Выбравшись наконец из снега, Анна, с трудом волоча ноги, перебирается через снежный сугроб и медленно спускается по скользкому склону. У кромки воды стоит Хенрик, прижимая к себе сына. Петрус сидит на земле. Из носа у него льется кровь, губа разбита. Кровь капает на снег, он сидит, низко опустив голову, наклонившись вперед, не жалуясь, ладони вжаты в снег. Анна берет все еще орущего Дага, пытается успокоить его, он весь в слезах и соплях, волосы в снегу. У мостков стремнина не дает воде замерзнуть, бурлящая, пугающая, черная на фоне белой кромки льда вода. Хенрик хватает Петруса за шиворот, ставит на ноги, оба тяжело дышат. Анна направляется к дому, сопровождаемая Яком. Оборачивается. Хенрик бьет мальчика по лицу, бьет сильно, Петрус падает. Хенрик поднимает его и бьет еще раз, мальчик валится на бок и остается лежать.
Хенрик рывком поднимает его за воротник, ставит на ноги и тащит за собой по дороге. Он убьет его, равнодушно думает Анна. Петрус не плачет, лицо его распухло, все в крови, руки тоже в крови.
На следующее утро за кухонным столом в пасторской усадьбе сидит фру Юханссон. Хенрик стоит в дверях, на нем сапоги и полушубок, вязаную шапку он держит в руках. Во дворе ожидает лошадь, запряженная в сани. Входит Анна, подталкивая в спину Петруса, они останавливаются посередине кухни. Як беспокойно виляет хвостом и перебирает лапами.
Анна. Добрый день, фру Юханссон.
Фру Юханссон. Добрый день, фру Бергман.
Анна. Прошу прощения за беспорядок. Обе девушки больны.
Фру Юханссон. Да везде так. На лесопильне половина рабочих хворает, а в школе учительница, так что ее замещает прежняя.
Анна. Кажется, Петрус все свои вещи собрал. Я положила ему с собой несколько книжек. Он ведь любит читать.
Петрус стоит, ни на кого не глядя. Слепой взгляд лишен всякого выражения. Один глаз заплыл, губа рассечена.
Фру Юханссон. Пастор все рассказал. Тут мало чего можно добавить.
Анна. Надеюсь, фру Юханссон, вы понимаете, что при сложившихся обстоятельствах мы не решаемся…
Фру Юханссон. Нет, нет, само собой. И говорить не о чем.
Анна. Ну что ж, прощай, Петрус.
Анна треплет его по щеке, он отклоняет голову.
Фру Юханссон. Тогда мы, пожалуй, поедем.
Она тяжело поднимается и жмет руку Анне: «Спасибо вам за терпение и заботу». Анна отводит глаза: «Жаль, что так все кончилось». Фру Юханссон смущена: «Вы с господином пастором все равно же не смогли бы вечно заботиться о мальчике».
Молчание. Наконец фру Юханссон хватает Петруса за шкирку и выталкивает в дверь. Хенрик берет чемодан, и они молча выходят на улицу. Як с ними — он любит кататься на санях. Хенрик помогает фру Юханссон и Петрусу устроиться, накрывает их меховой полостью, садится на козлы, понукает лошадь. Звенит колокольчик, экипаж скрывается за пригорком у ворот.
Анна смотрит им вслед. В ее душе великая тьма. Наконец она заставляет себя сбросить оцепенение и стучится в дверь прислуги. Там страшная теснота. Раскладушка Мии загораживает вход. Она лежит, свернувшись калачиком, лоб в испарине. Мейан сидит на раскладном диване и вяжет, глухо кашляя. Гудит кафельная печь, дребезжат железные дверцы, в комнате жарко, как в бане, воздух пропитан запахом пота и испарений.
«Завтра встану», — решительно говорит Мейан. «Если температуры не будет, — отвечает Анна. — Как Миа?» — «По-моему, бредит. Такие чудные вещи говорит, что меня смех разбирает», — говорит Мейан. «Надо бы проветрить здесь, — советует Анна. — Очень душно». — «И не подумаю выпускать такое доброе тепло», — возражает Мейан, кашляя. «Ты эмсеровскую настойку пьешь?» — «Само собой. А Петруса, стало быть, отправили?» — «Да, он уехал». — «Мне этот парнишка всегда был не по душе, — решительно говорит Мейан, стуча спицами. — Может, все-таки я помою посуду?» — «Лежи!» — приказывает Анна и выходит на кухню, затворив за собой дверь.
