Спустя полгода был показательный суд. Особенность военного правосудия заключается в том, что пусть даже будет группа в сто человек, но там будет хоть один военный, то всех будет судить военный трибунал. И хоть ты прыгай через голову, а ничего не изменишь. И накрутят тебе по максимуму. Не фиг военных с пути истинного сбивать. И военного могут отправить на «дизель» — дисбат (дисциплинарный батальон), а гражданскому прямая дорога — зону топтать и выполнять план Родины по заготовке леса.
А «дизель» не считается уголовным наказанием, и нет отметки, что ты сидел. Армия бережет своих.
Правда, говорят, что «дизель» похуже зоны будет. И если ты особо провинился, то сделают из тебя там животное. Армия. Свои порядки, свои законы, свои каратели, и палачи тоже свои.
И те, кто охранял дисбаты, всячески скрывают сей факт из своей биографии, потому что и после службы можно по морде схлопотать.
И если бы кого и убили в нашем ночном походе, то нас бы тоже судил военный трибунал, так как мы находились на военных сборах и автоматически попадали под юрисдикцию военных законов. Но в дисбат нас бы не сослали, а прямиком на зону, потому что мы пока, — не военнослужащие.
Но судить нас не будут, плюс ко всему замаячила перспектива остаться и продолжить свой путь при поступлении.
Армия — это государство в государстве.
Дали Жуку пять лет, а остальным членам бандитской группы, охочим до военного оружия и снаряжения, — по семь лет.
Карты в училище после этого находились под жесточайшим запретом. Как рассказывали, за игру в карты на самоподготовке комбат давал сразу трое суток ареста. Пусть даже вытягивали старшую карту, споря о чем-то. Не волнует. Такса одна — трое суток «губы».
Досталось «на полную катушку» капитану Верткову. Он был командиром взвода, где служил Жук и кандидатом на должность командира роты, но после этого ему не было никуда хода. Так и сидел Вертков, перехаживая уже второй срок майора в капитанах. И, говорят, что любил Вертков «закладывать за воротник» от тоски отчаянной.
Так как Верткова мы на абитуре видели крайне редко, то ничего определенного я сказать не могу. На утреннем разводе личного состава и вечерней поверке он был трезв.
Про прежнего командира батальона полковника Комарова рассказывали, что с первого курса у него была поговорка, к выпуску батальон уже отвечал хором, четко, без запинки.
Комаров:
— Кто плохо учится, нарушает дисциплину, поедет служить… Водка до желудка от жары не доходит, где?
— В Геок-Тепе! — строй отвечал в один голос.
А Геок-Тепе находится в 30 километрах от Ашхабада.
Батя был на учениях в Туркмении, говорит, ну его, нафиг туда попадать. Жара круглые сутки, ночью жара немного спадает, но активизируются всякие ядовитые насекомые и гады ползучие. Лучше в Сибири или в Поволжье!
Также славилось наше училище, по словам курсантов четвертого курса, тем, что готовили классных специалистов. Оказывается после года службы в войсках, командир части пишет отзыв на лейтенанта. Это не столько нужно самому лейтенанту, сколько училищу, чтобы обратить внимание на те или иные дисциплины. В том числе и приходили отзывы из Афганистана, где немало наших выпускников сражалось, выполняя интернациональный долг.
Я уже говорю «наше училище», хотя еще туда и поступил, но уже проникся, пропитался духом училища и уважением к его традициям.
Тем временем мой взвод уже закончил сдавать экзамен, и все расположились в палатках. Сочувственно смотрели, как парни, кто не сдал экзамен, собирали вещи.
Некоторые бодрились и говорили, что, мол, специально завалили экзамен. Не надо нам это военное училище. Другие смахивали слезы с глаз. Обидно. Некоторые готовились. Сам видел. Но не судьба.
Я подбадривал, сам себя в пример приводил. Еще успеют поступить в гражданский ВУЗ, там прокантуются годик и снова можно попытаться поступить в военное училище.
Ходили слухи, что те, кто не пройдет по конкурсу, не наберет баллов, то приезжают «покупатели» из училищ, где недобор, и берут туда. Но для этого надо сдать все экзамены успешно, без двоек.
А вот некоторые из тех, кто сдал, откровенно радовались, что их товарищи срезались. «Меньше конкурс», — говорили они. — Меньше народу — больше кислороду!
Потом был обед.
Очень хорошо, что погода была ясная. Над столами навесов не было. Когда шел дождь, то суп ели, наклонившись низко-низко, закрывая собой миску. Если распрямиться, то было ощущение, что суп никогда не кончится. Второе есть было бессмысленно. Оно становилось по концентрации, как первое блюдо. В дождь, как правило, второе никто не ел. Если было мясо, вылавливали.
