Вокруг него суетились люди во всем белом. Они о чем-то говорили, но Прохор не понимал. Ни слова о рыбе, погоде. Чего им надо? — не понимал человек. Временами он терял сознание. Аппендицит проперфорировал прямо в руке хирурга и тот, глянув в лицо Прохору, сказал, что тот родился «в рубашке». Лишь на третий день после операции объяснил, что могло случиться с рыбаком, опоздай он хоть на минуту.
— Вас кто-нибудь ждет на берегу? — спросил врач, приподняв очки.
— Наверное, ждет. Во всяком случае, обещала, — ответил Прошка неуверенно.
— Ее молитва вас спасла, — тихо улыбнулся врач. Он знал, что теперь рыбак вне опасности.
А Прошку терзали свои заботы. Он думал, где теперь его сейнер?
— Конечно, ждать не станут, это и ежу понятно. Но где они теперь? Пошли в Бристоль к берегам Канады, а может, в своих водах остались ловить? И надо же так некстати прижучил аппендицит! Как теперь догоню своих, где? Ладно бы в своей акватории, попутно подбросят, а если в Бристоле, как туда попаду? Скоро не получится! — переживает человек.
— Вы меньше расстраивайтесь. Что это с вами? Посмотрите, какое воспаление пошло, и температура держится высокая! Вы вставали, ходили по палате, по коридору? — встревожился врач, назначил анализы. А еще через три дня пришлось делать повторное вскрытие, где выяснилось, что при первой операции врач и хирургическая сестра не убрали ножницы, забыли их в животе у Прохора, они и дали рецидив. Вместо недели человек пролежал в больнице целый месяц. Хорошо, что операцию ему сделали в своей сахалинской больнице и капитан сейнера, постоянно осведомляясь о здоровье рыбака, просил медиков передать человеку, чтоб он не волновался, ведь лов они ведут в своем квадрате и найти их будет несложно. Но врачи забывали передать Прошке столь необходимые для него сведения. И человек терялся в догадках, почему его бросили и забыли? Может, что-то случилось с судном, и его не хотят расстраивать?
Как назло врачи запретили человеку вставать и словно на привязи держали в постели, пугали нежелательными последствиями.
Прошка от них устал больше, чем от болезни. И однажды ночью, не выдержав, сбежал из больницы, пришел в диспетчерскую с одним вопросом:
— Где мое судно?
— Тебе каждый день говорили! Или у медиков мозги заклинило? Трудно им было передать? — удивились диспетчеры неподдельно.
— Завтра в шесть к ним буксир пойдет и тебя прихватит попутно. Продукты повезут, какие заказали. Тебе в общагу идти нет смысла. Смотри, уже два часа ночи. Пока доберешься, час потеряешь, да на обратный путь уйдет не меньше. Лучше иди на склады, там тебе сыщут место. У нас не отдохнешь, вечный шум, крики, сам знаешь. А там сыщут теплый, тихий угол, где сторожа спят. Потесни какую-нибудь бабеху! — смеялись недвусмысленно. Прохор не обратил внимания на эти намеки. Но совета послушался.
— Эй, Прошка! Чего тебя черти носят среди ночи? — окликнула охранница склада.
— Ищу, где отдохнуть смогу до шести утра!
— Рули ко мне! Я как раз обогреватель включила. Не примерзнешь к топчану!
— А он меня выдержит?
— Ой, уморил! Да мой топчан и обоих выдержит не охнув! — рассмеялась баба, открыв перед Прохором двери склада. Пропустив мужика впереди себя, закрыла двери на крючок и, указав Прошке на топчан, спросила:
— Небось, жрать хочешь?
Когда узнала, что мужик сбежал из больницы, понятливо усмехнулась, достала свою сумку, вытащила из нее пельмени в миске, картошку, жареную колбасу и хлеб, чай в термосе.
— Вот это все лопай!
— Спасибо, Зина!
— Выпить хочешь? Давай обмоем твое выздоровление! — предложила охранница простодушно. И достала бутылку вина:
— Я иногда для сугреву беру с собой, чтоб к топчану не примерзнуть насмерть. Знаешь, как холодно бывает ночами, просто жуть. Спина и ноги вконец дубеют.
— Ты замужем?
— Ну да! Да только спину, едино, согреть некому! Мужик тоже в охране «пашет», чужих баб греет. Не до меня ему. Вот хотели мы с ним дитенка заиметь. Я уж и забеременела.
— От кого? — перебил Прохор.
— Знамо дело, от свово мужика! Детей от полюбовников только дуры рожают. Короче, срок уже к половине припер. Пузо на нос полезло, когда на учет решилась встать. Так что ты думаешь, глянула меня врачиха и запретила рожать, сказала, что старая я для родов, степень риска высокая. И велела мне аборт сделать. Иначе, как она сказала, всю ответственность с себя снимает. Наполохала мужика. Мол, обоих потерять можешь. Либо останешься сам с грудным дитем на руках, и что с ним будешь делать? Так вот и вынудили аборт сделать. А как дитенка хотела! Чтоб их черти покусали, тех врачей!
