Обожаю девушек, уже познавших любовь и наслаждение. И умеющих ценить драгоценные минуты близости с мужчиной. Страстная, опытная, зрелая, с длинными, стройными ногами, манящими влажными глазами, высокой грудью, бархатистой кожей… С любовными секретами, которыми владеет в совершенстве. Словом, красивая современная женщина в еврейско-восточном стиле, которая знает толк в сексе, которая понимает все с первого взгляда и которая не станет мешкать и размениваться на пошлое кокетство, а сразу ляжет в постель…
Между тем, признаюсь, я бы не сильно удивился, если вместо писаной красавицы в гостиную, прихрамывая и подволакивая ногу, вломилась бы красномордая торговка с Центрального рынка, ражая баба в засаленном фартуке, с колтуном на голове, подпоясанная веревкой и обутая в кирзовые сапоги, и громоподобным голосом оповестила бы нас о конце света.
Когда живешь в такой загадочной стране, как Россия, и в такое запутанное время, как начало двадцать первого века, и водишь короткое знакомство с такими субъектами, как Шварц, приучишься ничему не удивляться.
Но то, что я увидел, не шло ни в какое сравнение с моими жиденькими фантазиями!
Когда Шварц, крепко держа за руку, ввел суженную в комнату, что-то заставило меня подняться и вытянуться во фронт.
Крупные, представительные особи у многих вызывают неосознанное желание подчиняться им без рассуждений. Если следовать (непопулярной ныне в среде верующих интеллектуалов) дарвиновской теории происхождения человека, то эту унижающую человеческое достоинство черту мы могли унаследовать от наших с вами заросших шерстью предков, которые, возможно, в этом отношении мало отличались от обезьян, волков и тигров, безоговорочно признающих главенство тех, у кого страшнее клыки и сильнее лапы.
Суженая была хорошего баскетбольного роста.
Но главное, она была в форме капитана милиции. Женщина подслеповато щурилась, и когда она увидела хрустальные висюльки люстры, вдруг оказавшиеся прямо перед ее лицом — на уровне глаз, — она инстинктивно шагнула в сторону, наступив несчастному Шварцу на ногу. Сёму перекосило, и было видно, с каким трудом он сдерживается, чтобы не завопить от боли.
Хорошо еще, что женщина была не в офицерских сапогах. Вообще надо признать, она была довольно миловидна. Хотя и очень худощава, если не сказать — костиста. И рост…
Интересно, сколько она весит? Вернее, сколько весят ее кости?.. И так ли уж завораживающе и соблазнительно они гремят, когда она предается страсти?
Чем-то женщина-капитан походила на крупное животное, случайно затесавшееся в человеческую компанию и не знающее, куда ставить ноги. Как с ней справляется Сёма?..
Тут я вспомнил Юрка и его захватывающее описание ночи любви с топ-моделью, у которой он утром обнаружил повадки пробуждающегося ото сна динозавра.
Повторяю, женщина была очень высокого роста, Шварц сокрушался не даром. Что же касается костей, то они — будем строго придерживаться правды — не гремели. Во всяком случае, при ходьбе… Чего не было — того не было.
Зато гремел, сотрясаясь на стеклянной полочке, китайский сервиз в шварцевском серванте. И это вполне объяснимо, ибо женщина-милиционер была в домашних тапочках без каблуков и, идя, тяжело ступала с пятки. Да, подумал я, славная из нее может получиться женушка…
— Вот, познакомься, Сережа, это Сарочка, — елейным голоском пропел Шварц, — моя невеста.
Его распирало от счастья. Посмотри, говорило его сияющее лицо, какую я "оторвал" себе красавицу.
— Вы не знакомы с Юрием Королем? — неожиданно для себя выпалил я. Потом, демонстративно задрав голову, посмотрел на гигантессу, на миг представив ее на подиуме.
Шварц встал между нами, как рефери на боксерском ринге.
— С писателем? — басом поинтересовалась женщина.
— Да. С писателем Юрием Королем.
— А по какому делу он проходил?
— Вообще-то…
— Как обвиняемый? Как свидетель? — допрашивала капитан милиции.
— Скорее, как потерпевший… — сказал я.
Девица отрицательно покрутила головой.
И тут виски или что-то там другое (может, подсыпал какой-нибудь дряни мне в стакан хитромудрый Шварц, пока я мечтал о том, как бы его получше сглазить?) сделали свое черное дело, и я внезапно почувствовал, что теряю контроль над собой.
