Терапия Арины помогала на короткое время, да и сами эмоции притупились от постоянной борьбы с ними. Но иногда в глазах Генриха вдруг вспыхивала такая глубинная тоска, что у Арины разрывалось сердце. «Хоть бы ты в церковь сходил, помолился, как заколдованный стал...» – думала она про себя, не рискуя высказать эти мысли вслух. Тем не менее она оказалась недалека от рецепта обретения равновесия. Для полного излечения от любви к продажной девке понадобилось почти полгода. Как ни странно, помог улыбчивый батюшка, которого Генрих встретил в кабинете у своего приятеля Бориса. Тот занимался мусором, благотворительной деятельностью, помогал какомуто монастырю и интересовался новыми разработками лаборатории Генриха. Мусорщик не был фаталистом, но уверенно считал, что случайностей в жизни не бывает. Может быть, благодаря этой вере ему удалось дважды обмануть саму смерть. Один раз с помощью Генриха, другой, как выяснилось, с помощью этого самого улыбчивого батюшки...
Лиц, претендующих на возможности видеть прошлое, настоящее и будущее, очень немало. В мои задачи не входит ни их оценка, ни сравнение, ни отделение «чистых» от «нечистых», истинных пророков от шарлатанов. Мне важно было повидаться с человеком, чьи особые свойства действительно прошли проверку и числом и временем, – мне неважно, сколько их, похожих или таких же. Пусть один, пусть тысяча. Мне важно было убедиться самой: да, такое бывает.
Н.П. Бехтерева
С давних пор приятельские отношения ученого с Борисом переросли в настоящую дружбу. Борис занимался каким-то странным приземленным бизнесом, по всей видимости, очень доходным. Генрих часто раздумывал о феномене благосостояния. Почему человек, который в перспективе может спасти мир от рака, СПИДа, старости и болезни Альцгеймера, перебивается от одной нищенской зарплаты до другой, а сидящий напротив магнат переработки мусорных свалок признает на завтрак только белужью икру с хрустящими зерновыми тостами утренней выпечки... Да, бизнес Бориса действительно был связан с переработкой отходов. В кругу даже самых близких Борю называли не иначе как Мусорщик. Боря не обижался. Он был самодостаточным и гордым человеком. Да и деньги Борис, можно сказать, заработал на спор. Когда-то он посмотрел пиратскую копию фильма «Мусорщик» и поспорил на пять баксов с педерастом по имени Коша (мама думала, что сына зовут Николай), что сможет продать бак мусорных отходов за двадцать зеленых. Он продал. Коша, как и положено девочке, денег не отдал. Но с тех пор к Борису приклеилось прозвище Мусорщик и стойкое понимание того, что с «не такими» бизнес делать нельзя. Друзья любили Бориса за открытость и преданность. Он принадлежал к редкому типу мужиков, для которого наличие денежных знаков является необходимым, но недостаточным условием жизни. Борис не был одержим «бабками», как многие его знакомые, более того, он даже не был озабочен погоней за красивыми телками, чем увлекался любой мало-мальски обеспеченный мужик из его окружения. Борис проявлял совсем не праздное любопытство к классической музыке, немного играл на пианино, неплохо знал итальянцев эпохи Возрождения, но самое главное – был невероятно заинтересован в работе лаборатории мозга, финансировал разработки своего гениального друга и частенько приглашал к себе Генриха. Наряду с серьезными вопросами, Боря наивно интересовался продлением жизни, улучшением памяти, чудесами подсознания. Кроме того, Борис имел удивительно позитивное влияние на Генриха. Им было комфортно вдвоем. Каждый раз, приходя к приятелю в офис, Генрих получал заряд хорошего настроения. В этот раз его ожидал сюрприз.
Когда Генрих постучался, Борис, как обычно, закричал:
– Не стучись, заходи, дорогой!
За столом у Генриха сидел священнослужитель. Аккуратная ухоженная борода с проседью, глубокий спокойный взгляд серых глаз, огромные красивые руки с длинными пальцами и аккуратными, будто отполированными, ногтями, белоснежные ровные зубы с резными краешками, как у ребенка...
Увидев батюшку, Генрих замешкался.
– Давай, давай, не стесняйся. Я давно хотел тебя познакомить с этим чудесным человеком! – без всякого смущения продолжал Борис. Он вел себя так, как будто у него в офисе сидит не облаченный в рясу священник, а закадычный светский приятель. – Отец Сергей служит в Свято-Владимирском монастыре. Очень рекомендую попасть к нему на службу. А еще лучше – на исповедь и причастие.
– Рад с вами познакомиться, – протягивая огромную ладонь и чуть привстав, абсолютно цивилизованно произнес красивым баритоном отец Сергей. Генрих ответил рукопожатием.
