Липкая газировка пропитала ее блузку, под которой угадывались очертания кружевного лифчика и овал живота. Сцинк попросил Эди Марш включить кондиционер.
– Пробовала, он сломан. – Голос Эди звучал бесцветно.
Щелкунчик предупредил Бонни:
– Только попробуй раздеться, и я тебя прикончу. – В голове у него гудели громкие голоса, некоторые были его собственным. – Думаете, я вас не пришью, скоты вонючие? – бешено заорал Щелкунчик. – Не верите? Гляньте на дырку в крыше!
Ага, такая же, как у тебя в башке! – подумала Эди.
– Может, поедем? – кисло спросила она. – Здесь и вправду ужасная духота.
Охлаждаясь, Бонни вдруг поняла, что беспрестанно извиняется. Хотя стыдиться – нелепо. Плевать, что о ней подумают два самых обычных преступника.
Оказалось – не плевать, и Бонни с собой ничего не могла поделать. Так ее воспитали – порядочная женщина не должна обливаться лимонадом перед совершенно незнакомыми людьми, даже уголовниками.
– Все в порядке, – сказал Сцинк. – Ты просто испугалась.
– Наверное.
Щелкунчик услышал и жлобски ухмыльнулся:
– Это хорошо. Бояться – это чертовски правильно. Так и надо.
Он прямым курсом двигался к тому, чтобы окончательно потерять лицо.
Эди вела машину медленно и нервно. Этот идиот все испоганил. Как же выкрутиться? Возник план: если пьяный Щелкунчик задремлет, она вытолкнет его из машины. Потом хорошенько извинится перед чудной парочкой на заднем сиденье – мол, произошло ужасное недоразумение. Пообещает им долю Щелкунчика от страховых денег, если они забудут этот жуткий вечер. Без проволочек отвезет их обратно в Майами и – в доказательство, что она в общем-то приличный человек, – предложит компенсацию за украденное кольцо. Грузовик с креветками переедет на трассе бесчувственного Щелкунчика, и он больше не представит опасности ни для общества, ни для будущего Эди.
Но Щелкунчик, к сожалению, не задремал. Закрытая бутылка виски мотылялась по приборной доске. Шкодливо мурлыча что-то себе под нос, Щелкунчик баловался с револьвером – крутил барабан.
– Не мог бы ты, пожалуйста, прекратить? – попросила Эди.
Щелкунчик отрыгнул перегаром. Челюсть у него выступала как оконный ящик для цветов.
– Жарко тебе, Эди? Вспотела? А ты сделай, чего вон та хотела, – разденься.
– Ты бы уж обрадовался.
– Да я был бы счастлив! Мы все! – Он махнул пистолетом на Сцинка и Бонни Лэм. – Вам же хочется глянуть на ее титьки? Они прелесть.
Бонни казнилась, что навела Щелкунчика на мысль.
– Что касается меня, – сказал Сцинк, – я просто уверен – они восхитительны. Но как-нибудь в другой раз.
Эди покраснела. Все молчали. Щелкунчик снова стал напевать – под аккомпанемент размеренного скрипа «дворников». Впереди на прибрежной стороне шоссе Эди увидела вывеску с синими неоновыми буквами: «Курортный мотель "Райские Пальмы"».
Сцинк вытряхнул Левона Стихлера из ковра, и старик вывалился на террасу, подобно кулю с мукой. Кто-то вытащил ему кляп и снял повязку. Отвыкшие от света глаза старика слезились.
– Опять ты! – сказал женский голос.
Левон промигался, и склонившееся над ним лицо обрело резкость – рыжая из разбитого дома в «Черепашьей Луговине». В руках с празднично раскрашенными ногтями она держала шифоновый шарф, которым ему завязали глаза. Рядом с рыжей стояла дикого вида блондинка.
– Как тебя зовут, дорогуша? – спросила она.
Рыжая была в прозрачной черной блузке, ажурных чулках и в туфлях на высоченных каблуках. Топик блондинки переливался серебристыми блестками, будто капот «Серебряной Тени». Воздух сахаристо пах духами. Прямо царствие небесное после трех часов удушья в плесени и ворсе ковра. Левон сел и обнаружил, что попал в центр очень внимательного кружка: двух проституток, бандита в полосатом костюме, симпатичной длинноволосой брюнетки, еще одной молодой женщины с бархатистой кожей и тонкими чертами лица и огромного бородатого мужчины в цветастой купальной шапочке. Рукавом куртки бородач полировал стеклянный глаз. Все они находились в небольшой комнате мотеля.
– Что происходит? – спросил Левон.
Проститутки представились: Бриджит и Жасмин. Щелкунчик наклонился и больно защемил старику шею:
– Ты хотел меня убить, помнишь?
– Я же сказал, это была ошибка.
– Значит, договор: остаешься здесь с девочками денька на два, на три. Будет перепихон-отсос, пока ноги сможешь волочить. Плюс кой-какие фотки.
