Ответ «да» или «нет» его бы не удовлетворил. Кажется, у мэтра возникли какие-то сомнения, и теперь он ждал, что единомышленник их развенчает и укрепит его в вере. Такое уже бывало…
— Я могу изложить свои соображения, — предложил Палеологов. — По всем основным вопросам.
— Не нужно, — прервал Глеб Максимович. — Знаю, что скажешь. Обстановка в обществе самая благоприятная, президент не имеет никакой власти, его окружение занято переделом собственности, правительство ожидает крах, на пороге дефолт и экономический спад, мы катимся в пропасть… Нет, Генрих, в такой ситуации к власти приходят не монархи, а фашисты или коммунисты.
Еще недавно он говорил обратное.
Поколебать его уверенность могло какое-то экстраординарное событие либо рекомендации «пятерки» — экспертного совета, куда входили высокопоставленные политики и никем не ангажированные ученые. Аналитики не знали, что находятся в одной команде, не имели представления, чей заказ выполняют и как будут использованы их данные; отношения были рыночные, информация и анализ покупались за деньги.
Однако в стране ничего особенного не произошло, даже отставок и заметных скандалов, а рекомендации «пятерки» Землянов обычно изучал и поступал наоборот.
— Что произошло, мэтр?
— Пока ничего. — Он помешал ложечкой чай и оттолкнул чашку. — Ты ешь, наверняка ведь не завтракал. Давай, не стесняйся.
— Тогда я не понимаю вашей настороженности…
— Да и я ее не понимаю. Ты вот позвонил сегодня, сообщил хорошую новость, а я не почувствовал радости. Это очень важно, Генрих. Надо прислушиваться к себе. Когда все само плывет в руки, возникают сомнения. Невольно начинаешь сопоставлять факты…
— Считаю, сегодняшний успех — это плод нашего трехлетнего труда, — не согласился предводитель. — И это первый успех. Мы просто не привыкли к хорошим вестям.
— Возможно… Потому что плохих больше. Например, мы не знаем, с какой целью и кто убрал трех человек, побывавших в квартире академика.
— Я проверял через своих людей. Два несчастных случая и суицид.
Глеб Максимович печально усмехнулся.
— Кого ты хочешь убедить? Меня или себя?.. Смерть секретарши и аспирантки объяснить можно, слишком много знали и видели. Но почему погибает ставленник академика Копысов? Все в один день, и все случайно… Таких совпадений не бывает, Генрих. Их убрали, и убрали одной рукой. Нам кажется, что в этих убийствах нет логики, верно?.. Но она есть. Все есть, и логика, и мотивы. Это значит, что кроме ГУРА у нас имеется еще один конкурент. Третья сила, Генрих! А мы не берем ее в расчет, потому что она, как воздух, незрима и вездесуща. У тебя не было ощущения, что за нами все время кто-то подсматривает?
Палеологов неожиданно будто споткнулся: кажется, у мэтра начинается мания преследования. А что же это еще?..
Он настолько привык к трезвой, всегда точной и ясной мысли Землянова, что сама возможность каких-то отклонений от нормы и в голову прийти не могла.
— Нет, я ничего такого не ощущал, — сдержавшись, проговорил он.
— Плохо… Но не смертельно. — Мэтр не похлопал по плечу, а лишь обозначил это движение. — Ты молод, а шестое чувство приходит в зрелости, когда уже поздно… Ты давно проверял свои банковские счета?
Предводитель стряхнул задумчивость и, чтобы скрыть это, придвинул к себе тарелку с холостяцким завтраком — вареными яйцами под майонезом.
Кошельки в целях конспирации у них были раздельные, каждый имел более десятка счетов в разных банках, в том числе и зарубежных. Партийная касса собиралась из доходов их собственных фирм и пожертвований.
— Финансист докладывал неделю назад…
— Крупных переводов не было?
— Нет, мелочь…
Всегда вальяжный Глеб Максимович подобрался, обнял себя за плечи.
— Два дня назад моя казна пополнилась сразу на двести семьдесят тысяч долларов. Перечисления из Уфы, Нижнего Тагила и Норильска.
— Нас можно поздравить.
~ — А что, в этих городах появились наши единомышленники? Готовые пожертвовать такие деньги?
— Вовсе не обязательно. Это какие-нибудь грязные деньги из Москвы или Питера. Пропустили через пять банков и десять городов — отмывка.