– Так-то вот, друг мой, – видимо завершая беседу с Мусорщиком, поставил точку батюшка. Ученый тем временем занял кресло напротив отца Сергея. Тот пристально посмотрел ему в глаза и вдруг спросил:
– Вы давно на исповеди были?
– Я... Я не хожу в церковь, – честно ответил Генрих.
– Напрасно. Впрочем, не ходите, если душа не зовет. Заезжайте просто так, побеседуем, чайком угощу. Посмотрите – все как рукой снимет. Найти меня просто. Борис подскажет, только непременно приходите. – Батюшка вдруг поднялся и, перекрестив приятелей, откланялся.
– Не смею задерживать, – прокомментировал Борис, – будьте здоровы, появляйтесь. А я к вам – на днях.
Батюшка упругой походкой зашагал к двери. Под рясой угадывалась спортивная подтянутая фигура. Генрих и Борис провожали его стоя. Генрих почувствовал себя как-то неуютно, особенно когда батюшка, открыв дверь, вдруг обернулся и, глядя прямо ученому в глаза, сообщил:
– Вам необходимо ко мне приехать. В любое время. Не смущайтесь. Вам нужно, – с нажимом повторил он и закрыл за собой дверь.
Генрих удивленно посмотрел на друга.
– А ты не удивляйся, он что-то знает, – ответил Борис на вопросительный взгляд.
– Не обращай внимания, – продолжил Мусорщик, когда батюшка аккуратно закрыл за собой дверь. – Может, он в чем-то странный, но настоящий. Настоящий! Знающий, глубокий, очень образованный. Он меня, можно сказать, от смерти спас в свое время, – Борис задумался на мгновение, – впрочем, как выяснилось, это была не единственная возможность попрощаться с жизнью... – Он тряхнул головой, словно избавляясь от ненужных мыслей.
Генрих не мог не удивляться. Он знал, что Борис занимается благотворительностью, помогает детям, реставрирует храмы, но чтобы так серьезно говорить о пользе исповеди, даже рекомендовать ему, ученому, чуть ли не обратиться в веру, это было слишком. Борис почувствовал сомнения товарища.
– Ты думаешь, отец Сергей всегда был таким? Он, между прочим, тоже наукой занимался. Докторскую защитил, что-то там с физикой связано. Кстати, тоже раньше в НИИ работал. Кандидат наук, а может, и доктор. Но видишь, – теперь вот покой обрел в вере и, похоже, счастлив.
Генрих внимательно слушал и раздумывал о том, что может привести научного работника не последней степени к отречению от работы и от мирских радостей. Он пытался представить себя на месте отца Сергея и никак не мог придумать достойного повода распрощаться с наукой. Борис словно прочитал мысли ученого:
– Кажется, он семью потерял – на остановке жена с ребенком стояла, а какой-то микроцефал пьяный не справился с управлением. И жену, и ребенка – сразу на тот свет отправил. У Сергея шок случился страшный, он в амнезию впал, никого не узнавал. Как только оклемался, пошел в священники. Все бросил, ни слова никому не сказал, просто ушел в монастырь и молился. Там я с ним и познакомился, когда он уже в сане был.
– Пути Господни неисповедимы? – с оттенком сарказма спросил Генрих.
– Сто процентов. Ты дослушай, – серьезно продолжил Борис. – Мы года два были знакомы с ним, когда он мне позвонил и попросил срочно приехать. У меня поездка горела – в Новосибирск в командировку, причем там люди ждали, совещание было назначено и все такое. Я его пытался уговорить встретиться в другой раз, но не тут-то было. Он как пиявка впился и сказал, что, если я не приеду, его ноги не будет у меня никогда. Он сказал: «Представь, что от этого зависит чья-то жизнь». Я поехал. Покуда ехал, Сергей мне раз десять позвонил, все хотел убедиться, что я не полетел. Так вот, когда я прибыл, Сергей на колени перед образом упал и молиться стал, как ненормальный. Потом меня заставил стоять молебен на коленях. Я все никак в толк не мог взять. Так он новости включил, и по радио сказали, что тот самолет, на котором я лететь должен был... В общем, не долетел. Разбился. Погибли все – и пилоты, и пассажиры. Я вот сижу и с тобой разговариваю. Все благодаря ему. Знает он что-то. Непростой человек. Так что сказал тебе – приходи, надо прийти.
Генрих с сомнением покачал головой:
– Да не особо у меня со временем. И потом, я никуда лететь не собираюсь, и работа моя не слишком предполагает общение с представителями Церкви. Я для них – безбожник, в мозгу человеческом пытаюсь порядок навести.
