5.20
Шоколад, должно быть, в самом магазине. Я тихо прошагал через кухню и открыл массивную сосновую дверь, ведущую в переднюю часть здания. Слева от меня лестница наверх, в жилые помещения. Справа — прилавок, полки, витрины, коробочки… Запах шоколада, хоть и ожидаемый, ошеломил меня. Темнота словно усиливает его, так что на мгновенье кажется, будто этот запах и есть темнота. Она обволакивает меня, как густая коричневая патока, душит разум. Луч фонаря выхватывает гроздья чего-то яркого, фольгу, ленты, искрящиеся целлофановые рюшки. Я в пещере сокровищ. Меня пробирает нервная дрожь. Незаметно, под покровом темноты, вторгнуться в дом ведьмы, тайком трогать её вещи, пока она спит… Меня неодолимо влечёт к витрине, так и подмывает содрать бумагу, чтобы первым увидеть… Абсурд. Ведь я намерен устроить погром. Но я не в силах устоять перед соблазном. Неслышно — туфли у меня на резиновой подошве — подбираюсь к витрине; тяжёлая дубина свободно болтается в руке. У меня уйма времени. Вполне успею удовлетворить своё любопытство, если мне так хочется. Да и как не насладиться сполна столь драгоценными минутами?
5.30
Я осторожно снимаю плёнку, укрывающую витрину. Она отрывается с тихим треском. Я убираю её в сторону и, напрягая слух, пытаюсь уловить признаки движения наверху. Тишина. Фонарь освещает витрину, и на мгновение я почти забываю, где нахожусь. Моему взору открываются горы изумительных сокровищ — глазированные фрукты, марципановые цветы, россыпи шоколада всех форм и расцветок. Кролики, утки, курочки, цыплята, барашки глазеют на меня радостно-серьёзными шоколадными глазами, словно терракотовые армии Древнего Китая. И над всем этим изобилием возвышается статуя женщины со струящимися волосами; в её грациозных коричневых руках сноп шоколадной пшеницы. Каждая деталь в её облике тщательно продумана: волосы отлиты из более тёмного шоколада, на глазах белый налёт. Запах шоколада дурманит, густой чувственный аромат проникает в горло, насыщая его восхитительной душистостью. Женщина со снопом пшеницы загадочно улыбается, — будто созерцает таинства.
Попробуй меня. Отведай. Вкуси.
Здесь, в самом рассаднике соблазнов, зазывный клич шоколада звучит особенно громко. Я могу протянуть руку в любом направлении, схватить один из запретных плодов и впиться зубами в его непостижимо сладостную мякоть. Эта мысль пронизывает меня со всех сторон.
Попробуй меня. Отведай. Вкуси.
И никто ничего не узнает.
Попробуй меня. Отведай. Вкуси…
Почему бы нет?
5.40
Я возьму первое, на что наткнутся мои пальцы. Только нельзя поддаваться безумию. Одна шоколадка — не украденная, а спасённая — одна-единственная из всей братии переживёт погром. Моя ладонь невольно задерживается, зависая, как дракон, над скоплением лакомств. Они лежат на плексигласовом подносе под защитой прозрачной крышки, на которой красивым почерком с наклоном выведено название каждого изделия. Названия завораживающие: Сухое апельсиновое печенье. Марципановый абрикосовый рулет. Сушёная вишня по-русски. Белые трюфели с ромом. Белый «Манон». «Соски Венеры». Я чувствую, что моё лицо под маской краснеет. Как можно покупать конфеты с таким названием? Однако смотрятся они восхитительно — пухлые, белые в свете моего фонаря, сверху обсыпаны тёмной шоколадной пудрой. Я беру одну конфетку с подноса, подношу её к носу. Запах сливок и ванили. Никто не узнает. Я вдруг сознаю, что последний раз ел шоколад в детстве, уж и не помню, сколько лет назад, да и то это были дешёвые плитки — всего пятнадцать процентов какао, а в чёрном — двадцать, с вязким привкусом жира и сахара. Раз или два я покупал в супермаркете «Сюшар», но он стоил в пять раз дороже тех плиток, что для меня непозволительная роскошь. А эти конфеты ни с чем не сравнить: обманчиво твёрдая шоколадная скорлупка, внутри мягкий трюфель… Пикантные привкусы наслаиваются один на другой, как букет тонкого вина — лёгкая горечь, терпкий дух молотого кофе. От тепла моего дыхания аромат оживает, забивается мне в ноздри, пьянит, как дьявольское зелье, срывая с моих губ стоны.
5:45
Я пробую ещё одну, убеждая себя, что теперь это неважно. И опять читаю названия. Чёрная смородина со сливками. Три орешка. На подносе с пометкой «Восточное путешествие» лежат тёмные нугаты. Я беру один. Кондированный имбирь в твёрдой сахарной оболочке раскалывается во рту, выливая на язык ликёр, по вкусу — настоящий экстракт пряностей, освежающий настой из ароматов сандалового дерева, корицы и лайма, перебиваемых запахами кедра и гвоздики… Я беру ещё одно лакомство — с подноса с надписью «Медовые персики». Кусочек персика, пропитанный мёдом и коньяком, шоколадный колпачок, увенчанный персиковым цукатом. Я смотрю на часы. Время ещё есть.
