– Прошу тебя, дай мне сказать, у меня не так много времени, – она замолчала, словно собираясь с силами. – Я всегда мечтала иметь много детей. Но всевышний не дал мне этого счастья, – она сжала его руку. – Обещай мне, что ты наполнишь этот дом детским смехом. И еще, – она болезненно поморщилась и облизала потрескавшиеся губы. – Прости меня, я всегда, в глубине души, любила своих детей больше, чем тебя, особенно Поля, – из ее больных глаз вытекла скупая слезинка. – Но небо, несмотря ни на что, послало мне самого любящего и заботливого сына, о котором я могла мечтать. Я не перестаю благодарить небо за то, что оно послало тебя…
Филипп сидел на каменной скамье у фамильного склепа, где теперь покоилась вся семья де Обинье. Холод камня леденил душу, и перед глазами вставали, словно живые, Поль, старый маркиз, мадам.
– Их не вернуть, – рядом присел Джо.
– Зачем мы живем, отец? – Филипп поднял полные скорби и боли глаза.
– А разве жизнь не прекрасна?
– Прекрасна?! – он осунулся, похудел, под глазами залегли черные круги. – Да если бы я имел право выбора, я бы предпочел никогда не приходить в этот мир!
– Однажды Соломон велел построить в своем дворце зеркальную комнату, – как всегда в последнее время, туманно начал Джо, – Причем потолок, стены, двери тоже были зеркальными. Зеркала были настолько ясными, что входящий не сразу понимал, что перед ним зеркало, настолько точно и реально они отражали малейшие предметы и очертания, кроме того, зал был пуст, и в нем поселилось эхо. Однажды в зеркальную комнату забежала собака и в изумлении застыла – целая свора собак окружала ее со всех сторон. Собака на всякий случай оскалила зубы, и все отражения ответили ей тем же самым, собака перепугалась и отчаянно залаяла, эхо повторило ее лай. Собака стала огрызаться все сильнее, и эхо не отставало, собака в бессильной злобе металась по кругу, кусая воздух и угрожающе щелкая зубами, ее отражение тоже злилось. Наутро слуги нашли несчастное бездыханное животное в окружении тысяч отражений издохших собак. В зале не было никого, кто бы мог причинить ей хоть какой-то вред. Собака погибла, сражаясь сама с собой. Вот так, мой мальчик. – Джо тяжело вздохнул. – Мир не приносит ни добра, ни зла. Мир безразличен к человеку. Все происходящее вокруг нас есть лишь отражение наших мыслей, желаний и поступков. Жизнь – это большое зеркало.
– Наверное, ты прав, отец, – Филипп болезненно поморщился и потер виски. – Я всегда думал, что мои удачи и свершения просто обязаны тянуть за собой удовольствия и радость. Иначе в чем смысл бесконечного страдания и яростного упорства? Я отказывал себе в ошибках, берег голову от вредных мыслей, а сердце от пустых переживаний. Я рассчитывал на крупные дивиденды судьбы и доверчиво протягивал ей список совершенных достижений, но судьба почему-то зло ухмылялась мне в ответ.
– То, что ты называешь судьбой, на самом деле является лишь твоим предположением, ведь судьба – это не завтра или потом. Судьба – это то, что произошло в действительности.
– В действительности? – воскликнул Филипп – Да известна ли тебе вся действительность? Хочешь, расскажу? – едко осведомился он, и под молчаливый кивок Джо впервые в жизни распахнул душу. Он делился воспоминаниями из детства, где был счастлив, потом со слезами на глазах поведал о кораблекрушении и о надежде, которую ему подарила Мария, а потом забрала, и о подслушанном разговоре маркизов де Обинье, и о страхе, толкнувшем его на преступления…
– Прости меня, – тихо выдохнул Джо.
– Да что вы все просите у меня прощения?! – гневно воскликнул Филипп. – Ведь это я! Я! Я должен умолять вас, – он растерянно заморгал, и в его глазах вспыхнул огонек изумления. – Все, что происходило в моей жизни, казалось мне наказанием, бедой, трагедией, а на самом деле это были лишь ступеньки к успеху, которыми я не пожелал воспользоваться. – Он в отчаянии посмотрел на сгорбленную фигуру Джо. – Но я просто хотел быть счастливым, разве я много хотел, отец?
– Ты не там искал, – Джо легонько, словно маленького, погладил Филиппа по голове. – Счастье – это когда ты достиг того комфортного состояния, когда у тебя нет претензий к жизни. Ты спрашивал, за что я просил у тебя прощения? – старик по-собачьи преданно заглянул в глаза. – Я очень виноват перед тобой. Я видел, я чувствовал, что с тобой происходит что-то неладное, но я говорил себе: «Джо, что ты выдумываешь? Мальчик сыт, обут, зачем фантазировать?» – он тяжело вздохнул. – О душе твоей я не подумал, вот за это и прости меня.
