— Ну да, а что?
— Ничего. Я все эти книги еще в университете прочитала. Наверное, хозяин умер. Генералом был.
Гроза состоялась в половине третьего, как опера или симфония — с увертюрой, лейтмотивами, дуэтом воды и ветра. Молнии взлетали столбами, под непрерывный грохот и сверкание, потом антракт и второе действие. У Марии Николаевны сразу перестало болеть сердце, которое весь день ныло, у капитана Попова прошла головная боль, мучившая его почти сутки. Ему даже удалось поспать пару часов, прежде чем идти на работу. Единственное, чего не успел, — поставить печать на документ. Но это можно было сделать и потом.
В девять часов ровно он позвонил в дверь. Долго не открывали, потом за дверью послышалась возня.
— Кто там? Кто? Кто? — какой-то капризный женский голос что-то выговаривал невидимому собеседнику.
Наконец дверь приоткрыли, но цепочку не сняли. Сивцев и Емельяненко переминались с ноги на ногу — торопились поскорей начать и поскорей кончить. Бестолковые ребята. Попов показал в просвет свою книжечку. Опять повозились и открыли наконец.
Притопал понятой, свой парень из ЖЭКа.
— Муратов Борис Иванович здесь проживает?
Тут же появился Муратов. Крупный, лет сорока, с бородой, в синем халате, вроде бархатном.
«Таких халатов у нас не бывает, — подумал Попов с неприязнью. — Заграничный. И где только берут?»
— Ваш паспорт, пожалуйста, — вполне вежливо попросил Попов.
Муратов ушел в смежную комнату, а оттуда как раз вышла жена, конечно, красавица, и тоже в синем халате! Это ж надо, чтоб два одинаковых!
— Ознакомьтесь, пожалуйста, — Попов протянул Муратову ордер на обыск. В руки не давал, так, немного издали.
— Разрешите! — протянул руку Муратов.
Но Попов отвел бумажку:
— А чего здесь разглядывать — ордер на обыск, я вам и так скажу. Из моих рук, пожалуйста.
— Вижу, что ордер. Только печати нет.
— Вот черт какой, — рассердился Попов. — Это большого значения не имеет. Ордер есть ордер, а печать поставим, не беспокойтесь.
— Сначала поставьте, а потом и приходите, — нагло ответил Борис Иванович.
— Я б на вашем месте… повежливее. Вам с нами ссориться невыгодно. Давайте-ка не мешайте работе… — И он двинулся внутрь квартиры, Сивцев за ним. Емельяненко стоял в крошечной прихожей — входная дверь и большая комната под присмотром.
— Минуточку, — сказал Борис Иванович, вышел в маленькую комнату.
Наизусть известное расположение, распашонка: проходная, запроходная, в стене чулан, там все и сложено. Капитан Попов таких квартир много видел.
Он загородил дверь. Муратов покраснел, отстранил капитана и стал шарить в верхнем ящике письменного стола. Попов разозлился. В этой мелочной борьбе прав был Муратов. Ордер, строго говоря, был недействительный.
Но допустить поражения капитан не мог и прикрикнул:
— Не трогать ящики! Теперь мы будем их смотреть.
Но Муратов, видно, сразу нашел, что искал. Расправил плотную бумагу, желтоватую, с красной казенной шапкой и профилем «самого великого».
«Почетная грамота».
Художник сунул бумагу прямо под самый нос капитану, на такое расстояние, с которого вообще ничего не видно.
Опять у Попова заломило в затылке.
— Что вы себе позволяете?
Жена в синем халате, глаза синющие, сама бледная, смотрела на мужа умоляюще, а теща Мария Николаевна как ни в чем не бывало разливала чай по чашкам.
Борис Иванович отодвинул лист на разумное расстояние: капитану видно, но лист не цапнет.
— Из моих рук, пожалуйста, из моих рук.
Капитан прочитал. Капитан внял. Капитан ушел и увел за собой свою команду. Ни слова не говоря.
Муратов отшвырнул в угол спасительную грамоту.
Округлыми движениями Мария Николаевна поставила перед Борисом Ивановичем чайную чашку и тарелочку с бутербродом.
Борис Иванович любил тещу, проглядывала в ней Наташа, разве что теща порешительнее характером. А в жене Наташе он видел тещины черты — начинающуюся мягкую полноту, будущие складки у рта и мягкие брыльца. Хорошая, здоровая порода. Немного кустодиевской чрезмерности, но зато как привлекательны.
Наташа подняла отброшенную грамоту:
— Да что это, Боря?
Борис сделал изящное круговое движение пальцем, закончив его вертикальным взлетом к потолку — прослушивают.
