Ознакомительная версия.
— А я читала, как где-то в Тверской области главный врач больницы банду вымогателей возглавлял, — вспомнила Пискунова.
— Вас послушаешь, так начнешь думать, что главный врач — самая, что ни на есть, криминальная профессия, — сказал Данилов. — Главные врачи тоже люди, и никакие людские пороки с недостатками им не чужды. Я, кстати, слышал другую версию о серпуховском убийстве…
Версию рассказала Елена, которую регулярно развлекали свежими новостями коллеги. На «Скорой помощи», если кто не в курсе, знают все обо всем. Такая уж там специфика.
— …Причиной ссоры стали казенные деньги, которые начальник управления украл при помощи дружка-главврача. Начальник прибрал всю сумму к рукам и не спешил делиться, а деньги, по слухам, были нехилые. Якобы около двадцати миллионов.
— Долларов? — уточнил Сааков.
— Рублей, — Данилов улыбнулся и взглянул на часы, — тоже ведь деньги. Извините, мне пора на занятие…
— Как тебе нынешние студенты? — поинтересовалась вечером того же дня Елена.
— Странные они какие-то, — признался Данилов. — Или просто я уже постарел и смотрю на жизнь иначе.
— Данилов, не хами! — Елена нахмурилась и погрозила Данилову пальцем. — Что значит постарел? Я что — старуха?
— Так я ж говорю о себе! — удивился Данилов.
— Но мы же с тобой сверстники!
— Тогда прошу прощения… — Данилов на секунду призадумался и выдал новый, отредактированный вариант. — Возможно, что накопленный жизненный опыт вынуждает меня по-иному смотреть на жизнь.
— Вот так звучит гораздо лучше, — одобрила Елена. — Так что там со студентами? У них другой жаргон? Они слушают иную музыку? Что тебе кажется странным?
— Да все! — Данилов уже пожалел, что не ответил на первый вопрос словом-выручалочкой нормально. — Племя младое… Бестолковое.
— Так, значит… Учиться не хотят?
— Нет. Причем странно как-то выходит. Насколько я помню, мы не всегда уделяли должное внимание фундаментальным дисциплинам, поскольку не понимали их пользы и необходимости, но клиническими предметами не пренебрегали. Ясно же было, что все пригодится, вне зависимости от выбранной в итоге специальности, начиная с офтальмологии и заканчивая детскими инфекциями. Я верно говорю?
— Да.
— Я сам на четвертом курсе гистологию с биохимией подтягивал, ликвидировал пробелы… Ну, не обо мне речь. А нынешние третьекурсники сознательнее пятикурсников, во всяком случае, у меня сложилось такое мнение. Третьему курсу все интересно, пятому — все параллельно и фиолетово. Можно, конечно, сказать, что это мне группы такие попались, но я же еще и на обходах бываю и вижу, кто как себя ведет. Кто интересуется, задает вопросы, а кто-то — в потолок глядит, на часы — сколько до конца осталось? У старшекурсников интерес проявляется только в виде фотографирования на мобильники чего ни попадя. Для блогов. Без блога сейчас как-то несовременно, немодно. Короче говоря, и на обходах тот же самый расклад. Третьекурсники интересуются, активно участвуют, а пятые и шестые курсы — нет. На вопрос: «Вам что, неинтересно?» — без стеснения могут ответить утвердительно и добавить: «Это нам не надо, мы все равно лечить никого не собираемся»…
— А что они собираются делать? — Елена построила брови домиком, что выражало крайнюю степень удивления. — Сразу же руководить?
— Торговать. Подавляющее большинство намерено стать медицинскими представителями и консультантами — продавать лекарства и оборудование. Практики, — Данилов произнес это слово с сарказмом, — собираются стать косметологами. Пара-тройка студенток намерены поступать в ординатуру по акушерству и гинекологии. Они, кстати, толковые, учатся, интересуются.
— Закономерно! — хмыкнула Елена. — Им же всю жизнь с анестезиологами бок о бок работать. А что ты имеешь против косметологии?
— Против нее я ничего не имею, — искренне ответил Данилов. — Я просто не понимаю, как без пяти минут врач может рассуждать примерно по такой схеме: «Если я хочу стать косметологом, то кроме сертификата и умения работать на нескольких аппаратах мне больше ничего не надо». Когда я сказал, что косметологам надо разбираться и в кожных болезнях, и в аллергологии с иммунологией, и в терапии, и в эндокринологии, не говоря уж о физиотерапии, на меня посмотрели, как на идиота. Честное слово, если бы я снял штаны и прошелся бы на руках по кабинету, удивления было бы меньше! Согласно этой логике всякий, кто умеет включать наркозно-дыхательный аппарат, может считать себя анестезиологом! «Ёклмн» и еще «прцт» в придачу!
