Ознакомительная версия.
И вероятно, она в конце концов меня услышала. Мне это почудилось, когда она выходила на сцену, — беглый взгляд, только убедиться, что ложа опять занята. И вот теперь, двигаясь вдоль ряда софитов, она как будто снова на меня посмотрела. Это казалось невероятным, но каждый раз, обводя глазами переполненный зал, она словно бы натыкалась на мой взгляд и чуточку на нем задерживалась. Я уже больше не шептала, а только смотрела, едва переводя дыхание. Я видела, как она уходила со сцены (снова ее взгляд встретился с моим), как вернулась, чтобы бисировать. Она запела свою балладу, вынула из петлицы розу, прижала ее к щеке — все мы ждали. Но, допев песню, мисс Батлер не стала, как обычно, оглядывать партер в поисках самой хорошенькой девушки. Нет, она шагнула влево, к моей ложе. Сделала еще один шаг. Она была уже на самом углу, стояла лицом ко мне, так близко, что я могла рассмотреть блеск ее запонки, биение жилки на шее, розовый краешек века. Прошла как будто маленькая вечность, мисс Батлер воздела руку, мелькнул в луче софита цветок — и моя собственная трепещущая рука взметнулась, чтобы его поймать. Публика радостно загудела, послышался одобрительный смех. Мой нервный взгляд был притянут ее уверенным; она слегка поклонилась. Внезапно отступила назад, махнула рукой залу и исчезла.
Я сидела как громом пораженная, рассматривая цветок, который совсем недавно касался щеки Китти Батлер. Мне хотелось поднести его к своей щеке, и я бы так и поступила, но наконец мне в мозг проникли громкие голоса, и я осмотрелась: отовсюду на меня глядели благожелательно-любопытные глаза, публика кивала, подмигивала, посмеивалась. Вспыхнув, я спряталась в затененную глубину ложи. Обратив спину к бесцеремонным взглядам, я заткнула розу за пояс платья и стала натягивать перчатки. Сердце, забившееся учащенно еще раньше, когда ко мне шагнула мисс Батлер, все так же болезненно колотилось, однако стоило мне покинуть ложу и через переполненное фойе устремиться на улицу, как в груди сделалось легко и радостно, захотелось улыбаться. Пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не выглядеть дурочкой, неизвестно от чего развеселившейся.
Когда до двери оставался один шаг, я услышала чей-то оклик. С другого конца фойе ко мне спешил Тони, размахивая рукой. Увидеть наконец знакомого, кому можно улыбнуться, — это было облегчение. Я отняла ладонь ото рта и ухмыльнулась, как обезьяна.
— Привет, привет, — запыхавшись, произнес Тони, когда догнал меня, — кое-кому тут весело, и я догадываюсь отчего! Что же мне-то в обмен на розы ни одна девушка не дарит таких улыбок?
Я снова покраснела и прикрыла рукою рот, но не произнесла ни слова. Тони осклабился.
— Мне поручено передать. Кое-кто желает тебя видеть. — Я удивленно подняла брови. Может, здесь находятся Элис или Фред и они хотят ко мне присоединиться? Тони ухмылялся уже во весь рот. — С тобой хотела бы переговорить мисс Батлер.
Улыбка тут же сбежала с моих губ.
— Переговорить? Мисс Батлер? Со мной?
— Верно-верно. Она спрашивала у Айка, рабочего сцены, кто та девушка, что каждый вечер сидит одна в ложе, Айк ответил, что ты моя знакомая, пусть обращается ко мне. И мисс Батлер так и сделала. Я ей сказал. И вот она хочет тебя видеть.
— Зачем? Бога ради, Тони, зачем? Что ты ей сказал?
Я вцепилась Тони в руку.
— Ничего, кроме правды… — Я крутанула его руку. Правда была ужасной. Мисс Батлер не должна была знать о моей потаенной дрожи, о сиянии у меня в голове. Тони снял со своего рукава мои пальцы и сжал в ладони. — Только, что она тебе нравится, — сказал он просто. — Ну что, пойдешь, нет?
Я не знала, что ответить. И, не открыв рта, послушно последовала за ним прочь от большой стеклянной двери, по ту сторону которой виднелся синий кентерберийский вечер, мимо арочного входа в партер и лестницы галерки к дальнему углу фойе, где висел занавес, а перед ним веревка, а на веревке табличка с надписью «Посторонним вход закрыт».
Прежде я уже раз или два бывала с Тони за кулисами «Варьете», но только днем, когда в зале царили сумрак и пустота. Теперь же в коридорах, по которым меня вел Тони, было светло и шумно. Мы миновали дверь, которая, как мне было известно, вела прямо на сцену: мелькнули лестницы, веревки и газовые рожки; парни в кепках и фартуках, поворотные механизмы, прожекторы. У меня возникло чувство (подобное я испытывала и в последующие годы, когда бывала в театре за кулисами), будто я ступила внутрь гигантских часов, ступила по ту сторону изящного корпуса, в пыльный, сальный механизм, безостановочно работающий в его невидимой для посторонних глубине.
