Ознакомительная версия.
— Ну все, поехали, — Махач отодвинул меня от себя.
— Еще что-то надо тебе сказать, — остановила его я, и он снова прижал меня к себе. — Вчера я слышала, как дядя Вагаб говорил с тем мужчиной, который приходил меня за своего сына сватать. Они про тебя говорили, Махач.
Сердце Махача перестало биться. Я прижимала ухо к его груди, но ничего не слышала. Только потом оно слабо застучало, и перед глазами снова встал тот цыпленок, который старался сломать слабым клювом твердую скорлупу.
— Что они говорили? — спокойно спросил Махач.
— Что-то про списки. И еще про то, что с генерала можно взять по тройному тарифу. Еще дядя сказал, что генерал — не такой человек, с которым так просто разговор завести. А тот мужчина сказал, что своими глазами списки видел.
— Ты уверена?
— Я слышала! Сначала я подумала, что они про нас знают, но потом вышла, встала за занавеской и все подслушала. Я ни слова не поняла из того, что они говорили.
— Тебе и не нужно этого понимать. Не волнуйся, я разберусь. Это мелочи, — сказал Махач.
Я подняла лицо, и чуть не вскрикнула — таким бледным он мне показался.
— Не говори никому ни слова о нашем разговоре. Через несколько дней вопрос решится. — Он посмотрел мне в лицо и спросил: — Если будет нужно, ты со мной убежишь?
Я молчала.
— Хадижа, отвечай — да или нет? — Он взял меня за плечи и сжал.
— Да… — ответила я.
* * *
Счастье приходит вместе с весной. Я мечтала не переставая — у меня вся жизнь впереди. А те, кому от жизни оставалось мало, начинали вспоминать, как были счастливы когда-то весной.
Аминат Казиевна открыла окно, в него влетел свежий ветер и, кажется, загнал назад латинские окончания, которые она собиралась произнести. Несколько минут она стояла молча возле окна, вдыхая воздух. Когда она к нам повернулась, ее глаза странно блестели. Было непонятно, засмеется она сейчас или заплачет.
— Мне вспомнилась белая лошадь… — сказала Аминат Казиевна. — Сегодня я расскажу вам о ней.
Мы радостно положили ручки на столы. Какое счастье не записывать латинский, когда в окно врываются свежий ветер и яркое солнце! Хочется схватить свои вещи и бежать! Хочется делать что-то, а не сидеть, закупоренной в аудитории, как в бочке!
Аминат Казиевна снова повернулась к окну и смотрела туда, точно так же, как это делал мой дедушка. Наверное, сейчас она видела там не студенток, которые садились в чужие машины, а белую лошадь.
— Однажды мы всем курсом поехали сажать картошку… — начала она.
Все сразу засмеялись. Я представила, как Джамиля на двадцатисантиметровых шпильках вытаскивает из земли картошку своим длинным маникюром, а Нинушка в колготках сеткой и короткой юбке закидывает мешок с картошкой на спину и уносит его, согнувшись, на кривых ногах. Как хорошо, что Советский Союз закончился. Не хватало мне еще на учебе пахать, думала я.
— А сколько денег за мешок платили? — спросил Сулик.
Даже если бы Сулик никому не говорил, что он сельский, я бы все равно догадалась по его рукам. У сельских ладони шире, потому что мы с детства привыкли таскать тяжести.
— За мешок, Сулейман, ничего не платили. Если бы вы в своей сельской школе не веснушки считали, а учили историю, то знали бы, что в Советском Союзе все было общим. — Аминат Казиевна повернулась к нему.
Сулик покраснел. Как хорошо, что я не родилась рыжей, а то бы краснела каждую секунду.
— Если все было общее, почему теперь у одних больше, а у других в тысячу раз меньше? — спросил Сулик.
— Кто смог, тот украл, — засмеялась Нинушка.
— Потому что несправедливость. — Сулик еще больше покраснел. — Кто жил в селе ничего украсть не успел, одни городские все захапали. А чё, остальные не люди, что ли?
— А вы, Магомедов, переживаете, что сами украсть не успели? — подошла к нему Аминат Казиевна.
— Не, я за несправедливость переживаю, — ответил Сулик.
— Сулик, чё ты паришься, — сказал один из братьев Гасановых. — Они думают, если у них деньги есть — они молодцы, типа умники такие, сами заработали. Короче, в одну минуту они могут все потерять — в назидание, что не вспоминали про Всевышнего.
— Ты смотри-ка! — Аминат Казиевна отошла от Сулика. — Братья Гасановы, оказывается, разговаривать умеют!
— Э, чё вы сразу оскорбляете? — спросил один из братьев.
— А ты, если такой правильный, откуда деньги на поступление взял? — хрипло спросила Нинушка.
— Чё сразу «где взял»? — заговорил другой брат. — Мы чемпионаты выигрывали, нас так сюда приняли.