Мне в голову неожиданно пришла сумасшедшая мысль, что всё она, эта баба-капитан, врет и что знает она, знает Юрка, и что была у них та ночь любви, когда она, в упоении погромыхивая костями, со страстью игуанодона предавалась похоти с моим пьяным другом…
Помню, перед тем как провалиться в беспамятную пропасть, я выкрикнул:
— Будь ты проклят, подлый Шварц!
…Я очнулся… Да-да, очнулся, не проснулся, а именно очнулся — что со мной делают враги? — то по голове поленом, то в водку что-то подмешают! То я сам перепью, значит, я тоже враг самому себе?..
И долго лежал так, боясь открыть глаза. А что если, с ужасом подумал я, открою вот сейчас глаза, а вокруг меня лес глухой и волки шастают. Голодные… Трусят, сужая круги, дышат опавшими от долгого поста боками. Языками шершавыми облизываются… Слюна по мордам сбегает — мутная, тягучая, густая… Ждут… Или лежу я в морге… на мраморном столе. По ошибке положили… Ну, положили и положили… А вокруг покойники… Настоящие! Свет откуда-то, сверху, синий… Почему синий?
Люди, люди, что я вам плохого сделал? За что вы меня так?..
Господи, о чем это я?.. Какие такие волки, какой морг?! С кем это я разговариваю?..
Я вспомнил видение, которое вертелось перед глазами незадолго до того, как я очухался. Будто бы я убил кого-то… Кого? Черт его знает… Вроде, мужчину. И вот передо мной стоит задача — закопать труп. И, кажется, эта задача уже решена. Труп предан земле. И никто, ни одна живая душа не знает, что я убил и закопал. Но все равно страшно — а вдруг узнают… Ах, как страшно!
…Сознание зафиксировало сигнал, поданный ягодицами и спиной — я лежу на чем-то мягком, вроде, на постели. Навзничь. С закрытыми пока глазами. Похоже, я все-таки дома…
Грусть и опустошенность. И томящее душу острое ощущение утраты чего-то… Чего? Или — кого? Может, самого себя?
Я выпал из времени. Выпасть из времени… Как это мне удалось?..
Легко, незаметно переношусь в детство, голодное и больное. И то же чувство тоски — сосущей, щемящей… Долго не протянет, говорил равнодушный врач…
Мать, горестно ладонью прикрывавшая подбородок, кивала головой, кивала головой, кивала… А я все слышал. И понимал. Не плакал… Слезы приберегал, чтобы всласть наплакаться, когда стану взрослым. И дождался… Стал плакать пьяными слезами, жалея себя, свое долгое, как жизнь, детство, свою никчемную жизнь… Но об этом никто не знает. И не должен узнать.
Но чувство это… Как его описать?.. Боже, какая беда… Слова не даются. Не ухватишь…
Вспомнил! Однажды… Нет, не однажды… Может, два раза… или три? В общем, бывало… После женщины. Утром… Когда окно открыто… И ветер полощет занавеску… Вода в ванной шумит… Серое утро… И то же чувство тоски… И болезненной грусти… Будто что-то потерял. И опустошенность. Почему тоска, ведь вроде вся жизнь еще впереди?.. И хочется сказать… Нет — выкрикнуть! Выкрикнуть, чтобы все, весь мир услышал… А что кричать? Кому? Зачем?!
…Да, я грешил. Ах, как я грешил! Грешил и не думал о раскаянии…
Я грешил и сам себя прощал. Это страшно удобно — прощать самого себя: нет надобности обращаться к священнику и страдать при мысли, что ты занимаешь его драгоценное время, которое он может потратить с большей пользой на других грешников. На правильных грешников.
На грешников, которые не умеет этого — прощать самих себя.
Я думал, что жизнь неограниченно длинна и ее укоротить может только мое преступное желание. Таким образом, думал я, времени, чтобы насладиться ее всегда неожиданными сюрпризами и внезапными поворотами, у меня будет предостаточно.
Сейчас я так не думал… Да и время стало перемещаться во мне и вокруг меня не короткими перебежками или прогулочным шагом, как прежде, а стремительным, неуловимым и неудержимым бегом, каким бежит проголодавшийся до остервенения тигр.
Зачем мне все это?! Этот ниспосланный Дьяволом дар… О, велико искушение! С каким удовольствием я казнил бы Бову, Шварца и других! Но дар попал ко мне по ошибке, как по ошибке попал я на мраморный стол в морге с синим светом… Я умер? Если я умер, то так мне и надо… А если не умер? Но живу в ожидании смерти? И мне страшно… Как Юрку. Каждому нужно пройти испытание страхом смерти. От этого чище становишься… И все же хорошо, что дар сглаза попал ко мне, а не к какому-нибудь злодею…
