В доме было холодно, но я не стала топить печь. Я подумала, что теперь заболею. Теперь мы с Идо заболеем. Теперь я, Идо и Яир заболеем одной и той же болезнью
Я быстро развернулся, вошёл, хлопнув дверью, и немедленно бросился к окну
Но я же должна быть здорова теперь, здорова
Я увидел, как Идо осторожно разжимает ладонь, а в ней — красная конфета, которую этот старый хрыч таки сумел ему сунуть
И тогда я наконец-то решилась в первый раз произнести вслух эту мысль, полностью, во всей полноте двух её слов, таких чудесных и пугающих
Где же она, чёрт побери, где она
И, не в силах больше сдерживаться, я начала набирать номер, но, увидев, что пальцы дрожат, прекратила. И ещё я поняла, почему кольцо мне жмёт, и мне стало так легко
Почему же она не звонит сейчас, когда она нужна
А он после первого же гудка бросился к телефону и крикнул «Да?!». Громко крикнул. Я сказала, что это я, и он замолчал, будто прокладывал путь у себя в голове, вспоминая, кто я такая. И я тоже вдруг забыла, что хотела ему сказать, я опять назвала своё имя, и даже моё имя показалось мне новым и полным, полным жизни, а Яир растерянно сказал: «Ах, да, ты», и тут же быстро заговорил жалобным голосом
Посмотри, какой он упрямец, он не сдаётся, пойми, я был прав, когда сказал, что это война, но ты увидишь, на этот раз я его согну, и он больше не будет
Его голос исказился до неузнаваемости, стал тонким от обиды и гнева. Я чувствовала, как голос всё больше отдаляется от меня, пятится, тянется к своим корням. А почему, скажи мне, ты должен его согнуть
«Почему», «почему», потому что иначе он почувствует себя победителем, а он должен знать, что у нас пока ещё осталась пара-тройка принципов, и что отец сильнее ребёнка, это ему необходимо
Но ты же мучаешь его, это форменное издевательство… От напряжения и волнения у меня стучало в висках. Мы повторяли друг другу одни и те же фразы, не в силах вырваться из этой западни
Поверь, мне это тоже нелегко, но я не собираюсь уступать, я уже посвятил этому половину рабочего дня, и нет смысла отказываться от того, что уже
Я была так растеряна, что спросила — это было так глупо — зачем же он мне позвонил
Потому что я… Я не знал, что сказать, действительно, почему я позвонил именно ей? Потому что ты разбираешься в детях, у тебя есть сын, и я просто хотел с тобой посоветоваться. Но ещё и…
Он не сказал «Потому…
…потому что ты мать
И эти четыре простых слова порхали во мне, на меня накатила волна, и я чуть не расплакалась, но в ту минуту нельзя было расклеиваться, и, чтобы удержаться, я изо всех сил вцепилась в мысли об Анне, как бы я хотела, чтобы она оказалась сейчас здесь, как всё изменится для всех нас, как воспримет это Йохай, поймёт ли он, что между нами всё останется по-прежнему, и я подумала, этот ребёнок должен быть здоровым, господи, мне необходим совершенно здоровый ребёнок, и прежде всего я должна позвонить Амосу, нет, о таком не говорят по телефону, я попрошу его вернуться домой и расскажу, секундочку… Тишина… Подумай
Мирьям? Куда ты пропала? Ты слышишь, Мирьям?
Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я напрягла голос, как в классе, чтобы перекрыть бурю голосов в своей голове, и сказала, Яир, открой дверь и позволь ему войти, обними его, одень и приготовь ему горячее какао
Нет, нет, ты ничего не понимаешь, ты, у вас, все ваши методы
Что значит «наши методы»? Я вскипела, что он может знать о «наших методах»? Я представила себе, какими он нас видит, и насколько наш дом и мы, как супруги, кажемся ему ненастоящими, идеалистами, лишёнными всего того, что он называет «закономерностью», со всеми её кровавыми битвами, и, собрав остатки сил, я сказала, что можно заставить ребёнка извиниться, но это же не имеет никакого смысла
Нет, нет, что ты вмешиваешься, кто просил тебя вмешиваться и устраивать мне психоанализ
Ты мне позвонил, закричала я и тут же раскаялась
Сожалею об этом. Хватит, забудь. Я не звонил. Это была минутная слабость, я совсем не хочу тебя втягивать, извини меня. Я совсем не собирался с тобой говорить. И за то, что я лгу тебе сейчас, подумал я, тоже извини
Но ты меня уже втянул. Я уже часть этого, Яир, ты не можешь сейчас исчезнуть! Я кричала и думала, что уже много лет в нашем доме не слышно было крика. От крика у меня слегка закружилась голова, и я подумала, что всё может сейчас и закончиться, во время разговора с ним это и случится
Прекрати повторять моё имя
Может, мне хочется, чтобы ты вспомнил, кто ты
Я не забыл. Я держу ситуацию под контролем и буду действовать так, как это требуется
Он продолжал болтать со смесью надменности и страха, и меня не покидала мысль, что я тоже в чём-то виновата, что он изо всех сил толкает себя в бездну, чтобы оттуда призвать меня на помощь, вынудить меня его спасти
Мне надоели её вопли, я представлял её менее хрупкой. Не прерывая разговора, я отрезал себе толстый ломоть хлеба и намазал его маслом. Уложил сверху ломтик помидора, посыпал солью и иссопом и приготовился перекусить. Что же мне, голодным из-за него оставаться?! Я охотно объяснил ей, что ничего против него не имею, я даже уважаю его за стойкость, сказать по правде, было страшновато увидеть такое упорство в этом пацанёнке пяти с половиной лет
А тебе тридцать три, без особой надежды вспомнила я. Я начала понимать, что, воюя с ребёнком, он в то же время ополчается и против меня, и всякий раз, умоляя пощадить ребёнка, я тем самым приношу ему вред, всё больше натравляя на него Яира
Но тут я случайно взглянул в окно, и у меня пропал аппетит. Выбросив бутерброд в мусорное ведро, я мысленно закричал ему, чтобы уступил в конце-то концов, пусть сделает три шага и постучит в эту чёртову дверь, что он мне тут разыгрывает оскорблённую честь
Мне показалось, что я слышу далёкие раскаты грома, похолодало, я вся покрылась гусиной кожей и пробормотала ему: «Но ты же любишь своего ребёнка, ты же его любишь».
В эту минуту он и упал. Одна нога подогнулась под ним, но он сразу же вскочил и потащился к плетёному креслу качалке во дворе
Господи, подумала я, великий Боже, оставь все свои дела и сделай так, чтобы там у них всё закончилось хорошо
Он улёгся поперёк кресла, голова свесилась с одной стороны, а ноги с другой, а глаза открыты и смотрят на высохший лимон, завалявшийся в траве с лета
Наверное, из-за того, что я на минутку умолкла, он снова бросил трубку. Не говоря ни слова, не придав этому никакого значения, будто совсем про меня забыл. Я снова опустилась в кресло и опять сосчитала по пальцам дни. Я подумала, что, как только будет минута покоя, нужно всё привести в порядок, но покоя не было
В голове, как на закрытом просмотре, кто-то прокручивает мне всю картину: Идо на улице и меня, подсматривающего за ним, всё это повторяется без всякой надежды, лысеющий мужчина склоняется к щели в жалюзи посмотреть на собственную порнографию
Я сразу же, не давая себе времени на сомнения, набрала его номер. Это безумие, подумала я, что восемь месяцев я не решалась ему позвонить. А сейчас — уже третий раз за одно утро
У меня посинела кожа на руках, и я понял, что надо спешить, времени у меня оставалось не много — мне известны симптомы, я раскрыл все окна, по дому пронёсся порыв холодного ветра, я постоял, снова и снова ощущая его режущие удары, потом подбежал к окну и увидел, что он встал и сделал несколько шагов вперёд, вернулся назад и остановился в растерянности
При всей абсурдности ситуации, при всей моей растерянности и угнетённости, я почувствовала особую радость, будто у нас с Яиром вошли в обыкновение утренние беседы
Он ухватился рукой за свой стручок и сжал его, оглядываясь по сторонам с рвущим мне сердце отчаянием
Воздух вдруг сделался чистым и натянутым, и ветер внезапно прекратился, ни один листик не шевелился, и я подумала, ну вот и он
Сейчас он уступит, у него не будет выхода, ему нужно в туалет по малой нужде, и покончим с этим, наконец. И он действительно начал переступать стиснутыми ногами в сторону двери, остановился перед ней, но не постучал. Я мысленно сосчитал до пятидесяти и открыл глаза — он так и стоял с опущенной головой против двери и не стучал, и не стучал