— Я понимаю, деньги не пахнут. Но почему именно сейчас? Тоже счастливое совпадение? — Землянов подошел к стенду, на котором висело оружие для харакири. — Ты заметил, что полоса везения началась у постели умирающего академика? Сколько мы искали Автора? Около года? Определили только круг из четырех фамилий. Да, Космач туда попал, но мы не были уверены в нем. А тут является сам. И, выясняется, не один — с княжной Углицкой, о которой и мечтать не смели. Мало того, он бежит из офиса управления, из-под семи замков, а мы очень просто перехватываем его. Невероятный успех!.. Не много ли везения за один раз? А теперь представь себе ситуацию: ГУРА склоняет Автора к сотрудничеству. Там два его бывших учителя, есть кому обработать. Потом имитируют побег и запускают в наш стан. И больше ничего делать не нужно! Все остальное мы сами, своими руками. Возводим его в фавориты, запускаем вместе с княжной на Соляную Тропу, вытаскиваем символ Третьего Рима, казну… И делаем себе харакири.
— Наш человек в ГУРА вербовку Автора отрицает, — не совсем уверенно сказал предводитель. — Правда, он не мог слышать разговора, вывод делает по психологическому состоянию собеседников. Вчера вечером последним у Космача в комнате был Ровда…
— Давал инструкции?
— Неизвестно. Выпивали…
— Я бы пошел дальше в своих подозрениях. Что если во всей этой истории реальность только смерть академика? А все остальное игра? И не наша. А той, неведомой третьей силы? Условно обозначим, Ватикана?
— Мэтр, вы доведете меня до сердечного приступа, — хотел пошутить Палеологов, но вдруг устрашился сам: если тут замешан Ватикан, то допустить можно все что угодно.
Участие третьей силы в конкуренции никогда не рассматривалось, и потому ей не оказывалось никакого противодействия.
Вероятно, Земляков сам только что начал осознавать это…
— Не доведу. У тебя хороший аппетит, — проворчал мэтр. — Мы обязаны отработать все возможные варианты. И выбрать курс действий, который невозможно просчитать. Так я повторяю вопрос: готовы ли мы идти дальше? Имея вот такой расклад?
Он не дождался ответа, впрочем, не особенно-то и ждал.
— Среда нас подталкивает, заставляет делать шаг за шагом. Значит, это кому-то выгодно, Генрих. А мы, напротив, отойдем назад или в сторону. Станем головой вниз и пойдем! Потому что слишком высока и прекрасна идея, чтоб спешить и делать глупости. Если завтра нам принесут библиотеку, мы должны отнести ее назад и положить на место. И убедить весь мир, что ее не существует, что это просто мечта сумасшедших романтиков. И пусть лежит, как пролежала четыре века. До единственного заветного часа. Когда он придет? Через год-два? А может, пять — десять лет? Или еще больше?..
Предводитель слушал его, внутренне соглашался и чувствовал разочарование. Этот человек имел над ним власть желаемую, когда хочется повиноваться и подражать, и одновременно отвратительную, потому что подавлял волю.
— Да ты не расстраивайся, — подбодрил Глеб Максимович. — Есть совершенно неожиданный ход и, полагаю, самый надежный. У тебя впереди важное событие. Женить тебя хочу, на княжне Углицкой. Пора, Генрих… Иди за мной!
Ничего похожего никогда и в голову не приходило!
В первый миг такой поворот показался немыслимым, невозможным, предводитель потряс головой.
— Простите, мэтр, это шутка?
— Что ты стал? Иди сюда. — Землянов открыл дверь в комнату. — Я тебе сейчас такое покажу! Ничего подобного ты у меня в доме не видел.
— Раздобыли намеленный камень с Соляного Пути?
— Зачем же камень — живого человека! Который в любой камень вложит магические качества и даже душу! Входи, не робей!
Палеологов переступил порог следом за мэтром и сразу ощутил редкий для города и тем более для квартиры запах — леса, хвои, смолы и еще чего-то терпкого и приятного.
— А вот тебе сват, засылай к красной девице. Зовут его Клестиан Алфеевич, но на Соляном Пути он больше известен как Клестя-малой, сонорецкий пророчествующий старец. И почитают его за святого.
На Палеологова смотрел самый настоящий юродивый. Гримасничал, таращил глаза и, воздев палец вверх, силился что-то сказать.
Сквозь благостный сон она все слышала — звенящий гул вертолета, кружащего хищной птицей над лесом и деревней, голоса многих людей, вышедших отовсюду на лыжах, лай чужих собак и урчанье машин. Но весь этот гремящий, крикливый мир не касался ее, не доставал тесного пространства яслей и существовал сам по себе. Пока над головой не заржал конь, словно вспугнутый вдруг повисшей над Холомницами тишиной.