Данилову, несмотря на то, что тяги к сквернословию он никогда не испытывал, хотелось выразиться более экспрессивно. Абсурдность ситуации вкупе с сознанием собственного бессилия не может не нервировать. Даже если кажется, что ты уже все повидал и ко всему привык.
Третий курс тоже озадачивал, правда далеко не в такой степени, как пятый. Во время занятия по теме «Регионарная анестезия»[10] одна из студенток, Шильдикова, для третьекурсницы довольно немолодая (на вид ей было около тридцати), задала с места обескураживающий вопрос:
— Скажите, Владимир Александрович, когда же наконец запретят эпидуральную анестезию?[11]
Требовать, чтобы спрашивающие или отвечающие студенты непременно вставали, Данилову и в голову не приходило. Не кадетский корпус, чай.
— Запретят?! — Данилову показалось, что он ослышался.
— Да! — подтвердила Шильдикова.
— А почему ее должны запретить? — удивился Данилов. — Что в ней такого?
— А то вы не знаете? — Шильдикова растянула тонкие губы в улыбке, которая явно должна была стать саркастической, но вышла просто кривой, и красоты плосколицей Шильдиковой не добавила. — Сотрудник кафедры, и не знаете?
— Сотрудник кафедры всего знать не обязан, — сухо ответил Данилов, еще не до конца свыкшийся со своим новым амплуа. — Если вам есть что сказать — говорите, если нечего, я продолжу…
По лицам студентов пробежали улыбки. Скромные такие и почти незаметные. Кто-то с кем-то переглянулся, кто-то кому-то подмигнул.
— Сказать мне есть чего, очень даже есть, — Шильдикова закатила глаза и взяла разгон. — Всем известно, что вторжение в эпидуральное пространство прерывает цепочку энергетического обмена, и человек больше не в состоянии подпитываться из мирового океана…
Улыбки на лицах студентов стали заметными — от уха и до до уха. Мелькнул оттопыренный кверху большой палец — здорово, мол, излагает Шильдикова.
— Спасибо, — перебил Данилов. — Было очень смешно. А теперь я, с вашего позволения…
— Вот видите! — Шильдикова картинно всплеснула руками и, словно в поисках поддержки и понимания, оглянулась на своих одногруппников (сидела она в первом ряду). — Я еще толком ничего сказать не успела, а вы не хотите слушать! Зачем же тогда спрашивали?
— Простите, — спокойно, без ерничанья, сказал Данилов. — Больше не буду спрашивать. Давайте про…
— У невежества есть два пути — отрицание и отторжение! — возвестила Шильдикова и умолкла, оскорбленная, но не униженная.
Молчание ее было многозначительным, побуждающим сказать что-то в ответ. Да и вообще, как-то надо было отреагировать, дать свою оценку, расставить точки над «i». Во всяком случае, так считал Данилов.
— Мне как преподавателю медицинского вуза, — начал он, — немного странно слышать от студентки третьего курса о том, что, вводя иглу в эпидуральное пространство, мы прерываем какую-то цепочку энергетического обмена…
— Может, вам и про чакры слышать странно? — перебила Шильдикова.
— Во время занятия — да.
— А после? — не сдавалась Шильдикова.
— А потом мне неинтересно, — честно признался Данилов. — Скажите, Александра, а как вы совмещаете подобное… мировоззрение с учебой в медицинском вузе? И почему? Если, конечно, это не секрет.
— Не тайна — мне надо получить диплом врача, чтобы иметь возможность лечить людей, чтобы я могла практиковать. Я же не виновата, что у нас такие дурацкие законы, которые не разрешают человеку без врачебного диплома заниматься лечением! Вот я и вынуждена учиться здесь, потому что другого выбора у меня просто нет…
Одна из студенток за спиной Шильдиковой покрутила пальцем у виска.
— А эпидуральная пункция наносит организму непоправимый вред, и ни один по-настоящему грамотный врач ее делать не станет, — вернулась к истокам Шильдикова. — Так же, как и плевральную пункцию!
— Плевральная-то чем вам не угодила, Александра?
— Легкие — это насос, который качает энергию из внешнего космоса. Вторгаться в плевральную полость недопустимо, еще и металлическим предметом!
— Предлагаете костяные иглы? — усмехнулся Данилов.
— Предлагаю медитацию. Это единственно верный путь к решению проблем со здоровьем. Один-два сеанса, и жидкость в плевральной полости рассосется сама собой. И не только она, опухоли с метастазами рассасываются…
Ознакомительная версия.
