Ознакомительная версия.
– Ты что, придурок! Не вздумай! – крикнул он. Но тот, пересиливая предательскую дрожь руки, уже фиксировал цель.
Грянул оглушительный выстрел. Вся маленькая квартирка наполнилась горьким и удушливым пороховым газом.
Бархоткин продолжал сжимать в руке свое табельное оружие, но вместо его левого глаза было противоестественное окровавленное отверстие, пробитое мощной пулей «стечкина». Эта же пуля изрядно порикошетила между бетонных стен комнатенки, прежде чем погасила свою колоссальную энергию.
«Боже ж ты мой!» – только и подумал Ивлиев, закрывая за собой дверь квартиры, в которой провел, может быть, худшую неделю своей жизни. Отвратительно началась, отвратительно продолжалась, отвратительно закончилась…
27. Прохоров, Велегуров, Береславский
Москва
Вепрев сидел напротив своего всемогущего босса, украдкой изучая на его лице следы съедающего того недуга. Но если раньше физическая слабость Жабы пугала Константина, то сейчас чувства были двойственными. Вепрев – живой человек, и ему вовсе не улыбалось идти на смертельный риск по глупой – именно глупой! – прихоти даже самого крутого босса.
Кассеты нет – значит, и реальной опасности нет. А из-за непонятных принципов так безрассудно рисковать! Да, ему, Вепреву, неделю назад, когда он только получил задание разобраться с шустряками-рекламистами, работа тоже не казалась сложной. Но профессионал тем и должен отличаться от уличного хулигана, что ярость не застилает ему глаза.
Акция оказалась обоюдоострой – почему бы не поискать компромисса? Вепрев и сейчас не боится Велегурова и его очкастого шефа. Хотя, скажем так, начинает их всерьез опасаться. И тем не менее он, как профессионал, готов сражаться с кем угодно. Но из-за чего? Было бы из-за чего!
Если бы Жаба был нормален, Константин высказался бы прямо. Но он не забыл обещание Прохорова показать Вепреву дорогу к Блондину. Как известно – покойному, погребенному под тремя метрами мусора на полигоне захоронения твердых отходов.
Ладно, Блондин сдох за дело. А за что Прохоров грозил ему? За то, что попытался высказать здравое сомнение в планах Жабы.
И тут до Вепрева вдруг дошло, что, может, логика Прохорова и в самом деле недоступна для него. Ведь Прохоров уже умирает. Он практически полутруп. Эллочка, предвидя недалекое будущее, сказала вчера, что приступы теперь происходят по два-три раза в день. А врач шепнул ей, что осталось недолго. Так что логика Прохорова – это логика умирающего. Но он-то, Вепрев, собирается еще пожить…
Бунтарские мысли прервал тихий клекочущий смех босса.
– Ты, часом, меня не похоронил? – Он уставился на подчиненного веселым глазом. Добродушно колыхались толстые складки на улыбающемся лице. Правда, вмиг похолодевшего Вепрева прохоровской улыбкой не обмануть. Он не забыл, как улыбался Жаба, беседуя в последний раз с Блондином.
– Да что вы, Анатолий Алексеевич! – искренне испугался Константин. – Вам вроде намного лучше! По крайней мере внешне.
Похоже, пронесло. Доброе слово и кошке приятно. Вепрев мысленно протер взмокший лоб, но доставать платок не решился.
– Так что у нас там? – спросил Прохоров, приглашая к деловой части разговора.
– Неважно, – честно сознался подчиненный.
– А что так? – все еще улыбаясь, спросил босс.
– Мы очень недооценили их возможности.
– Валяй. Говори открыто. – Прохоров откинулся на спинку дорогого кресла. И Вепрев вдруг решился:
– Мы неверно их определили психологически. Мы решили, что, удалив Ивлиева, лишим их силового прикрытия, а главное, воли.
– А что получилось? – подбодрил Жаба своего замолчавшего подчиненного.
– На мой взгляд, мы перестарались.
– В каком смысле?
– Мы зажали их в угол. Мы угрожаем отнять у них самое дорогое. Мы практически вынудили их к безрассудному сопротивлению. Помните ориентировку на Велегурова? Он же псих! Его единственная жизненная мотивация – эта девка. Береславский – то же самое.
– Тоже псих? – усмехнулся Прохоров.
– Нет. Но ему тоже не оставили выбора. В итоге он стал таким же отмороженным. А неумение стрелять компенсирует связями и активностью. Дальше продолжать?
– Конечно, – приветливо улыбнулся Прохоров. – Даже Сталин выслушивал всех своих военачальников. Перед тем как принять решение.
«Наградить или расстрелять, – тревожно подумал Вепрев. – Надо быть начеку!» А вслух продолжил:
– С Ивлиевым тоже нескладно получилось.
– Что такое?
– Утром он бежал, – вздохнул Константин. – Бархоткина грохнул. Насмерть. Из «стечкина». Это уже второй «двухсотый», не считая раненых. Хотя, может, оно и к лучшему.
