Ознакомительная версия.
— Научился? Ну, значит со вчерашнего. Пойдем, проверим. Надо просверлить четыре дырки, две сделаю я, две ты.
Парень старался, и дела у нас продвигались неплохо. Когда я доверил ему дрель и дал самому просверлить ключицу, Степан был явственно счастлив. А когда он довольно сносно стал завязывать узлы, я понял, что из него получится травматолог, правда, после второй «ординатуры» под моим руководством.
— Спасибо, Дмитрий Андреевич! — с жаром проговорил Степан, пожимая мне руку. — Спасибо, что дали хоть что-то самостоятельно сделать! Первый раз за два года! Я вчера еще думал, что, наверное, зря приехал, вы так строго с нами вчера разговаривали. Думал, ничего не доверите делать. Решил, посмотрю, если не буду оперировать сам, то уеду.
— Степа, ну никто же тебя по рукам не бьет, работай спокойно, учись. А я как увижу, что ты созрел, отойду в сторону. Какие проблемы. Нам тут врачи нужны, а не держатели крючков.
— Вот, вы верно сказали, что по рукам не бьете! А в ординатуре бывало: устанешь рану разводить, крючок ослабишь, а заведующий тебя этим же крючком и по пальцам, еще и матом покроет!
— Да, хороший у вас заведующий, человечный. Как говорит наш Иван Григорьевич: «Надо было ему физическое замечание сделать».
— Ну, вы что! Он светило, доктор наук!
— А что, у доктора наук лицо из бетона?
— Нет, но его все уважают, боятся…
— Знаешь, если б меня кто по пальцам ударил, меня бы не удержало никакое светило. Сделал бы физическое замечание, ну не афишируя, конечно. Понял?
— Понял, но что-то среди нас таких героев не нашлось. Если б его кто тронул, сразу бы вылетел из ординатуры, — вздохнул Степан.
— Вот потеря! — усмехнулся я. — Волшебная ординатура. Оперировать не дают, по рукам бьют, а ты стой и молчи!
— Но вы-то, надеюсь, не так себя ведете?
— Боже тебя упаси! Когда что-то не так пошло, ни в коем случае нельзя орать, тем более в операционной. От этого польза сомнительная, а вред — однозначный! Твои помощники начинают теряться, дергаться, ты заходишь в тупик. А самое последнее дело — винить операционную сестру. Если у тебя каждый раз сестра виновата — то не ту иглу дала, то нитка рвется, то зажим плохой, — все, уходи из хирургов!
— Это почему, позвольте узнать?
— Потому. Плохому танцору знаешь, что мешает?
Травматолог заулыбался:
— Ну, про хирурга так же можно сказать.
— Дмитрий Андреевич! — прервал наш разговор Юра, подошедший с приема. — Извините, что перебиваю, но там парня привезли из деревни, похоже, у него острый аппендицит. Анализы уже готовы, надо оперировать. Разрешите мне операцию выполнить?
— Ну, пошли, посмотрим, что за аппендицит. Если настоящий, не ошибся — дерзай!
Я осмотрел больного и нашел, что Юрий Александрович прав, мы имеем дело с острым аппендицитом.
Уверенным четким движением доктор Ветров вполне профессионально вскрыл переднюю брюшную стенку в правой подвздошной области, грамотно остановил кровотечение и начал искать аппендикс. По красному, напрягшемуся лицу врача я понял: что-то пошло не так. Провозившись минут пятнадцать, Юра умоляюще посмотрел на меня.
Я тактично, не привлекая лишнего внимания, перехватил инициативу, стоя слева от больного.
Введя пальцы в брюшную полость, я сразу определил, что отросток расположен не типично, а за слепой кишкой и за задним листком париетальной брюшины, выстилающей заднюю стенку брюшной полости. Аппендикс оказался ретроцекальным и ретроперитонеальным. Такой непросто удалить.
Пришлось применить ретроградную аппендэктомию, то есть сначала отсечь отросток от его места на куполе слепой кишки, отвести ее в сторону, а только после этого удалить сам аппендикс. Потом я передал инструменты Юре, и он довольно ловко зашил операционную рану.
— Дмитрий Андреевич, я сильно опростоволосился сегодня? — спросил молодой хирург после операции.
— Отнюдь, — покачал головой я. — Руки у тебя на месте, работаешь аккуратно, а остальное увидим со временем.
— Да, но это вы удалили аппендикс, а не я! Если б вас не было рядом, я вряд ли смог бы что-нибудь сделать. Я ретроградную аппендэктомию первый раз увидел в жизни, а не на картинке.
— Юра, анатомическое расположение отростка довольно сложное, не на каждой операции такое увидишь, это не студенческая операция. Со временем научишься, главное — технические навыки у тебя есть, а развить их дальше — вопрос времени и желания. В хирургии нужно тренировать руки, пальцы, каждый день! Знаешь, что профессор Ратнер говорил?
