«Наш анализ привел нас к следующим выводам…
1. Официальные показатели потребления товаров и услуг, а также денежных доходов населения занижены… размер занижения значителен, по всей видимости, не менее чем на половину… жизненный стандарт для больших групп населения (…примерно три четверти населения) за последние годы повысился, причем население в целом потребляет больше товаров и услуг, чем раньше, то есть общее количество товаров-услуг, потребляемых основной массой населения, возрастает.
2. Не приходится отрицать громадное положительное влияние ликвидации товарного дефицита на общий стандарт жизни… люди… тратят свой денежный доход много рациональнее прежнего, но непонятно, как синтезировать этот эффект в итоговые численные показатели уровня жизни»[10].
Замечу, что эффект ликвидации товарного дефицита оценен не полностью. К сказанному о более рациональных тратах следует добавить избавление россиян от утомительных поисков нужных товаров, стояния в многочасовых очередях, от поездок за дефицитом в другие города и т. д. Влияние гипотетической свободы потребительского выбора на реальные доходы населения по сравнению с почти полным ее отсутствием различными авторами оценивалось в 80-е годы коэффициентом 1,5. С учетом этого коэффициента получается, что жизненный уровень 3/4 российского населения за годы российских реформ поднялся почти вдвое.
И еще одно замечание по поводу вышесказанного. С одной стороны, Бирман утверждает, что производство потребительских товаров резко упало, но с другой — что население потребляет больше товаров и услуг, чем раньше. Как согласовать эти утверждения? Остается предположить, что занижаются официальные показатели не только потребления, но и производства потребительских товаров, хотя и в меньшей степени. Расхождение между потреблением и производством таких товаров восполняется их импортом, который покрывается экспортом сырья, главным образом энергоносителей — нефти и газа.
Добавим, что в еще большей степени, чем производство потребительских товаров, официальная статистика занижает выпуск продукции производственного назначения, сельского хозяйства, объемы строительства и услуг и, стало быть, ВВП, о чем свидетельствуют результаты исследований, выполненных в 90-е годы. В одном из таких исследований, проведенном в 1995 году статистиками Мирового банка с привлечением сотрудников Госкомстата РФ, Минфина, РАН и других учреждений, мне довелось участвовать. По итогам нашего исследования опубликованные ранее показатели ВВП были скорректированы в 1,3 раза [11]. Еще больше — в 1,8 раза — отличаются от публикуемых Госкомстатом размеры российского ВВП, исчисленные А. Ослундом с более полным учетом теневой экономики и уточнением макроэкономических показателей 1990–1991 годов, которые используются в качестве базовых для разного рода расчетов ущерба от рыночной трансформации [12]. В то время как Госкомстат определяет масштабы теневой экономики в размере 20 процентов ВВП, соответствующим образом досчитывая этот показатель, по данным экономической разведки ФСБ, удельный вес теневой экономики в ВВП вдвое больше и достигает 40 процентов[13].
Согласно классификации Госкомстата, теневая экономика включает запрещенную законом экономическую деятельность и разрешенную, но осуществляемую незарегистрированными предприятиями и частными лицами, уклоняющимися от уплаты налогов. Из незаконных видов деятельности назовем изготовление и продажу наркотиков, оружия и боеприпасов, содержание притонов, съемку и показ порнофильмов, аудио- и видеопиратство. Разрешенная экономическая деятельность, но осуществляемая незарегистрированными предприятиями и уклоняющимися от налогов частными лицами, многообразна. Особенно высока ее доля в дачном строительстве, ремонте жилых домов и квартир, техническом обслуживании автомашин и компьютеров, медицинских и репетиторских услугах, в сельском хозяйстве и торговле, в том числе внешней («челноки»). С целью занижения своей налогооблагаемой базы даже зарегистрированные предприятия существенно преуменьшают истинные объемы выпускаемой продукции и получаемой прибыли.
Что касается показателя ВВП за 1990 год, то здесь следует принять во внимание результаты пересмотра динамических рядов промышленного выпуска за 1960–1988 годы, предпринятого НИИ Госкомстата в 1991–1992 годах. Рост промышленной продукции в этот период оказался завышенным в 2 раза, в том числе машиностроения — в 4 раза[14]. А ведь значительная часть продукции машиностроения — конечная продукция, которая целиком включается в ВВП. Сказанное свидетельствует о крупномасштабном завышении официальной статистикой показателей ВВП в 1990–1991 годах. Причем, несмотря на указанный пересмотр динамики промышленной продукции, авторы книг по экономической истории СССР, как в России, так и в США, оперируют прежними, неисправленными данными[15].