– И ты меня прости, – Филипп взял Джо за руку, в его глазах светилась безысходность. – Ты единственный, кто еще сможет меня понять. Что-то сломалось, еще совсем недавно меня манила слава, популярность, тщеславие, и я мчался во весь опор, не оглядываясь и не задумываясь. В этом была острота ощущений и полнота жизни, а теперь это все куда-то вдруг исчезло. И не хочется ни за чем гнаться. Я ведь и не жил, а отрабатывал судьбу, которую, – он поднял глаза, – и тут ты прав, я создал своими руками. – У Джо по спине побежали мурашки, он не хотел слышать то, что ему сейчас скажет Филипп, но и не слышать не мог. – В моем столе лежит завещание, я разделил все свое имущество на три части, тебе, своему дяде и детям Марии, найди их…
– Что ты задумал?
– Ты же очень мудрый, Джо, ты все понимаешь, – он крепко обнял друга, учителя и отца. – Не удерживай меня, – Филипп резко поднялся и, не оглядываясь, пошел в дом, оставляя за спиной горько плачущего старика.
Он зашел к себе в кабинет, достал заранее приготовленный флакон с ядом, немного помедлил и, взяв листок бумаги, написал: «Душевный покой существует только во внутренней тишине, я попытаюсь найти его…»
1990 г. Тибет. Монастырь Тикс
– Я попытаюсь найти его, – задумчиво повторила Маша и вопросительно посмотрела на старого монаха. За все время, пока девушка рассказывала ему свои бесконечные сны, посещавшие ее с того времени, как она обосновалась в монастыре, старик не проронил ни звука.
– И что же тебе не понятно? – его взгляд был полон дружеского участия. – Ты увидела одно из своих прошлых воплощений, где ты была Эльзой Рошар, Федор – твоим сыном. А я, – он опустил глаза и слегка нахмурился, – я, к сожалению, был Клодом. Да, именно тем самым Клодом, который привел ваш корабль на мель и стал началом всех тех печальных событий, последовавшим за этим. Теперь ты понимаешь, что ваша встреча с ним не была случайной. Вся эта запутанная цепочка тянется из прошлой жизни. И ты должна распутать узлы и разорвать этот круг, иначе вынуждена будешь повторять забег опять и опять, а удары будут еще сильнее и сильнее, – он внимательно посмотрел на слегка поникшую собеседницу. – Ведь если в школе ты плохо учишься, тебя оставляют на второй год, а жизнь поступает жестче. Твой главный урок в этой жизни – Прощение.
– Но мы ведь простили друг друга? – она выразительно приподняла брови.
– А себя? – тихо спросил он. – Себя вы простили? Ведь это самое главное – доверять и принимать себя. Как часто мы врем сами себе. Почему? Ведь нет свидетелей и судий, а мы врем, один на один. Мы не можем простить себя, хотя прощаем других, находим оправдания, доводы, а для себя? Ничего нет? – его слова звучали, как приговор. – Почему мы так не любим себя? А ведь это самое главное – полюбить себя, простить себя. Только не загонять в угол. Иногда нам кажется, что мы избавились от своих страхов, ненависти, и всего того, что мешает нам жить, но нет – это просто уходит в потаенные уголки души и перерастает в партизанское движение в тылу врага, невидимое, но больно ранящее. Я ведь говорил тебе уже, что когда человек расправляется сам с собой, ему никто не может помочь. Заставь служить себе свою божественную душу, брось под ноги, терзай, но не пытайся убить, ибо она снова оживет и, представ перед тобой в новом виде, наполнит тебя ужасами и страхами. Избавиться от этого ты сможешь, только сделав ее своей слугой, ибо тогда на помощь к тебе придет сам Бог, – с притворной строгостью он посмотрел на девушку. – И куда бы ни забросила тебя судьба, путешествие необходимо.
– Мы с ним встретимся? – с потаенной надеждой спросила Маша.
– Не знаю, – честно ответил он. – Но твое пребывание здесь заканчивается, послезавтра ты должна будешь покинуть монастырь.
– Как? – в глазах застыл испуг. – Я не хочу!
– Ты должна.
– Позволь мне остаться, – с мольбой в голосе попросила она.
– Не могу, это не твой путь, и если ты останешься здесь, это будет очередной уход от проблемы, а не ее решение. Ну, – он приподнял ее за подбородок и ласково посмотрел в глаза. – Ты же не можешь играть с жизнью в прятки.
– Я буду скучать по тебе, – Маша отвернулась, пытаясь не расплакаться.
– Я тоже…
Прощание было тяжелым, Маша так и не сумела сдержать слезы.