От парня несло спиртным, а рот – будто набит стеклянными шариками. Левон скептически покачал головой:
– Пристрелите меня, и дело с концом.
– Никто никого не пристрелит, – сказала симпатичная брюнетка. – Честно, только ведите себя прилично.
Снова влез Щелкунчик:
– Может, у тебя уже не стоит, или ты любишь мальчиков – мне по фигу. Главное – ты остаешься с телками, пока я не позвоню и не скажу, что можно уматывать. Тогда потихоньку топаешь обратно в Майами. Именно что неспешно – на попутках, въехал?
Левон смигнул и попытался что-то сказать. Щелкунчик дважды шлепнул его по лицу.
– Наверное, мистер Стихлер не разобрался в ситуации, – сказала Эди. – Можно так: мы идем в полицию и заявляем, что вы хотели Щелкунчика убить, а меня изнасиловать трейлерным штырем. Родные сочтут, что у вас старческое слабоумие. Не помогут и фотографии, где дедушка играет в лошадки с двумя девочками по вызову.
Левон посмотрел на Бриджит с Жасмин: здоровые кобылы. Наверняка уже работали на пару.
– Считайте, что у вас отпуск, – продолжила Эди. – Пошалите – сейчас можно.
– Если б я мог.
– Ой-ёй… – Бриджит присела на корточки. – Простата?
Левон угрюмо кивнул:
– Удалили в прошлом году.
– Ничего, что-нибудь придумаем, – ободрила Жасмин.
Сцинк вставил протез в глазницу и посоветовал старику делать, что велят:
– Все лучше, чем пулю схлопотать.
– Да уж, – поддержала Бриджит.
Щелкунчик отслюнявил шлюхам от пачки кровельной добычи. Те пересчитали деньги, разделили и спрятали. Они отвернулись от Щелкунчика, чтобы он не видел их кошельков, раздувшихся от долларов, которые десятью минутами раньше им дал Авила, а двадцатью – красавчик с пистолетом.
– У вас есть лед? – спросила Бонни.
– Возьми в ведерке, – сказала Жасмин.
Бонни горстями зачерпнула кубики и приложила к щекам. Сцинк помог шлюхам поставить Левона на ноги. Щелкунчик ткнул старика стволом в кадык.
– Смотри, без глупостей! – сказал он. – Эти девочки ляжками кокос расколют. Прикончить старого пердуна для них не проблема.
Левон Стихлер ни секунды в том не сомневался.
– Не волнуйтесь, мистер. Я не герой.
Рыжая игриво ущипнула его за костлявую задницу:
– Ну это мы еще поглядим!
Когда к мотелю подъехал черный джип с похабными брызговиками, Августин прятался за мусорным баком. Он увидел, что из машины выходят Бонни с губернатором, и сердце у него скакнуло. За рулем сидела темноволосая женщина в лиловом топе; возможно, это ее фотография была на правах – Эдит Дебора Марш, двадцати девяти лет. Она вышла из джипа, а следом выбрался долговязый мужчина с землистым лицом, в мятом костюме, без галстука. Он держал пистолет и бутылку, на ногах стоял нетвердо. В свете уличного фонаря хорошо виднелась перекошенная челюсть. Сомнений не было: этот человек напал на Бренду Рорк и о нем рассказали проститутки. В жизни – Щелкунчик, по гостевой книге мотеля – «Лестер Парсонс».
Он открыл багажник и что-то рявкнул Сцинку, который вытащил из машины длинный бугорчатый сверток и взвалил на спину. Когда процессия скрылась в мотеле, Августин подбежал к джипу и, забравшись в багажное отделение, тихо прикрыл дверцу. Он распластался под задним окном; пистолет положил справа, ампульное ружье держал у груди.
Вот бы рассказать об этом отцу, подумал Августин. Чтобы на висках у того забились жилки, похожие на жирных червяков.
Папаша и не подумал бы рисковать головой, если нет речи о больших деньгах. Любовь, верность и честь не входили в кредо контрабандиста наркотиков. Августин слышал скептический голос отца: А.Г., какого черта ты затеял это безумство?
Потому что негодяй это заслужил. Он избил женщину-полицейского и украл обручальное кольцо ее матери. Он мразь.
Не будь идиотом. Тебя могут убить.
Он похитил женщину, которую я люблю.
Я воспитал идиота!
Нет, папа. Ты никого не воспитывал.
В каждом письме к отцу Августин непременно рассказывал, сколько денег отдал бывшим подружкам, непонятным благотворительным организациям и ультралиберальным политикам. Он представлял, как отец в смятении сереет лицом.
Ты меня огорчаешь, А.Г.
И это говорит болван, который на полном ходу налетел на мель, когда у него в трюме было тридцать три килограмма дури, а на хвосте сидела вся багамская Служба безопасности.