– Почему ты так считаешь?
– Его все равно надо было выпускать. Мы планировали изъять старика на три дня, а держали неделю. Как бы не законфликтовать с его коллегами. А теперь, с трупом, им тоже лучше все замять.
– Какие еще результаты? – спросил Прохоров. Улыбка исчезла, лицо стало привычно непроницаемым. «Знал заранее», – даже с облегчением подумал Вепрев. Вспышки гнева Жабы могли иметь самые страшные последствия.
– Сегодня – последний день ультиматума Береславскому, – опустив глаза, сказал Константин.
– Каковы ожидания? Только откровенно.
– Неважные у меня ожидания, – честно сказал подчиненный. – Мы его знаем по прошлому делу и нынешним контактам. Он не сдаст Велегурова. И он что-то затеял. За эти дни дважды уходил от слежки. Долго был вне поля зрения.
– А заменить твоих лохов некем?
– Он действительно здорово водит машину. И легко идет на риск.
– Заметь, собой рискует. Хотя и это неожиданно. Ты думаешь, он женой с дочерью тоже рискнет?
– Не думаю.
– Но они под контролем?
– Да, люди в Испании ждут команды.
– Ну, так чего дергаешься? Если не захочет нам помочь, сначала похоронит близких и снова подумает.
– Я боюсь, он не будет спокойно ждать похорон.
– Вот, – удовлетворенно сказал Жаба. – Произнесено наконец. Ты сказал – «Я боюсь»! Почему, черт возьми, ты его боишься? Почему, имея десятки бойцов и неограниченные финансы, ты кого-то боишься?
– Потому, Анатолий Алексеевич, что мы необоснованно и собственноручно родили себе опаснейших врагов! Я по-прежнему считаю, что я с ними справлюсь…
– Нет, – огорченно вздохнул Прохоров. – Не справишься ты с ними. Ты усомнился в командире, Вепрев. И это твоя непростительная ошибка.
«Все», – понял Константин. И еще он четко понял, что Жаба принял решение по нему до разговора. Как с Блондином. Но сдаваться сразу не собирался.
– Я все-таки хотел бы довести дело до конца, – превозмогая страх перед этим живым трупом, сказал он. – Вопрос профессиональной чести.
– Нет, Костик, – отказал Прохоров. – Ты будешь заниматься другими вопросами. А дела завтра сдашь новому человеку. Я при вас подпишу приказы.
«Теперь точно – все», – уже почему-то без страха, почти спокойно подумал Вепрев. Но сутки у него есть. Если не поддаваться панике и Жабьим обещаниям, то еще можно выжить. Может быть, попробовать связаться с Береславским? Или просто сбежать? И выждать, пока эта гадина сдохнет!
– Как скажете, – тихо сказал он. – Я выполню любое ваше приказание, вы же знаете.
– Знаю, Костик, не расстраивайся, – улыбнулся Прохоров. – Неудачи случаются у всех. Можешь идти.
Но не успел Константин подняться, как в кабинет вошла дрожащая Эллочка. Она не просто была испугана, она именно дрожала, сжимая в вытянутой руке сложенную вдвое бумажку.
– Что это? – спросил Прохоров.
– Это вам, Анатолий Алексеевич. – Чуть не плача, Эллочка протянула ее Жабе.
– Ну что еще тут? – буркнул тот, выхватывая своей лапой листовку. Развернув, посерел. Потом молча отдал Вепреву. Константина затопила бешеная радость возвращения к жизни: неизвестно, надолго ли, но – прощен.
В листовке, столь старательно подготовленной в «Беоре», был, как и следовало ожидать, красочный рассказ о злодее депутате.
– Тираж? – спросил сразу посиневшими губами Прохоров.
– Я не знаю. Это лежало в газете «Офис руководителя». В конверте.
– Примерно пятьдесят тысяч, – тихо подсказал Вепрев. – Если что-то еще не развезли, можно купировать.
– И еще он звонил… – дрожащим голосом сказала Эллочка.
– Кто?
– Этот… Береславский. Который был у вас в прошлый раз.
– Почему не соединила?
– Вы не велели. – Эллочка заплакала.
– Успокойся. – Когда надо, Анатолий Алексеевич был как отец родной. Эллочка перестала плакать.
– Он два раза звонил. Первый раз – полчаса назад.
– Чего хотел? Дословно!
– С вами соединиться. Я сказала, что вы заняты.
– А он? Дословно!
– Сказал, что у него есть предложение, – точно, по словам, припоминала Эллочка, – от которого вы не сможете отказаться.
– Сволочь! – стукнул по полированной поверхности могучим кулаком Прохоров. – Начитался книжек!
– А второй раз?
– Только что. Спросил, не получила ли я газеты. Я сказала, что получила, – только что охранник принес, снизу. Он попросил развернуть.
Ознакомительная версия.
