Красный фонарь погас, загорелся зеленый. В мониторах – рекламный ролик.
– Фуф, наконец-то, – с откровенным облегчением выдохнул начальник отдела Виктор Андреевич и вытер лицо платком. – Разрешите идти?
– Да, спасибо, – Марина кивнула всем разом. – Сейчас вас проводят. Виталий, проводи… До свидания!
4
Ей недавно исполнилось тридцать два года, но больше двадцати пяти ей никто не давал. Хотя, если было нужно, Марина превращалась в солидную, опытную, взрослую даму, а в основном же выглядела совсем девчонкой. И сама она не чувствовала своих лет. Дома, раздевшись и разглядывая себя в зеркале, она видела девушку с гладкой, упругой кожей, небольшими острыми грудями, видела юное лицо, лицо умной пятикурсницы; она не делала масок, разглаживающих морщины – их у нее не было; почти не пользовалась кремами и косметикой, не соблюдала диету. Она пока не чувствовала в себе той панической потребности ухаживать, следить за собой, что наступает у женщин, видящих приближение старости.
Жизнь ее не была особенно гладкой, зато в целом складывалась удачно и правильно; события, поначалу пугавшие Марину, приводившие в отчаяние, затем оказывались событиями благоприятными.
Сразу после окончания школы в городе Братске, что стоит на Ангаре, она приехала в Ленинград и с первой попытки поступила на факультет журналистики ЛГУ. На первом и втором курсах много публиковалась в ленинградских газетах, в основном писала статьи на свежую тогда, смелую тему экологии; на ее статьи обратили внимание.
На третьем курсе Марина влюбилась и вышла замуж за аспиранта с красивой фамилией Дягилев. Два года Дягилев казался ей умнейшим, прекраснейшим человеком, но несчастным, сдавленным тисками режима, а потом Марина поняла, что он просто пустой краснобай и нытик. Сначала ей стали противны ежевечерние шумные застолья в их квартире, друзья мужа, худющие снобки неопределенного возраста, вечно с кисло-мудрыми рожицами; а затем и сам Дягилев… В середине пятого курса Марина с ним разошлась, они разменяли трехкомнатную квартиру на Четвертой линии Васильевского острова. Марине досталась крошечная однокомнатка в двенадцатиэтажной башне в Купчино, из окон которой был виден загородный лес.
Заканчивала университет в каком-то вязком, холодном полусне, пыталась вырваться, но не могла, из тяжелого, удушливого тумана. Писать совсем бросила, сутками сидела в углу комнатки, глядя в одну точку… Несколько раз она приезжала к дому, где жил теперь Дягилев, и тайком поджидала его. Он возвращался к себе вечером, окруженный, как всегда, толпой приятелей и девиц, с бутылками и колбасой в руках… Вытащили Марину из полусна и тумана ребята-телевизионщики; был восемьдесят девятый год, началось новое время, рождалось новое телевидение.
За четыре года Марина прошла путь от корреспондентки до ведущей одной из популярнейших тогда программ на пятом канале; ее пригласили в Москву работать в крупнейшую телекомпанию страны. Однокомнатку в Питере удалось неплохо продать, и при помощи телекомпании Марина купила двухкомнатную в столице, в районе Измайлово. Это автоматически сделало ее законной жительницей Москвы.
И вот в начале этого года у Марины Стрельцовой появилась своя программа «Мы – Россия». Рейтинг ее быстро растет, она уже на пятом месте на канале, а это очень даже неплохо.
Конечно, пришлось многое перетерпеть, чтобы достичь того, чего достигла Марина, кое-чем пожертвовать, но результат, она уверена, стоит всех жертв. Тем более для нее, начавшей свой путь на телевидении почти с нуля, без связей и поддержки. Конечно, ей повезло.
Сейчас она едет на своих «Жигулях» по Сиреневому бульвару. Близится вечер, часты небольшие пробки, много прохожих, снующих между машин. Все торопятся домой после работы. И Марина тоже – ее ожидает впереди хорошее, праздничное время.
Она старается отделаться от неприятного осадка, оставшегося от сегодняшней программы, она думает о предстоящем. В восемь часов она увидит Бориса. Они встречаются три раза в неделю, иногда гуляют по Измайловскому парку, сидят в ресторанчиках, изредка выбираются в театр или в Дом кино, а в основном проводят время у нее дома.
