Бату был коварен с младенчества. Он умел создавать западни и затаскивать в них жертв.
Он и сам, собственно, был одной длинной западней. И кое-кто на поляне уже в нее попал, догадалась Сперо.
Тело Бату так и оставалось в кустах, но недалеко от его головы из листьев высунулся кончик хвоста, словно Бату делал вид, что их двое (охотника, кстати, он мог бы без труда в этом убедить). Сперо увидела на кончике его хвоста вымазанную глиной кисточку — эта анатомическая деталь позволяла Бату заметать следы.
Теперь все стало ясно. Ну или почти все...
— Зачем? — спросила она, глядя Бату в глаза.
— А почему ты со мной не поздоровалась, женщина с палкой? — спросил Бату глухим тихим голосом. — Может, ты не хочешь, чтобы я здравствовал? Тогда не проси у меня яблок, хо-хо...
— У тебя нет никаких яблок, — сказала Сперо.— У тебя есть только черные мысли, Бату. Из-за них твоя шкура скоро пойдет на абажур какого-нибудь очень похожего на тебя любителя охоты.
— Может быть, мы сами успеем кого-нибудь пустить на абажур, — сказал Бату.
— Угу, — вздохнула Сперо. — Я вижу, ты уже начал. Что ты делаешь в этом секторе Леса? Ты охотишься?
— Нет,— сказал Бату, тщательно выбирая слова. — Нет, я не охочусь. Я провожу время со своими друзьями. У меня ведь могут быть друзья, пока мою кожу еще не пустили на абажур?
Сперо посмотрела ему в глаза, и Бату наморщился, словно от боли.
— У меня должна быть возможность защищать свой ум,— сказал он.— Иначе выходит просто подло. Абажуры достаются вам слишком дешево... В этом нет никакого свершения, никакой красоты...
Серж, Гуго и Агенда слушали разговор с напряженным недоумением — они, похоже, не понимали, о каких абажурах речь.
Сперо повернулась к ним.
— Я уже знаю, что здесь произошло, — сказала она.— Знаю все или почти все. Сейчас я вам это расскажу, а если я ошибусь, вы меня поправите. Остальное вы объясните сами. Только не врать и не юлить. Хорошо?
Она посмотрела на Гуго.
— Мы никогда не врем и не юлим,— с достоинством ответил тот, — Всю правду без утайки говорим.
— Отлично, — кивнула Сперо. — Итак, у нашего друга Гуго начался экзистенциальный кризис. Он перестал понимать, зачем он живет и как ему жить дальше. Ему стало казаться, что его жизнь — жестокая и бессмысленная шутка. Наслушавшись его горьких стишков, то же почувствовал Серж и даже временно свободные от революционной работы головы Агенды. И никто в Лесу не смог вас переубедить. Так?
— Так,—подтвердил Серж.
— Потом из леса приполз Бату. Он объяснил вам одну вещь, которую знает, как профессиональный охотник. Система надзора за этим миром контролирует не пространственные границы и не материальные события. Она следит за всплесками эмоций, замечая в первую очередь страдание и боль. Поэтому, сказал ваш друг Бату, если вы хотите, чтобы высшие небесные власти обратили на вас внимание, выслушали вас и выполнили ваши требования, вы должны создать фонтан сильного страха. Это будет, сказал он, как дым костра, видный из крепости на горе. Верно?
— Верно,— ответил Серж.— Он сказал, что великие древние владыки делали так во все времена, и тогда боги спускались к ним поговорить. Но он обещал, что в нашем случае это будет дым без огня. Страх будет просто страхом.
В нем не будет боли... И мы не совершим никакого преступления.
Сперо кивнула.
— Бату умен, — сказала она. — Он знает, как строить ловушки и избегать ответственности.
Он сумел убедить нескольких золоторунных овечек, влюбленных в Гуго за его стишки, стать приманкой. Он предупредил их, что им придется испытать сильный страх, и они согласились на это ради Гуго. Тогда он запер их в пещере и велел не шевелиться. Потому что, сказал он, в пещере живет гадюка, которая действительно может укусить...
— Он говорил, гадюки не будет,— ответила одна из голов Агенды.— Их надо было просто напугать...
— Я знаю, — сказала Сперо.— В пещере живет уж. Но овечки думают, что там гадюка. Этот уж то и дело проползает мимо овечек, а их трясет от страха, когда они слышат шуршание в сухой траве... Ужу не хочется никого пугать, ему самому жутко. Он не понимает, в чем дело, и просто мечется по своей пещере от страха.
И вместе они создают такой выброс ужаса, что его невозможно не заметить издалека. Мне непонятно другое...
Она обвела зверей глазами.
— Почему вы это сделали?