Причина завышения отчетных данных была достаточно откровенно названа последним председателем Госкомстата СССР В. Кириченко. По его признанию, методология статистических расчетов указанного ведомства была «подстроена под политические задачи» («Коммунист», 1990, № 3). Особое внимание уделялось при этом обобщающим показателям экономического развития, ибо главным их предназначением была демонстрация успехов и преимуществ реального социализма, его достижений в соревновании с капитализмом, успехов в решении «исторической задачи догнать и перегнать крупнейшую капиталистическую державу — США».
Теперь относительно вкладов в сберкассах. Следуя образной терминологии Бирмана, назовем их обесценение «убийством», которое действительно состоялось, но не в 1992 году, а задолго до гайдаровских реформ. Началось оно в 1963 году, когда Постановлением Совмина СССР сберкассы были переданы из Минфина в ведение Госбанка. Именно тогда сбережения вкладчиков стали направляться на пополнение кредитных ресурсов Госбанка, которые в свою очередь почти целиком шли на финансирование сверхбюджетных военных расходов, связанных с гонкой вооружений. Заметим, что одним из первых проблему советских военных расходов и их финансирования досконально исследовал Игорь Бирман. Его сенсационные выступления на этот счет — как в американской, так позднее и в советской печати — общеизвестны[16].
В результате непомерных затрат на военные нужды уже в 80-е годы средства населения, помещаемые во вклады в сберкассах, стали существовать лишь номинально — в виде записей в сберегательных книжках. Тому, кто в этом сомневается, напомню, что вслед за сбережениями, а уж никак не прежде, на те же цели было израсходовано почти 2/3 золотого запаса СССР: по недавно опубликованным данным, за период с 1953 по 1991 год он снизился с 2050 до 784 т.[17].
Таким образом, в «убийстве» сбережений населения гайдаровские реформы неповинны. Просто тайное сделалось явным. Впрочем, накануне реформы не только сбережения, но и любые рублевые средства и так омертвились — в магазинах в 1990–1991 годах купить на них было буквально нечего.
И другие указанные в книге просчеты Гайдара и его команды столь же не очевидны. Таков, например, часто повторяемый — не только Бирманом — рефрен о недостаточной скорости и жесткости реформ. Претензии, предъявляемые к реформаторам по этому поводу, весьма сомнительны. Ббольшая скорость и радикальность реформ, не говоря уже о прочем, могли бы вызвать серьезные социальные катаклизмы.
Наконец, относительно мрачных прогнозов автора, основанных на устаревшей констатации спада производства и роста задолженности по зарплате. В действительности ничего подобного с 1999 года уже не наблюдается. Напротив, производство растет и задолженность по зарплате почти ликвидирована.
В 2000 году, впервые за последние 15 лет, ВВП, по данным Госкомстата РФ, увеличился на 7,5 процента, промышленное производство возросло на 9 процентов. Заметим, что вполне авторитетной исследовательской организацией — Центром развития (С. Алексашенко) — последний из названных показателей был скорректирован в сторону увеличения — повышен до 11,9 процента[18].
Как было указано, все еще неизжитые последствия гайдаровских реформ — отрицательная амортизация и падение инвестиций. Но и здесь, как говорится, виден свет в конце туннеля. В первом полугодии 2001 года около 2/5 прироста промышленного производства приходилось на долю машиностроения, в том числе инвестиционного[19].
Тем не менее закономерно поставить вопрос: можно ли было осуществить переход к рыночной экономике как-то иначе — с меньшими социальными издержками начального его периода? Прежде чем ответить на этот вопрос, напомню, что проблема перехода к рынку возникла еще во время горбачевской перестройки. Обсуждалось и публиковалось несколько альтернативных программ рыночной трансформации российской экономики. Общеизвестна программа перехода к рынку «500 дней», подготовленная под руководством С. Шаталина и Г. Явлинского в 1990 году. Менее известна концепция такого перехода на основе параллельной валюты, разработанная автором этих строк совместно с И. Нитом и П. Медведевым, хотя начиная с 1986 года она публиковалась неоднократно, в том числе и в массовых изданиях[20].