— А сколько лет тебе? — полюбопытствовал Прошка, глянув на Зинку.
— Тридцать пять, — ответила робко.
— Эх, ты! В таком возрасте только рожать! А ты испугалась, врачей послушалась. Послала б их в задницу! Так нет, ребенка сгубила! Глупая ты, Зинка! Теперь бы мамкой была! Ну, иди ко мне, моя робкая, — притянул бабу к себе, обнял уверенно, поцеловал тугую щеку. И будто сотни раз так озорничал, уронил Зинку на топчан, та не противилась.
Спохватился Прошка, когда услышал по мегафону голос диспетчера, что буксирный катер с запасом продовольствия уходит от причала в район промыслового лова.
— Черт меня побери! Опоздал! — спохватился мужик и побежал к причалу. Он едва успел заскочить, как катер отдал швартовы и вышел в море.
— Прошка! Не иначе как с бабой был! Припутали и тебя! Что поделаешь? Там на берегу почти все рыбацкие вдовы. Им уже некого ни встречать, ни провожать. Горькая их судьба. Иногда наведается какой-нибудь шелапуга из приезжих, у своих совести не хватает, проведет ночь с вдовой и брешет о ней всякую непотребность. Обидно бывает слушать. Вот так и вламывали иным за треп. Чтоб там, в постели, честь мужичью не забывали. Коль переночевал, молчи, козел! — говорил капитан буксира.
— Да кто из нас без греха? За восемь месяцев в море так озвереешь, что овца топ-моделью покажется. Разве не так? — поддержал Прошка.
— Вон в прошлом году рыбачили у Курил, возле Шикотана. На том острове хороший рыбокомбинат. Понятное дело, там рыбообработчиц полно. Все молодые! Ну мужики не терялись. Какую под лодку, других в лопухи, иных на катер затаскивали, скучно не было никому. Все живые люди. Но никто никого не позорил. Вот только один появился под самый конец путины, сраный моралист. Начал на мозги капать, морали читать мужикам, мол, как не стыдно женатым людям таскаться с чужими бабами? Ну, а когда он сам застрял у бабенки, его ждать не стали и ушли в море на лов. Тот козел три дня на берегу караулил попутное судно, чтоб на свое подбросили. Но не повезло. И кэп списал за прогулы, не разрешил вернуться на борт, а в порту объяснил причину. Поверишь, он два месяца бичевал, был без работы, но никто его не взял. Уж куда он делся потом, не знаю, но ни на одном судне не видел.
— А кому такой он нужен? — отозвался Прошка, так и не признавшийся, где скоротал время до отхода буксира.
Зина ему не запомнилась. Она оказалась слишком послушной и безотказной. Будто специально ждала Прохора и не медлила ни минуты. На прощанье чмокнула мужика, сказав вполголоса уже в дверях:
— Заскакивай, не забывай меня…
Прошка выскочил из склада без оглядки. Какая там Зина, если с минуты на минуту может уйти катер? Мужик уже забыл о бабе. И лишь на буксире вспомнил, что в общем неплохо провел время на складе.
— Сколько времени прошло со дня гибели семьи? Зинка стала первой бабой после жены. И с нею Прохор не опозорился, решив при случае навестить женщину. Она, в отличие от многих, ничего не потребовала взамен, не обозвала, не гнала, не клялась в любви. И не потребовала, а неуверенно попросила не забывать ее.
— Ладно, Зинуля, мы еще увидимся, если повезет, — пообещал Прошка бабе молча. А вскоре он уже взобрался по трапу на свой сейнер, где его давно ждали рыбаки.
— Прошка! Тебя тут радиограммы заждались! Сразу две!
— Читай! — попросил Прохор.
— Спешу порадовать! Провели в твой дом газ и воду! Теперь в Сосновке будешь жить как в городе. Береги себя. Мы тебя помним! Никита.
— А вторую!
— Э-э, нет! Сначала станцуй! — потребовал радист.
Прошка уважил требование и услышал:
— Почему молчишь? Когда приедешь? Жду, люблю! Юлька!
— Ждет! — улыбался человек.
— Домой торопит! Соскучилась!
— Ты ей позвони, что на Новый год привезет тебя Дед Мороз в мешке вместо подарка, если у него пупок не развяжется от такого сюрприза. Интересно глянуть на бабу, что с нею будет, когда тебя увидит? — хохотали рыбаки вокруг.
— Прошка! А что там за Никита? Не вскружит ли он башку твоей Юльке?
— Не получится! У него полно детей и жена ревнивая, никуда от себя не отпускает. А и живут в деревне, а Юлька в городе. Они и не видятся, — отмахнулся Прохор.
— А мы думали, что он при Юльке в сторожах!