Я понимаю, что уже пора серьёзно приниматься за выполнение своей праведной миссии. Витрина, безусловно, впечатляющая, но это не товар на сотни заказов, которые она получила. Должно быть, есть другое место, где она хранит свои подарочные коробочки и крупные партии готовой продукции. Здесь только образцы. Я хватаю миндаль в шоколаде и сую в рот, чтобы лучше думалось. Потом туда же отправляю помадку. Следом белый «Манон», начинённый свежими сливками с миндалём. Времени остаётся так мало, а я ещё столько всего не испробовал… Со своей миссией я справлюсь за пять минут, может, и быстрее. Если знать, где искать. Съем ещё одну конфетку, на удачу, и отправлюсь на поиски. Ещё только одну.
5.55
Претворился в реальность один из моих снов. Я катаюсь в шоколаде. Воображаю себя на шоколадном поле, на шоколадном пляже. Нежусь в шоколаде, утопаю в шоколаде, объедаюсь шоколадом. Я уже не читаю названия — на это нет времени. Просто запихиваю в рот всё, что попадается под руку. Хитрая свинья во мне утратила сообразительность перед лицом столь восхитительного изобилия и опять превратилась в обычную свинью, и, хотя некий голос в сознании требует, чтобы я остановился, я ничего не могу с собой поделать. Стоило только начать… С голодом это никак не связано. Я набиваю шоколадом рот и руки. На мгновение с ужасом представляю Арманду, восставшую из гроба, чтобы помучить меня, возможно, наслать на меня проклятие, которое было её собственным бичом, обречь на смерть от обжорства. Поедая шоколад, я издаю стоны, чмокаю, хрюкаю от восторга и безысходности, словно свинья во мне наконец-то обрела голос.
6.00
Он воскрес! Звон колоколов вывел меня из транса. Я увидел, что сижу на полу посреди разбросанных конфет, словно и впрямь, как и воображал, катался в шоколаде. Забытая дубинка лежит рядом. Маску, мешавшую мне есть, я снял. В оголённую витрину на меня безучастно таращится брезжущий рассвет.
Он воскрес! Словно пьяный, я неуклюже поднимаюсь на ноги. Через пять минут на богослужение начнут стекаться первые прихожане. Меня уже, наверно, ищут. Липкими пальцами, измазанными в растаявшем шоколаде, я хватаю свою дубинку. И на меня нисходит озарение. Я знаю, где она хранит свой товар. В старом подвале, сухом и прохладном, где некогда стояли мешки с мукой. Туда я смогу пробраться. Непременно смогу.
Он воскрес!
С дубинкой в руках я поворачиваюсь. Мне бы хоть чуточку времени…
Она ждёт меня, наблюдает, прячась за занавеской из бус. Давно ли, не знаю. На её губах играет едва заметная улыбка. Она бережно вынимает из моей руки дубинку. В пальцах у неё зажато что-то вроде обгорелого куска цветной бумаги. Возможно, это карта.
…Вот таким они меня и увидели, pere. На карачках в развалинах её витрины, лицо вымазано в шоколаде, взгляд затравленный. Откуда ни возьмись на помощь к ней бегут люди. Дюплесси со своим щенком охраняет главный вход. Сама Роше с моей дубинкой под мышкой стоит у задней двери в дом. Пуату, проснувшийся, как всегда, рано, чтобы испечь свежий хлеб, созывает любопытных на другой стороне улицы. Клэрмоны пялятся на меня, выпучив глаза, словно выброшенные из воды карпы. Нарсисс потрясает кулаком. И смех. Боже! Смех. А на площади Св. Иеронима продолжают звонить колокола. Он воскрес!
31 марта. Светлый понедельник
Когда колокола умолкли, я отослала Рейно восвояси. На проповедь он так и не явился. Без лишних слов сбежал в Марод. Его отсутствие мало кого огорчило. А мы в итоге начали праздновать рано, открыли гулянье горячим шоколадом с пирожными возле «Небесного миндаля». Я тем временем быстро навела порядок в магазине. К счастью, мусора оказалось немного. На полу валялись несколько сотен шоколадных конфет, но подарочные упаковки не пострадали. Немного подправила витрину, и она вновь хороша, как прежде.
Праздник оправдал все наши ожидания. Лотки с ремесленными поделками, фанфары, оркестр Нарсисса — он оказался на удивление виртуозным саксофонистом, — жонглёры, пожиратели огня. В город вернулись речные бродяги — по крайней мере на один день, — и улицы запестрели их колоритными фигурами. Некоторые из них установили свои собственные лотки, торгуя вареньем и мёдом, нанизывая бусинки на пряди волос, делая татуировки хной или предсказывая судьбу. Ру продавал куклы, которые он сам вырезал из обломков плавника. Не было только Клэрмонов, хотя Арманду я постоянно видела в воображении, будто не могла представить, чтобы она пропустила столь бурное веселье. Казалось, она всюду. Согбенная женщина в сером балахоне, красном шарфе и украшенной вишенками соломенной шляпке, покачивающейся над праздничной толпой. Как ни странно, скорбь меня не терзала. Напротив, во мне всё больше крепла уверенность, что она вот-вот появится, начнёт открывать коробки, заглядывать внутрь, жадно облизывать пальцы или улюлюкать, радуясь шуму, забавам, веселью. Однажды мне даже почудилось, будто я услышала её голос — блеск! — прозвучавший возле меня как раз в ту минуту, когда я потянулась за пакетиком изюма в шоколаде, но, обернувшись, я увидела только пустоту. Моя мама нашла бы этому объяснение.