— Я, Наташенька, эту грамоту получил за то, что в модельном комбинате мне доверили изготовление объекта под названием «СЛ», и даже два экземпляра этого замечательного объекта, который представлял собой, детка, саркофаг вождя и учителя всех времен и народов Владимира Ильича Ленина. И на подпись обрати внимание. Высшая власть объявляет мне благодарность.
После этого громкого заявления он вознес к потолку два больших кукиша. Большой палец у Бориса Ивановича был крупный и сильно выдавался вперед между согнутыми указательным и средним.
Мария Николаевна улыбалась. Наташа положила белые руки на еще более белую шею.
— Что теперь будет? — тихо спросила.
Борис взял лист тощей серой бумаги, которые во множестве валялись по комнате, и написал карандашом:
«Он исчез в неизвестном направлении».
И на том же листе нарисовал условно, как всегда себя рисовал — большая голова, утопленная в плечах, короткая растущая вширь борода и лоб с двумя залысинами.
— Прошу вас, налейте еще чашечку чаю, Мария Николаевна! — и звякнул чашкой.
Наташа окаменело сидела на стуле. Мария Николаевна пошла снова ставить чайник.
Борис обнял жену.
— Я так и знала. Как это все ужасно.
Потом взяла карандаш и сбоку на листе написала:
«Тебя арестуют».
«Я уйду из дома через полчаса», — написал. И нарисовал себя, кувырком летящего с лестницы.
Лист кончился, он разорвал его и поджег. Подождал, пока листочки догорели почти до кончиков пальцев, и сбросил в пепельницу.
Взял новый лист и нарисовал себя, бегущего по улице. Наверху страницы написал «Вокзал», показал Наташе и вошедшей Марии Николаевне. Теща поняла скорее, чем жена, кивнула.
— Прямо сейчас, — сказал Борис.
— Один? — сказала Наташа.
— Угу, — кивнул Муратов.
Потом Муратов полез именно в тот самый чулан, который намеревался внимательно исследовать капитан Попов, и вытащил оттуда папку, в которой хранилось то самое, за чем приходил капитан.
Вытащил стопку изрисованных листков и пошел на кухню.
Мария Николаевна следовала за ним молча, но сочувственно.
Муратов вытащил из плиты железный лист, положил на него несколько листов бумаги и поднес спичку. Мария Николаевна проворно выхватила спички.
— Сколько раз я просила вас, Борис Иванович, в мое хозяйство не вмешиваться…
Он сидел на корточках на полу, занимая почти все свободное место на кухне, и смотрел на нее снизу вверх. Мария Николаевна отодвинула его, потом слегка потеснила в коридор и оттянула из-под порога край износившегося линолеума. Борис Иванович только восхищенно развел руками. Они согласованно и четко, как будто всю жизнь только этим и занимались, подпихнули рисунки под линолеум и снова подвели его изношенный край под порог. И все стало по-прежнему как ничего и не бывало. Борис Иванович от души поцеловал Марию Николаевну в щеку: жечь-то было жалко.
Потом он нашел в нижнем ящике комода парусиновые брюки, широченные в поясе и короткие, в чулане взял с вешалки старую соломенную шляпу, вещи покойного тестя. Все — без единого слова.
— С ума сошел, с ума сошел… — твердила Наташа, а теща, показывая на телефон, — она, как и Борис, была уверена, что прослушивают, — громко сказала: — Борь, я на обед котлеток нажарю, да?
— Котлеток — это хорошо.
Еще через двадцать пять минут он вышел из дому. Бороду сбрил, но усы оставил. Волосы укоротил. Прошел через двор, залитый водой так, что впору на лодке плыть. Сломанные ветки торчали из гигантской лужи, как после потопа. Борис тащил большую хозяйственную сумку, в которой была смена белья, свитер и любимая подушка-думочка, а также все до копейки деньги, которые нашлись в доме.
Сивцев и Емельяненко, оставленные для наблюдения, сидели в дворовой беседке и покуривали. Советовались, не сходить ли за пивом…
Капитан Попов с отчетливой печатью на ордере пришел в десять пятнадцать. Наталья Муратова, жена и ответственный квартиросъемщик, на этот раз открыла дверь сразу же и сказала, что Муратов пошел на работу. Попов кинул огненный взгляд на своих балбесов.
— Да он же не работает! — заметил Попов. — На какую такую работу?
— Он художник, на службу не ходит, а работает много. Вы же сами видели, вот саркофаг Ленина делал, — вмешалась теща.
— С тех пор его уволили, — проявил запоздалую осведомленность Попов.
— Вот он и пошел работу искать, — опять влезла Мария Николаевна.