В конце коридора Тони остановился у металлической лестницы, пропуская троих мужчин. Все были при шляпах и несли с собой верхнее платье и сумки; при нездоровых, землистых, как у бедняков, лицах их манеры выдавали привычку быть на виду, и я заподозрила в них торговцев с образцами товаров. Только когда они уже прошли мимо и обменялись шуточками со швейцаром, я поняла, что это покидает театр трио акробатов, а в сумках они уносят свои блестящие костюмы. Внезапно я испугалась, что Китти Батлер окажется на них похожей: некрасивой, заурядной, не имеющей ничего общего с той эффектной девушкой, что небрежно расхаживала в свете софитов. Я собралась попросить Тони, чтобы он отвел меня обратно, но он уже спустился по лестнице; когда я его догнала в коридоре, он держался за ручку двери.
Дверь была одна из ряда подобных и отличалась от них только медным номером 7, очень старым и поцарапанным, который был прикручен к центральной филенке на уровне глаз, а также прибитой ниже табличкой с надписью от руки. «Мисс Китти Батлер» — стояло на табличке.
Она сидела за столиком перед зеркалом, повернувшись вполоборота (наверное, на стук Тони), но при моем приближении встала и протянула руку. Даже на каблуках, она была немного ниже меня, и младше, чем мне представлялось, — возможно, ровесница моей сестры, то есть не старше двадцати двух лет.
— Ага, — произнесла она, когда Тони вышел (в ее голосе сохранились следы ее сценической манеры), — моя таинственная почитательница! Я была уверена, вы ходите ради Галли, но потом кто-то сказал, что вы не остаетесь после антракта. В самом деле, вас интересую именно я? У меня никогда еще не было поклонников!
Она удобно облокотилась на стол (я заметила, что он загроможден баночками с кремом, палочками грима, игральными картами, сигаретными окурками и грязными чайными чашками), скрестила ноги в лодыжках и сложила руки. На лице мисс Батлер оставался толстый слой пудры, на губах — ярко-красная помада; ресницы и веки были густо начернены. Одета она была в брюки, обута в те же туфли, что на сцене, только сняла с себя пиджак, жилетку и, конечно, шляпу. Крахмальную рубашку плотно прижимала к груди пара подтяжек, однако воротничок под ослабленным галстуком был распахнут. Под рубашкой проглядывал краешек кремового кружева.
Я отвела взгляд.
— Мне нравятся ваши выступления, — сказала я.
— Наверное, раз вы приходите так часто!
Я улыбнулась.
— Ну, знаете, Тони пускает меня совершенно бесплатно…
Она расхохоталась; на фоне накрашенных губ зубы выглядели ослепительно белыми, язык — ярко-розовым. Я почувствовала, что краснею.
— Я хотела сказать, что Тони пускает меня в ложу. Если бы пришлось платить, я бы заплатила, но за место на галерке. Ведь мне так нравятся ваши выступления, мисс Батлер, — я от них просто без ума.
На этот раз она не засмеялась, но слегка наклонила голову.
— В самом деле? — спросила она вполголоса.
— Да-да.
— Тогда расскажите, что вам так нравится.
Я замялась.
— Ваш костюм, — проговорила я наконец. — Нравятся ваши песни и то, как вы их поете. Нравится, как вы разговариваете с Трикки. Нравятся… ваши волосы.
Я запнулась, мисс Батлер, в свой черед, покраснела. Наступила, можно сказать, неловкая тишина, но тут внезапно, как будто вблизи, заиграла музыка — гудок рожка, дробь барабана, — и послышались аплодисменты, словно бы гул ветра в огромной морской раковине. Я подскочила и оглянулась, мисс Батлер рассмеялась.
— Второе действие, — пояснила она.
Аплодисменты уже стихли, музыка, однако, продолжала мерно пульсировать, словно могучие сердцебиения.
Мисс Батлер сняла локти со стола и спросила, не буду ли я возражать, если она закурит. Я помотала головой и повторила это движение еще раз, когда мисс Батлер, отыскав среди грязных чашек и игральных карт сигаретную пачку, протянула ее мне. На стене шипел в проволочной оплетке газовый рожок, и она приблизила к нему лицо, чтобы поджечь сигарету. С сигаретой в углу рта, с прищуренными глазами, она снова сделалась похожей на мальчика; правда, на сигарете, когда она вынула ее изо рта, остался темно-красный след помады. Заметив это, мисс Батлер покачала головой:
Ознакомительная версия.
