Ознакомительная версия.
АНТОНОВ. К 1 февраля, то есть за восемнадцать дней наступления, советские войска на направлении главного удара продвинулись до пятисот километров. Средний темп продвижения 25–30 километров в сутки. Советские войска вышли на реку Одер и овладели Силезским промышленным районом…
Черчилль делает знак помощнику, означающий, что кто-то ему нужный должен быть наготове. Помощник выходит.
АНТОНОВ (продолжая) …. препятствовать противнику производить переброски войск на восток с Западного фронта, из Норвегии и из Италии; в частности, парализовать узлы Берлин и Лейпциг.
Черчилль ерзает как на иголках в своем кресле; на слове Берлин он буквально подпрыгнул.
РУЗВЕЛЬТ (нетерпеливо). А как советское правительство предполагает поступить с немецкими паровозами, вагонами и железными дорогами? (Забывшись, он обратился непосредственно к Антонову.) Вы предполагаете перешивать германские железные дороги на более широкую колею?
Антонов бросает молниеносный взгляд на Сталина; тот едва заметно кивает.
АНТОНОВ. Ввиду того что подвижной состав и паровозы, оставляемые немцами, малопригодны для использования, германские железные дороги придется на ряде направлений перешить.
РУЗВЕЛЬТ (несколько суетливо и одновременно резко). Да, да, но нужно, чтобы наши штабы совместно обсудили этот вопрос! Войска союзников быстро сближаются друг с другом.
АНТОНОВ. Советское командование перешивает минимальное количество направлений в целях обеспечения снабжения своих войск.
СТАЛИН. Большая часть немецких железных дорог останется неперешитой. Советское командование делает эту перешивку без большой охоты.
ЧЕРЧИЛЛЬ. У меня есть несколько вопросов! Есть ряд вопросов, которые нужно обсудить трем штабам. Прежде всего целесообразно обсудить вопрос о времени! Вот, например (Черчилль тычет пальцем в карту)... сколько времени потребуется немцам, чтобы перебросить из Италии восемь дивизий на советский фронт? И что нужно предпринять, чтобы предотвратить такую переброску? Нужно перебросить часть наших войск через Люблянский проход на соединение с Красной Армией! И решить, сколько понадобится времени и не поздно ли будет это предпринимать! И… и это только один вопрос! Только один! Нужно сейчас же пригласить Маршалла! Он доложит об операциях на Западном фронте! Как можно помочь советским армиям. Пригласите Маршалла!
Переместившееся солнце внезапно посылает луч прямо ему в глаз. Черчилль так резко откидывается в кресле, точно хочет опрокинуться вместе с ним.
РУЗВЕЛЬТ. Совершенно согласен! Раньше мы воевали на больших расстояниях друг от друга. А сейчас Германия стала мала, и нужно иметь более тесный контакт между нашими штабами.
СТАЛИН (сделав паузу, неторопливо, как бы вразвалочку). Это пра-виль-но.
Явившийся по вызову своего премьера генерал Маршалл не нашел ничего лучшего, как патетически произнести заранее заготовленную фразу, должную произвести эффект:
— Последствия немецкого наступления на Западном фронте в Арденнах ликвидированы.
Зависла пауза. Черчилль досадливо кусал губы. Фраза была заготовлена при и главное — для — других обстоятельств: сейчас от нее не было никакого эффекта.
Генерал Маршалл продолжил свой доклад. Начав с хлесткого заявления, уже через две фразы он признал, что в Арденнах у немцев остаются весьма значительные силы. Поэтому Эйзенхауэр начал концентрацию там своих войск.
МАРШАЛЛ. В настоящее время 25-я армейская группа и 9-я американская армия, находящиеся под командованием Монтгомери, готовятся к наступлению на северном участке. 9-я армия будет наступать в северо-восточном направлении. Командование надеется, что первая из этих операций начнется 8 февраля, вторая — через неделю. Мы рассчитываем, что немцы отступят к Дюссельдорфу, и мы двинемся на Берлин. В наступление будет введено столько сил, сколько окажется возможным ввести. Будут применяться парашютные войска…
Невыгодный для союзников контраст доклада Маршалла с докладом Антонова был очевиден. Весь доклад Антонова был сделан в прошедшем времени: «войска наступали», «операция была проведена», «цель была достигнута», «войска вышли», «прорвать удалось» и соответственно — результаты. Весь доклад Маршалла был сделан в будущем времени!
Маршалл объяснял медленное развитие операций на Западном фронте отсутствием тоннажа и немецкими бомбардировками Антверпена. 4 февраля 1945 года немецкая авиация сбросила в этом районе 60 летающих бомб и 6 ракет. Сталин на это возразил, что «бомбы и ракеты редко попадают в цель».
