Ознакомительная версия.
– У нас живет самое большое количество мусульман в мире, но при этом на одного мусульманина приходится восемь индуистов! – говорит Шумит. – У меня в школе было много друзей мусульман. Когда я слышал намаз из-за стены, отделявшей наш квартал от мусульманского, я просто перемещался во времена Великих Моголов... Это было космическое ощущение...
– А почему ты не принял ислам, если испытывал такое?
– Ни один индус добровольно не откажется от индуизма, потому что нет религии с такой возможностью вольной интерпретации и такой внутренней свободой. Индуизм всегда можно приспособить под свой жизненный стиль, и никто не предаст тебя анафеме. Однажды, с подачи мусульманского друга, я выучил несколько строк их молитвы: «Ла иллаха иллала, мухамедда расауллах, Аллахо Акбар». Это единственные слова молитвы, которые я когда-либо произносил перед богом.
– Так ты никогда не молился своим богам?
– Поклонение без слов вполне можно назвать молитвой. Если мне было что-то надо от богов, например, хорошо сдать экзамен, я просто кратко излагал суть своих ожиданий! Все верующие индусы перед принятием важного решения уединяются хоть на миг с высшими силами. Для этого не обязательно произносить молитвенные слова, нужно просто установить энергетический мост к богам. Наши боги доступны и отзывчивы. Они везде, и человек общается с ними без нагромождения ритуальных условностей.
– А с кем именно? У вас же их целая тусовка!
– Мама верила в Адья-Ма, одно из воплощений Кали. Для меня бог не имеет конкретной формы...
– Я бы выбрала Ганеша, ни у одного цивилизованного народа больше нет такого прикольного бога! – Кали долго хвасталась перед мужем крутизной своего сына, пока сына не лишили головы, так что пришлось приставлять голову первого встречного... а им оказался слон.
– Он бог благополучия, посмотри на его животик и довольное лицо... но он младший бог, хотя и покровитель мужской потенции...
Стоило где-то появиться с Шумитом, как знакомые шутили:
– Ну, ты как дочка Сталина!
Мне не нравилась аналогия. Подруга мамы Зина Сагайдачная, познакомившая моих родителей, дружила со Светланой Аллилуевой. И состояла на учете в комсомольской организации филфака МГУ, которой Светлана руководила. Зина изо всех сил отговаривала маму выходить замуж за папу, и, окажись она понастойчивее, вы бы не читали эти строки.
Однако мне все же пришлось отшелушить от мифов историю брака Светланы Аллилуевой с сыном богатого раджи, индийским либеральным коммунистическим деятелем Браджешом Сингхом. Кстати, индиец был старше Светланы на мое любимое число лет – на семнадцать.
Фамилия возлюбленного дочери Сталина говорит о том, что он был сикхом. Слово «синг» означает «лев». О том, что я восхищенно думаю о сикхизме и его последователях, расскажу позже. Но принадлежность к сикхизму красит для меня их отношения совершенно новой краской.
После нескольких неудачных браков, в которые папаша активно встревал посадкой неугодных женихов или их родственников, Светлана чувствовала себя никому не нужной. Для всего мира она не была человеком, женщиной и способной писательницей, а только неуправляемой дочерью покойного монстра. Генеалогическое древо и статус так покорежили психику, что она постоянно обращалась за помощью к психиатрам, была депрессивной, подумывала о суициде и бесконечно пыталась спрятаться от одиночества в нимфоманию.
Было бы странно, если бы это было не так, ведь когда она прислала отцу из пионерского лагеря фотографию, вождь народов посчитал юбку слишком короткой, перечеркнул фото красным карандашом и размашисто написал сверху: «Проститутка!»
Я много разговаривала с людьми, близко знавшими Светлану, и они рисовали чудовище, царицу оргий и избалованную «женщину-вамп». Однако, взяв в руки написанные ею книги – не бог весть какие с точки зрения литературы, – я встретила человека одинокого, тонкого, нежного, глубокого, ранимого и бессильно мечущегося в клетке своего происхождения.
Руководитель КГБ Владимир Семичастный говорил: «Никто не понимал, что она нашла в этом человеке: лысый, худой, нескладный, с жиденькой козлиной бородкой, к тому же сильно больной».
Косыгин спрашивал ее в лоб: «Зачем вам больной индиец? Неужели вы не могли найти молодого и здорового советского человека?»
Двоюродный брат Светланы писал: «Сингх – это единственный человек, который сумел подчинить ее себе. То ли это была любовь, то ли я не знаю что, но она очень трогательно относилась к этому смертельно больному человеку».