У плиты стоит медный бак с горячей водой. Анна открывает кран, кипяток с шипением льется в таз. Она добавляет холодной воды и кусочек зеленого мыла (дефицитный товар). Потом ставит таз на мойку, отчего у нее заломило спину, но Анна целиком погружена в свою тьму, из глаз текут слезы. Она принимается мыть посуду, оставшуюся после вчерашнего ужина. Потом вдруг резко бросает это занятие и садится за кухонный стол. Плита шумит и потрескивает, а так — вокруг тишина. Необъятная тишина, придавившая Анну, столпом вздымается в ледяной космос.
Она просидела так довольно долго, может, даже немного вздремнула. У ворот раздается перезвон колокольчика, выходит сосед, одолживший сани. Хенрик здоровается, слезает с козел, передает вожжи. Они перекидываются парой слов, Хенрик на крыльце оббивает снег с сапог. Анна встает и расправляет спину, что-то стала побаливать, не исключено, она тоже захворала, было бы неудивительно. Открывается и закрывается дверь. Анна моет посуду. Хенрик у дверей снимает полушубок. Анна моет посуду. Хенрик садится на стул и стаскивает сапоги. Анна моет посуду. Звякают стекло, фарфор, вилки, ложки, ножи. Хенрик сидит у окна, полушубок на коленях, сапоги возле стула, шапка и перчатки на столе. Он неотрывно смотрит на Анну, моющую посуду. Як лежит под столом.
Хенрик. Так оно лучше.
Анна моет посуду.
Хенрик. Здесь его нельзя было оставлять.
Анна моет посуду.
Хенрик. По-моему, он понял.
Анна гремит посудой.
Хенрик. Он даже не плакал.
Анна кладет в таз тарелки.
Хенрик. Почему ты не отвечаешь?
Анна молчит.
Хенрик. Так не пойдет, Анна!
Анна моет посуду.
Хенрик. У тебя нет ни малейшего основания так себя вести.
Анна прекращает мыть посуду, стоит.
Хенрик. Можно подумать, я во всем виноват.
Анна качает головой, моет посуду.
Хенрик. Прекрати мыть посуду, повернись!
Анна продолжает мыть посуду, не поворачивается.
Хенрик молчит.
Анна молчит.
Внезапно Хенрик встает, преодолевает расстояние, отделяющее его от Анны, вырывает у нее из рук тарелку и с грохотом швыряет ее на мойку — осколки летят во все стороны. Потом с силой берет ее за плечи и поворачивает к себе. Он тяжело дышит. Лицо подрагивает.
Хенрик. Говори со мной!
Анна. Ты порезался. Из пальца кровь идет.
Хенрик. Плевать.
Анна (спокойно). Идем отсюда. Ни к чему девушкам нас слышать.
Вытерев руки о передник, она впереди Хенрика направляется в гостиную. Там пронизывающий холод.
Хенрик. Может, поднимемся ко мне в кабинет? Здесь чудовищно холодно.
Анна. Нет. Я перенесла Дага к нам в спальню. Мы будем топить только в спальне и в твоем кабинете. Что ты хотел мне сказать?
Хенрик. Поговори со мной.
Анна. Ни к чему.
Хенрик. Скажи что угодно. Только не молчи.
Анна. И это говоришь ты?
У Хенрика изо рта валит пар. Анна стоит спиной к окну, скрестив руки, спрятанные в рукавах шерстяной кофты, на груди. Синий передник Мейан ей явно велик. Волосы в беспорядке, лицо серое.
Хенрик. Скажи что угодно.
Анна. Я несу ответственность. Ответственность за Дага и за будущего ребенка. И эта ответственность велит мне уехать отсюда. Моя ответственность за ребенка важнее, чем моя лояльность по отношению к тебе.
Хенрик. Я не понимаю.
Анна. Я обязана забрать Дага и уехать. Ты желаешь остаться, ибо таково твое убеждение. Я уважаю твое убеждение, но не разделяю его.
Хенрик. И куда ты поедешь?
Анна. Куда, куда. Домой, естественно.
Хенрик. Твой дом здесь.
Анна молчит.
Хенрик. Ты не можешь причинить мне такую боль.
Анна. Я уже написала маме.
Хенрик. Какой козырь. Для нее.
Анна. Вот, значит, о чем ты подумал в первую очередь.
Хенрик. Я запрещаю тебе уезжать.
Анна. Ты не можешь ничего запретить, Хенрик.
Хенрик. И сколько ты собираешься там пробыть?
Анна. Когда ты возьмешься за ум, мы поговорим о будущем.
Хенрик. Каком еще будущем?
Анна. Я разговаривала с настоятелем, вернее, он разговаривал со мной. Он подчеркнул, что предложение остается в силе.
Хенрик. Стало быть, ты действовала у меня за спиной.
Анна. Можно и так сказать.
Изо рта у обоих валит пар. Стужа давит на лица и тела. Но они непоколебимы: Анна спиной к окну, Хенрик у двери.
Хенрик (спокойно). Этого я тебе никогда не прощу.
