные догадки.
Так случилось и в Осло. В первый же вечер в гостинице я увидел по телевизору научно-популярную передачу и самонадеянно попытался уловить, о чем идет речь. В студии два человека — видимо, Ведущий и Гость, — стояли у лабораторного стола, по которому, иллюстрируя их беседу, ползали какие-то маленькие зверьки вроде грызунов. Самые смелые из них забирались на рукава Ведущего. Эти мелкие существа в сочетании с двумя-тремя словами, которые показались мне знакомыми, дали неожиданный результат. Вот как я понял их разговор.
Ведущий: Значит, вы занимаетесь сексом со всеми этими животными?
Гость: Ода, конечно. Разумеется. Правда, с дикобразами нужно быть очень осторожным, а лемминги, если вдруг почувствуют, что вы их стали меньше любить, делаются очень нервными — иногда даже бросаются со скал.
Ведущий: Все это кажется мне просто замечательным… (Отворачивается от гостя к камере). На следующей неделе наша передача научит вас, как приготовить сильные наркотики-галлюциногены из простейших химикатов, которые есть в каждой домашней аптечке. А теперь экран на секунду погаснет, потом снова вспыхнет и вы увидите телеведущего, сидящего с таким видом, словно он только что собирался поковырять пальцем в носу. До встречи на следующей неделе!
После ХаммерфестаОсло, засыпанный грязноватым снегом, показался мне настоящими тропиками, и я передумал покупать русскую шапку-ушанку. Я ходил в музеи, бродил по центру города между железнодорожной станцией и королевским дворцом, рассматривал витрины магазинов вдоль Карл Иоганс Гейт, главной пешеходной улицы норвежской столицы, которую оживляли яркие огни и моложавые, счастливые норвежцы. На мой взгляд, они имели, как минимум, один повод радоваться — тому, что не живут в Хаммерфесте. Когда я замерзал, то отогревался в кафе и барах, подслушивая разговоры, которых не понимал. Когда это надоедало, я доставал путеводитель по Европе Томаса Кука и листал его с почтительным трепетом, планируя дальнейшее путешествие.
Путеводитель Томаса Кука — это, возможно, самая удивительная книга из всех, когда-либо изданных на земле. 500 страниц ее бесконечных транспортных расписаний, набранных мелким шрифтом, как магнит тянут отправиться в дальний путь, сменив надоевший костюм на старые джинсы. Сугубо прозаические строки путеводителя звучат как поэма: «Белград — Триест — Венеция — Верона — Милан», «Гётеборг — Стокгольм», «Марсель — Лион — Париж»… Кто может читать эти названия, не представляя себе платформу с толпами пассажиров и грудами багажа, длинный состав с экзотическими местами назначения на вагонах?! Кто может, увидев надпись «Москва — Варшава — Берлин — Базель — Женева», не позавидовать тем везунчикам, которые собираются совершить столь грандиозное путешествие?! Наверное, кто-то и может. Но лично я способен часами рассматривать таблицы, каждая из которых — заумная головоломка из дат, расстояний и таинственных условных значков, изображающих пересеченные ножи и вилки, винные бокалы, кинжалы, шахтерские киркомотыги (они-то что могут означать?), паромов, автобусов и уж совсем недоступных пониманию примечаний:
873-4 В/из Сторлиена — см. Таблицу 473
977 Лаппландшпиллен — см. Таблицу 472.
Остановки только для посадки. На (7) машинах въехать в поезд 421.
k Рекомендуется бронирование.
t Пассажиры не могут сесть или выйти на этих станциях.
x Через Вастерас на (4), (5), (6), (7).
Что это все значит? Тут у кого угодно крыша поедет. Можно изучать книгу Томаса Кука всю жизнь и не разгадать до конца всех ее загадок. Но это кажущиеся излишества. Наверняка десятки людей сталкивались в пути с огромными проблемами лишь только потому, что не обратили внимания на примечание, гласящее: «После Карлскрона по пути к Полярному Кругу остановок нет — см. таблицу 721 а/b. Рекомендуется иметь при себе грелки. Горячая пища только после Мурманска. Обратный путь через Анкоридж и Мексикали».
Поездка в Хаммерфест была вроде основательной разминки, но теперь я был настроен отправиться в серьезное путешествие. Мне не терпелось поколесить по Европе, посмотреть афиши фильмов, которые никогда не будут идти в Англии, поглазеть на знаки «Парковка запрещена», послушать народные песни, которые даже при самой буйной фантазии не могли бы стать хитами в моей стране. Мне хотелось вновь и вновь попадать впросак, заходить в разнообразные тупики на причудливом континенте, где можно сесть на поезд и через час попасть в другую страну, где говорят на другом языке, едят другую пищу, работают в другие часы. Я хотел быть туристом.