— Ни дня без операции?
— Верно! Ни дня без операции! Ну, вот, у вас со Степаном сегодня первый рабочий день, и сразу оба получили боевое крещение! Давайте дальше!
В целом парни мне понравились. Степану еще многому предстояло научиться, зато теорию он знал отменно. Юра работал лучше, но гонору у него было многовато. Поживем — увидим. Если ребята не испугаются трудностей и не сбегут, возможно, я смогу передать им то, чему научился у Леонтия Михайловича.
Глава 21
Дополнение к пополнению
Осень — не только время урожая, но и пора обострений язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, хронического панкреатита и холецистита. Работы хватает как огородникам — убирать то, что выросло в садах, так и врачам. Но если добрый урожай прибавляет людям радости, то обилие больных нас не радует.
Сентябрь для нас выдался особенно урожайным. Даже травма отошла на задний план.
— Надо сменить вывеску, написать «Отделение хирургической гастроэнтерологии», — хохмил Саныч.
Молодые врачи, приехавшие к нам в начале августа, уже втянулись в работу, и с этого месяца я разрешил им дежурить на дому. Степан старательно осваивал оперативную хирургию, и у него стало недурственно получаться, но самостоятельно оперировать я ему пока не доверял. Юра неотлучно находился при мне, постоянно ассистируя и совершенствуя технику. Я разрешил ему самостоятельно прооперировать аппендицит и пару паховых грыж, но большего пока не доверял.
Санычу я запретил оперировать вовсе. Дело в том, что он начал катастрофически терять зрение, без очков не видел совсем, а в очках — только вблизи. Поначалу он скрывал сей факт и хорохорился, но в один прекрасный день, в самом конце августа все раскрылось.
Я отправил Саныча оперировать трехлетнего ребенка с врожденной паховой грыжей. При такой патологии дном грыжевого мешка является не брюшина, как при приобретенной грыже, а яичко.
С первых минут операции Саныч как-то странно себя повел: он долго прицеливался прежде, чем разрезать, а потом не смог найти грыжевый мешок.
— Саныч, да что с тобой такое? — не выдержал я. — Не выспался, что ли?
— Шеф, прости, давно в операционной не был, загнал меня на прием, понимаешь!
— Саныч, да вот же мешок, держи! — не выдержал я, глядя, как он роется в тканях, отыскивая грыжу.
— А, точно! Спасибо, а я здесь ищу, а она туточки!
— Давай шустрее, что-то долго копаемся сегодня!
Выделив мешок вместе с яичком, Саныч зажал его между браншами ножниц. Еще мгновение — и случилось бы непоправимое.
— Саныч, стой! — закричал я. — Ты что, ослеп? Ты же чуть яичко ребенку не отрезал!
— Какое яичко? — Он подслеповато сощурил глаза. — Откуда ему здесь взяться? Это же грыжевой мешок!
— Саныч, грыжа врожденная, у нее дно — яичко! Ты вот яичко и хотел только что оттяпать, а не грыжу!
— Ая-яй! — побледнел Саныч. — Не отрезал?
— Да, не успел! А ты что, не видишь? — смутные подозрения закрались в мою душу. — А скажи, сколько иголок на столе лежит?
— Три! — Бурлаков опять сощурился.
— Не три, а пять!
— Где пять, я только три вижу!
— А я вижу, что ты слепнешь! Все Саныч, больше сам чтоб не оперировал, пока кого-нибудь не угробил!
— Да, шеф, тут три иголки, а не пять!
— Дело не в иголках, если хочешь знать, их тут вообще две, а в том, что ты опасен! Только не вздумай запить, тебя тут же уволят.
— Да я и сам хотел тебе сказать, — погрустнел Саныч. — Но боялся, что в операционную не пустишь. Сам же знаешь, хирург без операции — как летчик без воздуха.
— Знаю, — отрезал я. — Ассистируй, если хочешь. На приеме прыщи вскрывай. А про остальное забудь! У тебя отпуск не израсходован, вот собирайся. И не картошку копай — без тебя справятся, а езжай в область к окулистам, пусть или очки подберут, или операцию сделают. А после поговорим.
Одиннадцатого сентября 2001 года в Нью-Йорке террористы-смертники атаковали башни-близнецы. И в этот день в нашем отделении появился новый персонаж. Петр Вольдемарович Минусинский — так он представился при знакомстве. «Дополнение к нашему молодому пополнению», — съязвил Иван, рассмотрев нового хирурга.
Вольдемарыч роста был среднего, широк в плечах, лицо одутловатое — все бы ничего, если б не бегающий взгляд. Про себя рассказал, что работал в крупной больнице, был при квартире и с семьей, да развелся и вынужден был уехать, как жить стало негде. Квартира принадлежала бывшей супруге, а у нас обещали жилье.
Ознакомительная версия.