— Вот-вот… — Аминат Казиевна стала ходить по рядам, — а лучше бы приняли способных, тех, кто хотя бы одно крылатое выражение на латинском способен повторить.
— Аквила нон каптат мускус, если чё! — крикнули Гасановы и захохотали.
— Вы поняли, Магомедов? — Аминат Казиевна опустила очки на кончик носа и стала смотреть на Сулика. — Если не хотите воровать, идите в спорт. Там вам мозги отобьют, уши сломают, зато пристроят на хорошее место. Может, президентом станете.
— Чё сразу «мозги отобьют»? — обиделся один из братьев. — В мечеть иди, Сулик, там тебе все про справедливость расскажут.
— Кто мне расскажет? — Сулик стал как бурак. — Муфтий, который на такой бронированной машине ездит, что, если ее продать, всю Африку полгода можно будет кормить?
— Нет, ты к ваххабитам иди, Сулик! — крикнула Нинушка. — Там больше про справедливость знают. Может, еще жену тебе подберут — такую же рыжую, как ты, и закутанную.
— Не поняла! — повернулась к ней Сабрина. — Ты что против закутанных имеешь? Если человек исповедует ислам, пускай он ходит как в Коране написано. Почему меня менты в платке останавливают, а тебя в мини-юбке — нет?
— Потому что под мини-юбкой пояс шахида не спрячешь, — со смехом ответила Нинушка.
— Овца! — сказала ей Сабрина.
— От овцы слышу! — ответила Нинушка.
— Алиева, — Аминат Камиловна подошла к Сабрине и стала пристально смотреть на нее, — вам так шло, когда вы ходили без платка.
— Вам бы, как мусульманке, тоже с платком пошло, — буркнула Сабрина.
— А чё сразу без платка? — сказал другой брат Гасанов. — Чё, она правильно говорит, если в Коране написано, зачем женщине платок не носить?
— А сам чё бороду не носишь? — спросил Сулик.
— Я чё, дурак, чтоб меня каждый раз менты в багажник закидывали и избивали. Чё, если я бороду ношу, не пью, не курю, спортом занимаюсь, девочек на районе не цепляю, для них сразу — ваххабит?
— А чё, не ваххабит, скажешь? — спросил Сулик.
— Э, Сулик, сюда смотри, — позвал его другой брат, — ты себя мужчиной считаешь?
— Ты чё, я не понял?! — Сулик вскочил с места.
— Магомедов, сядьте! — Аминат Казиевна стукнула ручкой по столу.
— Тогда сюда же есть смотри, — продолжил Гасанов. — Тебя, короче, ни за что взяли, ты ничего не делал, только бороду носил. И тебя, короче, двадцать пять человек били, пытали, унижали тебя, короче, разными методами. Если ты мужчина, ты же уже не простишь?
— Сразу правильно вопросы ставь, если чё, — сел Сулик. — Если унижали, я лучше как мужчина с оружием в руках умру.
— Тем более за тобой рано или поздно все равно придут, — засмеялась Нинушка.
— Слушай, Касумова, свой язык особенно не распускай. — Один из братьев покрутил пальцем возле ее носа.
— Свой обрубок убери! — Нинушка оттолкнула его палец.
— Ты еще не видела мой обрубок, если чё! — ответил Гасанов, и оба брата захохотали.
— Все! — Аминат Казиевна захлопнула окно.
В это время прозвенел звонок, и она быстро вышла из аудитории.
— Я так хотела про белую лошадь узнать! — пожалела я.
— Не переживай, — отозвалась Сабрина. — Каждую весну она на каждом курсе рассказывает про белую лошадь. Все специально весну ждут, чтобы латинский не учить, только про ее белую лошадь слушать.
— Мне тоже скажи, что это за белая лошадь!
— Да лось это какой-то в белом плаще, — засмеялась Сабрина.
— А?! Какой еще лось? Она же «лошадь», сказала.
— Однокурсник это, короче, ее. Он всегда в белом плаще ходил. Она в него влюблена была. — Сабрина захохотала.
Аллах, я чувствую, с Сабриной что-то происходит. Кажется, весна будит ее тоже.
Мои глаза обманывают меня! Сабрина пришла без платка! Аллах, может, я сплю? Тогда разбуди меня скорее!
Сабрина зашла в аудиторию, когда уже прозвенел звонок, и Кощей начал диктовать свою лекцию.
— Можно? — Она просунула голову без платка в дверь.
— А что делать? — спросил Кощей и пожал худыми плечами.
Сабрина вошла в аудиторию в фиолетовой юбке, которую ей осенью подарил Исмаил. Поднялась к последним рядам, куда я села, чтобы Кощей не видел — я не пишу про его умлауты и дифтонги. Я хотела, чтобы меня ущипнул кто-нибудь, я могла упасть со скамейки! Она еще глаза черным карандашом подвела…. Что с людьми делает весна.
Ознакомительная версия.