МАРШАЛЛ. Но возможно попадание бомб в суда, находящиеся в порту! Мы всегда действуем решительно, если позволяет погода! Мы произвели большие разрушения нашими истребителями и легкими и тяжелыми бомбардировщиками! Вот у меня сведения, полученные сегодня: произведены налеты на железнодорожные составы, следовавшие на советско-германский фронт! Мы произвели большие разрушения на железных дорогах к северу от Страсбурга. Тяжелая авиация действует по заводам горючего, и его производство упало в Германии на 60 процентов! Мы бомбим пути сообщения, танкостроительные заводы!
СТАЛИН. А будут ли у союзников резервы для развития успеха наступления? Например, советское командование во время зимнего прорыва сосредоточило в центральной части фронта примерно 9 тысяч танков.
МАРШАЛЛ. У нас будет 10–12 танковых дивизий.
СТАЛИН. А сколько у вас танков в дивизии?
МАРШАЛЛ. 300 танков.
СТАЛИН. Каково превосходство союзников в пехоте? У советского командования на фронте главного удара имелось превосходство — 100 дивизий на 80 немецких.
Возникла неловкая пауза.
ЧЕРЧИЛЛЬ (нервно, желчно). Да! Да, у нас никогда не было и нет превосходства в пехоте! Но хочу заметить — у нас иногда было очень и очень большое преимущество в авиации! Да! В авиации!
Вынужденное отступление
То, как англичане, а затем и американцы использовали это «преимущество» — пожалуй, самая острая из тем по истории Второй мировой войны в современной Европе. Когда командующий бомбардировочной авиацией Харрис предложил «выбомбить Германию из войны», ни адмиралы, ни сухопутные генералы его не поддержали. Но его поддержал Черчилль.
И началось…
27 июля 1943 года, Гамбург… Несколько дней в городе бушевал огненный шторм, который ощущали даже летчики в своих кабинах, поскольку столб дыма поднимался на четыре километра. В городе кипел асфальт, в трамваях плавились стекла; на сахарном заводе почти весь сахар превратился в расплавленную массу… Люди горели заживо; те, кто сумел укрыться в подвалах, задохнулись от ядовитых газов. Остальные были погребены под руинами. Те, что чудом выжили, сошли с ума.
31 сентября 1944 года, Эссен. Не долетев до военного завода и возвращаясь с нерастраченным бомбовым запасом, летчики от него освободились: бомбы попали точно — в школу, похоронив под ее руинами 120 детей — половину всех детей города.
Потом были Штутгарт, Дармштадт, Фрайбург, Берлин, Дрезден… На Берлин было сброшено 50 тысяч тонн бомб. Уничтожена половина города. Погибли десятки и десятки тысяч… В то время среди берлинцев ходил такой анекдот: «Вопрос: кого можно считать трусом? Ответ: жителя Берлина, ушедшего добровольцем на фронт…».
Черчилль эти бомбардировки считал «стратегическими»! Его логика в том, что союзники бомбили прежде всего немецкие авиационные заводы, транспортные пути. К концу 1944-го железнодорожный транспорт Германии практически был парализован! Производство синтетического горючего с 316 тысяч тонн упало до 16 тысяч! Немецкие танки попросту встали! И потом, заявлял Черчилль, есть такое понятие, как моральный террор! Немецкий народ, поддержавший Гитлера, его заслужил!
На следующую же ночь после закрытия Крымской конференции — с 13-го на 14 февраля — 800 английских бомбардировщиков с 650 тысячами зажигательных и фугасных бомб и 1300 американских обрушатся на город Дрезден. На следующий день в «дело» вступит еще 1100 самолетов. Помимо несметного числа человеческих жертв, небывалый в истории бомбовый груз погубил Альтштадт — западную часть Дрездена. Бомбы падали на… Рубенса, Тициана, Дюрера, Рембрандта, Микеланджело, Ван Дейка, Веласкеса, Рафаэля… — на Альбертинум, на Купальню нимф, на Сикстинскую мадонну… Если это и был моральный террор, то против человечества!
Таков ответ Черчиллю со стороны общественного мнения Европы начала XXI века!
После трагедии Дрездена Черчилль приказал-таки Харрису закончить так называемые площадные (теперь они называются «ковровыми») бомбардировки Германии. Он сказал буквально следующее: «Нужно прекратить бомбежки германских городов. Иначе мы возьмем под контроль абсолютно разрушенную страну».
Ознакомительная версия.