— Мы все несчастны,— сказал Серж.— И я, и Агенда, и Гуго. У Вату та же проблема. У нас возник вопрос о цели нашего существования.
На такой вопрос может ответить только Бог.
Все знают, что он где-то здесь, совсем рядом — потому что это Эдем. Но мы не знаем, как обратить на себя его внимание. Бату утверждал, что взять заложников — единственный способ.
И он, похоже, был прав.
— Почему ты так думаешь?
— Ангел нас уже заметил, — сказала одна из голов Агенды. — А раньше нас не замечал никто вообще. Если ты захочешь, Сперо, нас заметит и Бог. Может быть, нас самих он не услышит, мы для него слишком мелки. Но вот собствен-ного ангела он заметит точно. И если ты захочешь, он ответит на наш вопрос.
— Я не могу давать указания Богу, — сказала Сперо.
— Но ты можешь ему помолиться,— ответил Бату. — От чистого сердца. На твою молитву он откликнется обязательно. А если нет, это будет значить, что он отвернулся от Эдема.
— Ты хорошо соображаешь,— сказала Сперо.— И очень осведомлен. Но Бог не отвечает тем, кто совершает зло, даже если они молятся.
И не показывается им.
— Никто не совершил зла, — ответил Бату. — Нет состава преступления, ангел.
— Страх — это зло.
— Но это зло само совершило себя, — сказал Бату. — Не мы.
— Угу,— кивнула Сперо.— Аты, Бату, просто в очередной раз невинно обслуживаешь этот процесс. У тебя большой опыт, я знаю...
— Ты помолишься за нас? — спросил Серж. — Ты-то в любом случае ничего дурного не сделала, женщина с палкой. Тебе можно.
Сперо чуть подумала.
— Хорошо,— сказала она.— Но сначала Бату должен выпустить заложников. Никакая молитва не будет услышана, если она будет исходить из этого фонтана страха.
Звери повернулись к Бату. Тот смешно кивнул и исчез в кустах. Прошло несколько минут тишины.
— Это рядом,—сказал Серж.—Он быстро.
— Я знаю, — ответила Сперо. — Но чем мне молиться?
— Пусть Бог покажет, что он действительно есть, — сказала левая голова Агенды.
— И ответит Гуго на его вопрос,— добавила центральная.
— Какой вопрос? — спросила Сперо.
— Гуго сам его задаст.
Сперо почувствовала, что разлитый в воздухе страх исчезает — ступеньками, будто его выключали в несколько поворотов невидимой ручки. Видимо, Бату по очереди выпускал овечек из пещеры, и, выходя на свет, они переставали бояться. Удивительно все-таки простые и здоровые существа.
— Хорошо, — сказала Сперо. — Я попробую.
Она закрыла глаза, подняла лицо к небу и,
стараясь не улыбаться, беззвучно сказала пульсирующему в ее голове синему свету:
«А почему бы не сделать как они просят?»
Еще не успев открыть глаза, Сперо услышала трехголовый вой Агенды — можно было подумать, что на небо одновременно выскочили все луны ее будущего мира. Тревожно заклекотал Серж. Даже Гуго, забыв про свою экзистенциальную скорбь, издал испуганное и совершенно не зарифмованное мычание.
Земля под ногами вдруг словно превратилась в палубу попавшего в шторм корабля — тяжело накренилась сначала вправо, потом влево. А затем над стоящими на поляне разверзлись небеса.
На самом деле вверху ничего не произошло. Просто всем показалось, что небо стало прозрачным — и откуда-то издалека, с неизмеримо высокой заоблачной горы, на поляну кто-то поглядел. Луч внимания был направлен на собравшихся только один миг — но за это время каждый успел вспомнить про себя и самое хорошее, и самое плохое.
А потом все заметили, что на поляне стало гораздо светлее. Оказалось, Лес впереди расступился. В широкой просеке появилась окружающая его дорога — и, сразу за ней, синяя лента Реки. Дорога была далеко, но каким-то образом ее стало очень хорошо видно, словно воздух впереди сгустился в линзу. На дороге не было заметно никакого движения. Но стоящие на поляне ощутили, что там кто-то есть.
— Задавай свой вопрос, Гуго,— сказала Сперо.— И побыстрее.
Гуго зажмурился и помотал своей большой головой, как бы пытаясь собрать раскатившиеся по черепу шарики. Это, похоже, удалось. Открыв глаза, он решительно прошествовал вперед и встал в таком месте, где между ним и появившейся в просвете Леса дорогой не было никого. Несколько секунд он влажно глядел вдаль — и Сперо заметила большую слезу, скатившуюся по его лиловой коже.
Потом он открыл пасть и трубно прокричал:
— Скажи, бессмертный Элохим,
Зачем я с толстыми ногами