Сегодня было все как обычно. Борщ из консервированных овощей, каша — «сечка» с огромными кусками отварного волосатого сала, компот из сухофруктов. В компоте сверху плавали разваренные черви, что были в яблоках, а потом попали в сухофрукты, где и нашли свою смерть, а сейчас в кипятке они разварились и всплыли наверх. Белые, толстые. Деликатес для карасей. Но не для нас.
Если в первые дни меня воротило от одного вида червей, то сейчас, после того, как съел борщ, я ручкой ложки вылавливал и выбрасывал червей из своей кружки.
Второе не стал есть, сразу перешел к компоту.
Рядом сидел «Пиночет» — Олег Майтаков, за то, что он носил большие, квадратные, затемненные очки, его прозвали Пиночетом. Очки уж больно были схожи с теми, что у чилийского диктатора.
— Ты что самый навар выбрасываешь? — Пиночет шутил.
— На, я могу тебе своих червей переложить, — я завис с очередным вареным беспозвоночным над его кружкой с компотом.
— Не надо, у меня навар в самый раз, — Олег закрыл свою кружку рукой.
— Слышь! Вы, — это Андрей Кириллович, по кличке «Кирилл», он сидел напротив нас, держался за горло, сдерживая приступ рвоты.
Кирилл был местным, перворазрядником по хоккею с шайбой и, вены на его накачанной шее вздувались от напряжения, сам он покраснел от натуги.
— Я вам этих червяков в пасти забью. Прекратите! — позывы рвоты и злость душили его.
— Да, ладно тебе, — продолжал Пиночет. — Мясо, как мясо. Китайцы очень, говорят, уважают таких вот червей, говорят, что сплошной белок.
— Убью! — Кирилл хрипел.
— Ладно, ладно, Андрюха, мы пошутили, остынь, — я миролюбиво улыбнулся, продолжая вытаскивать из своей кружки с компотом мертвых гадов.
«Кирилл» и «Пиночет» были местными, но «беспозвоночными», то есть поступали как все, на общих основаниях. Держались просто, вместе ходили в Ягуновку в ночной поход. На КПП мамины подарки не жрали.
Теперь лагерь абитуры был разбит на тех, кто ходил, и на тех, кто не ходил.
После обеда было построение всего батальона. Раньше такого не было. Просто поротно отправлялись на самоподготовку. У каждой роты был свой угол в лесу. Располагались на траве и готовились к экзамену. Так как следующий экзамен у нас был физкультура, все рассчитывали поспать, компенсируя потерянную ночь.
Батальон построили в «каре» — буквой «П». В центре стоял комбат полковник Абрамов и трое абитуриентов, у одного была перевязана голова, сквозь повязку проступала кровь. У остальных были помятые и ободранные рожи, на лбу и под глазами наливались свинцом свежие синяки.
— Вот, товарищи абитуриенты! — начал комбат — Эти трое ночью ушли в самовольную отлучку в поселок Ягуново! Спровоцировали драку с местным гражданским населением. Не сумели отбиться! Позор! Бросили своего товарища на произвол и побежали в лагерь. Позор! Ночью взбудоражили лагерь и абитуриенты, движимые ложным чувством пошли выручать попавшего в драку абитуриента. Еще хорошо, что никого не побили! Поэтому, батальон! Равняйсь, смирно! Слушай приказ начальника училища! — и начал читать приказ об отчислении абитуриентов.
Одну фамилию я запомнил «Вылегжанин», никогда не встречал ничего подобного. Чудилось знакомое «Волжанин». Я заметил, что у него поблескивает обручальное кольцо. Женатый.
После того как закончил читать приказ, обратился к строю:
— Предупреждаю всех остальных любителей девочек и просто острых ощущений, что на этот раз мы никого больше не отчисляем, хотя и следовало бы. На мандатной комиссии, при наличии одинакового количества баллов, выбор будет сделан в сторону более дисциплинированных, тех, кто не ходил в поселок Ягуново! Все! Командирам рот, отправить роты на самоподготовку.
И мы пошли на самоподготовку, а отчисленные абитуриенты поплелись к своим палаткам паковать вещи.
Погода была теплая, и наш взвод просто улегся на землю спать. А что еще молодому здоровому организму надо? Корни деревьев нам служили подушкой, трава — периной. Весь взвод дружно засопел. Впереди один экзамен. Только один.
Только Женя Данданов, тоже местный, спал без «подушки». Он и в палатке спал без подушки, убирал ее на ночь. Впрочем, так как подушки были «жидкими», вата в них скаталась в один большой комок и постоянно убегала из-под головы в какой-нибудь угол подушки, то желающих поспать на двух подушках всегда было предостаточно.