Когда они познакомились, у Браджеша Сингха была запущенная эмфизема легких с изнурительными приступами. Было понятно, что он обречен, и было понятно, что к смерти он относится спокойно, как всякий индиец.
В какой-то момент небесный диспетчер решил спасти Светлану Аллилуеву, и Индия протянула ей свое крыло. В отношениях с Индией не бывает случайностей. Когда Светлана легла в кремлевскую больницу, она взяла с собой томик Рабиндраната Тагора. Ясное дело, что в соседней палате оказался Браджеш Сингх: изможденный, лысый, худой, сутулый, очкастый, нескладный, обаятельный, образованный, воспитанный, тактичный, мудрый...
Они общались на английском, и Светлана долго боялась рассказать о своем родстве. А когда все-таки призналась, он удивился, но больше никогда не возвращался к этой теме; а про себя, наверное, подумал: «Какая ужасная карма!»
Они были счастливы и решили уехать в Сочи. Браджеш сделал Светлане предложение, она обратилась за помощью к Микояну. В регистрации брака с иностранцем отказали. Они поехали в Сочи без регистрации и все равно были счастливы, как писали в отчетах наблюдавшие за ними кегебешники. После Сочи Браджеш улетал в Индию, Светлана плакала.
Советское правительство делало все, чтобы Сингх не мог вернуться: то до него не доходило приглашение, то ему не давали визу. Светлана попросила Микояна поговорить о Браджеше с Хрущевым. Хрущев пообещал помочь, но тут его сместили. Одним словом, Сингха пустили в Москву только через год. Он уже был совсем слаб и отговаривал Светлану от брака, не желая быть обузой. Но она упрямо подала документы в единственный в Москве загс, регистрирующий браки с иностранцами.
На следующий день ее вызвали к Косыгину, тот сообщил, что брак не будет зарегистрирован, поскольку они боятся, что индиец вывезет ее из страны на законных основаниях. Светлана утверждала, что не собирается жить в Индии, но хотела бы отправиться туда как туристка. Косыгин отказал и в этом.
Чувствуя, что тучи сгущаются, Сингх переправил рукопись первой книги Светланы «20 писем другу» в Индию, через своего друга посла Индии в России Кауля. Сингху становилось все хуже и хуже, он регулярно ложился в кремлевскую больницу. Светлана считала, что его специально неправильно лечат, но не могла воспрепятствовать этому.
Понимая, что времени в обрез, Сингх захотел уехать умирать домой, но уже был не в состоянии передвигаться один. Светлана написала письмо Брежневу, попросила отпустить с мужем в Индию. Ее вызвали к Суслову, тот категорически отказал в просьбе выехать. Через неделю Браджеш Сингх умер на ее руках.
Светлана попросила дать возможность ей развеять прах мужа над водами Ганга. Политбюро неожиданно разрешило выехать на два месяца в Индию. Она собирала вещи, ничего не соображая и до конца не веря, что выпустят. Даже не взяла фотографии детей и мамы. Торопливо попрощалась с детьми в аэропорту и отправилась в Индию с прахом Браджеша в чемодане и приставленной кегебешной теткой.
Индира Ганди, забыв о том, что сама дочь первого лица государства, приняла ее холодно – боялась эксцессов со стороны Светланы, которые могли осложнить отношения с СССР.
Светлана влюбилась в Индию, в родственников Браджеша Сингха в городе Каланканаре штата Уттар-Прадеш, почувствовала себя спокойной и защищенной на берегу Ганга и решила остаться здесь навсегда. Но не тут-то было! Индира Ганди ответила на это жестким отказом. Прессовать дочь Сталина в Калаканкар немедленно приехал секретарь посольства. Пытаясь вернуть беглянку всеми способами, он даже вручил ей письма от соскучившихся детей, написанные под диктовку людей в серых костюмах.
Светлана скучала по детям, но с ужасом думала о возвращении в СССР. Браджеш и Индия повернули ей мозги: она увидела тысячи бедных, но не затравленных людей, она окунулась в ауру покоя и доброжелательности, она даже подсела на индийскую философию, вегетарианскую пищу и гималайский чай.
Ее почти силой привезли в Дели и поселили в гостинице при посольстве под наблюдением кегебешников. Правда, дали в руки паспорт и попросили быть в аэропорту на следующий день для вылета в Москву. Такую вольность продиктовал Международный Женский день. Дело было 8 Марта, и в посольстве происходила грандиозная пьянка, парализовавшая работу даже приставленных к ней охранников. Светлана тоже получила приглашение на мероприятие, но отказалась под предлогом обеда у друга покойного Браджеша, бывшего посла в России Кауля.
Ознакомительная версия.