Марине нравится Москва. За те пять лет, что она здесь, Москва стала родным городом, а Марина Стрельцова – настоящей москвичкой. Питер и тем более маленький, полузабытый Братск остались далеко-далеко позади, бледными пятнами. Как другие жизни… Бывает, накатывает грусть, вспыхнет в памяти какой-нибудь случай из детства, увидится бешеная, вырвавшаяся из плена плотины Ангара или Дягилев, к которому до сих пор остались у Марины искорки нежности и влечения, как у большинства людей к их первой любви.
Несмотря на привлекательность (а многие утверждали – красоту), у Марины было в жизни мало романов; после Дягилева она старалась крепко ни с кем не сходиться, не влюбляться серьезно. Вот три раза в неделю приезжает Борис, и у Марины в эти дни праздник, желанный и светлый. Но если бы их отношения стали постоянными, если бы они стали жить вместе, это был бы уже не праздник, а пресноватая ежедневность, постепенно растворяющая и отупляющая людей, – ее опыт растворения в пустом краснобае Дягилеве, медленного отупения, пошел ей на пользу, и она тогда спасла себя не для того, чтобы вновь попасть в эту ловушку…
5
За квартал до своего дома Марина остановилась перед супермаркетом, где обычно покупала продукты. Выйдя из машины, надела очки с затемненными стеклами (чтоб не узнали), нажала кнопку сигнализации; в «Жигулях» коротко послушно чирикнуло, моргнули фары.
Выбирала продукты недолго, заранее решила, что́ приготовить на ужин. Купила бутылку «Хванчкары» грузинского разлива, баночку оливок (их Борис обожает), яблоки, апельсины, корейскую острую морковь и бараньих ребрышек – дома запечет с сыром в духовке, Борис это тоже любит. Хотела взять еще что-нибудь вкусненькое, но передумала – денег в кошельке оставалось немного, а зарплата через полторы недели. Да и Борис с пустыми руками не приходит.
Дома чисто, просторно, но очень душно. Лето жаркое, дождей почти нет. Марина включила кондиционеры в спальне и на кухне, поставила в духовку баранину.
На часах десять минут восьмого. Как раз хватит времени подготовиться. Борис пунктуален, должен быть ровно в восемь, а если задержится, то обязательно позвонит, не забудет. Он настоящий мужчина…
Пустив воду в ванну, Марина медленно, с удовольствием разделась. Чувствуется, конечно, небольшая усталость после эфира, тем более что эмоции преобладали далеко не положительные. Перед глазами мышеподобная доцентша, врач с лицом мудреца; в ушах эти ужасные звонки. «Почему вы не считаете свою профессию позорной, а я должна считать позорной свою?» И теперь Марине слышится не приятный, чистый, с грустинкой голосок, а хриплый, прокуренный, представляется рыхлая, истасканная пэтэушница… Марина ощутила легкую тошноту, отдернула руку от своего тела – на мгновение показалось, что это чьи-то чужие, влажные ладони касаются ее, поглаживают.
Перешагнула через бортик ванны, села в теплую воду. Потом легла, расслабилась, распустила тело. Стала водить пальцами по поверхности воды, приподнимала их, смотрела, как падают с кончиков ногтей прозрачные капли… Люди, люди… Просто люди – они ленивы и от лени теряют всякое уважение и к окружающим, и к себе… Вот эта тетка. Ведь она жизнь прожила, человеком себя наверняка считала, а теперь… Неужели и до сих пор она, опустившаяся до такого дна, для себя человек? Даже у Достоевского, у него от этого волосы на себе рвут, рыдают, на земле валяются, а здесь – радость, что дочь тебя кормит, продавая себя… Люди поколения этой тетки, они привыкли, их с самого рождения приучили, что за них все решается: как жить, где работать, что смотреть, что читать, чем питаться. Для каждого была готова ячейка, написан сценарий жизни. А тот, кто не желал ему следовать, становился чаще всего таким, как Дягилев – ни борец, ни обитатель ячейки, а так, краснобай и нытик. И кем бы стала она сама, Марина, Марина Стрельцова, родись она на десять лет раньше?.. Да, ей во многом везло, повезло и со временем, на которое пришлось начало ее взрослой, самостоятельной жизни, но все-таки она шла сама, часто по бездорожью, сквозь злые колючки; она падала и поднималась, а большинству и сейчас необходима упряжка.
