— Но что я тебе сделала, Гортензия, скажи мне, пожалуйста?
— Я все в тебе ненавижу. Ты и выглядишь лохушкой, и говоришь, как убогая. Ты размазня, мямля! И я не могу здесь больше жить! Ты обещала, что мы переедем, а мы торчим в этом гадюшнике, в этой жопе мира, с этими отстойными людьми.
— Нет у меня сейчас средств на переезд, Гортензия! Обещаю тебе — сделаю что могу, если ты от этого почувствуешь себя счастливой.
Гортензия недоверчиво посмотрела на нее и провела рукой по щеке, словно стирая обжигающее воспоминание о пощечинах. Жозефина почувствовала раскаянье и решила извиниться.
— Я, конечно, не должна была тебя бить, доченька… Ты меня вывела из себя.
Гортензия пожала плечами.
— Да ладно… Попробую об этом забыть.
В дверь постучали. Зоэ объявила, что ужин готов. Ждут только их. Жозефине хотелось бы, чтобы дочь сказала, что прощает ее, хотелось обнять ее, прижать к себе, но Гортензия сказала: «Да-да, идем», и вышла из комнаты, не оборачиваясь.
Жозефина привела себя в порядок, вытерла слезы и тоже пошла в кухню. В коридоре она остановилась: ей пришло в голову, что из-за Бартийе она не может больше работать ни в кухне, ни в гостиной. Куда же девать книги, бумаги, компьютер? Когда мы переедем, в новой квартире я устрою себе отдельный кабинет… Если книга пойдет, если я заработаю много денег, мы правда сможем переехать. Она вздохнула, захотела было тут же сообщить Гортензии эту радостную весть, но вовремя сдержалась. Прежде всего нужно закончить книгу. Работать она будет в библиотеке. Рядом с человеком в синем пальто. Вообще-то она уже вышла из возраста влюбленностей. Это просто смешно. Что там сказала Гортензия? Мямля, размазня. Она права. Гортензия всегда права.
— А у вас нет телека? — спросил Макс, когда она вошла в кухню.
— Нет, — ответила Жозефина, — и мы отлично обходимся без него.
— Еще одна мамина идея, — вздохнула Гортензия, пожав плечами. — Она отнесла телевизор в подвал. Предпочитает, чтобы по вечерам мы читали в кроватях перед сном! С ума сойти можно!
— Да ведь скоро Чарльз и Камилла дают большой бал в Виндзорском дворце, — сказала мадам Бартийе. — Мы не можем такое пропустить. Будет королева, принц Филипп, Уильям, Гарри и прочие коронованные особы!
— А пойдем к Гэри, — предложила Зоэ. — У них есть телевизор. Зато у нас есть Интернет. Его нам помогла провести тетя Ирис, чтобы мама работала. Это был ее подарок на Рождество. Нам даже не нужно подключаться к телефону, это беспроводное соединение!
— Никто не должен прикасаться к моему компьютеру, — проскрежетала Гортензия, — а не то укушу! Я всех предупредила.
— Не волнуйся. Ноутбук мне удалось сохранить, — сказала мадам Бартийе. — Я купила его за гроши у воришек в Коломбе…
Речь шла о подвальчике магазина радиоэлектроники, где за треть цены можно было приобрести краденые вещи. Жозефина содрогнулась. Не хватает еще, чтобы к ней заявилась полиция.
— То есть у вас все забрали? — грустно спросила Зоэ.
— Все… Ничегошеньки больше у нас нет! — вздохнула мадам Бартийе.
— Ладно, хватит плакаться, — вмешалась Гортензия. — Устроитесь на работу. Для желающих работа всегда найдется. Приятель Бабетты за сутки нашел место через агентство. Просто сходил в контору — и на следующий день уже работал. Надо пораньше вставать утром, вот и все. Я вот получила подтверждение на свой запрос о стажировке: Шеф берет меня в июне на десять дней. Он даже сказал, что если я буду хорошо работать, он мне заплатит!
— Это прекрасно, девочка, — сказала Жозефина. — Сама все организовала!
— Еще бы! Слушайте, ваши макароны готовы наконец? У меня куча дел.
Жозефина слила воду и разложила макароны в тарелки, стараясь, чтобы всем досталось поровну. Тут главное никого не обидеть.
Ели они молча. Гортензия взяла себе тертого сыра, никому больше не предложив. Жозефина нахмурила брови, и та парировала мрачным взглядом.
— В холодильнике его полно, пусть встанут и возьмут. В чем проблема?
Жозефина подумала, что, возможно, совершила большую ошибку, пустив к себе Бартийе.
Доктор Труссар назначил им на три. Они приехали в половине третьего, разодетые как на праздник, и уселись в комнате ожидания. Это был дорогой кабинет в хорошем районе, на проспекте Клебер. Доктор Труссар занимался вопросами бесплодия. Марсель выяснил его имя в разговоре с директором одного из магазинов. «Но аккуратней с ним, Марсель, у нас получилась сразу тройня. Мы с ног сбились! Чуть всех троих сиротами не оставили!» «Троих, четверых, пятерых — всех беру», — ответил Марсель. Директор магазина был явно удивлен. «Это надо именно вам?» — с любопытством спросил он. Марсель тут же опомнился: «Да нет, это для племянницы, она так хочет ребеночка, и у меня сил нет глядеть, как она, бедняжка, страдает! Я ее воспитал, она мне как дочь, сами понимаете…» «А-а, — посмеиваясь, заметил директор, — я почти поверил, что это нужно вам, и уж обрадовался. Но в нашем возрасте приятней смотреть телек, чем нянькаться с мелюзгой, это уж точно».
Марсель с хитрым видом удалился. «Мужик-то прав, я вышел из возраста, когда поют колыбельные! И Жозиана далеко не девочка. Лишь бы обошлось без выкидышей! Лишь бы не получился недоносок. Ох! Уже представляю себе этого ребенка. Так и вижу. Галльский крепыш, воспитаю его, как принца Уэльского. У него всего будет вдоволь, и витаминов, и свежего воздуха, он будет заниматься конным спортом и пойдет в лучшую школу, чтоб мне пусто было!»
Доктор Труссар потребовал, чтобы они сдали анализы — целая страница мелким почерком! — и велел вернуться в четыре часа, чтобы «пройтись по результатам». Они, дрожа, ожидали в приемной. Их смущали диваны и лампы, мягкий ковер, тяжелые занавески.
— Глянь, занавески висят, как яйца у носорога.
— Доктор явно дерет втридорога, — прошептала Жозефина. — Больно шикарно вокруг. Попахивает шарлатанством.
— Нет-нет! Один мужик мне сказал, что он не из тех, кто полощет мозги, все обычно по делу говорит.
— Ох, Марсель, я что-то струхнула не на шутку. Потрогай, какие у меня руки холодные.
— Возьми журнал, отвлекись…
Марсель взял два журнала и один протянул Жозиане, но та оттолкнула его.
— У меня сейчас нет настроения книжки читать.
— Почитай, мусечка, попробуй!
И, желая показать ей пример, уткнулся в журнал. Открыл первую попавшуюся страницу и прочел: «Известно, что у женщин старше сорока лет вероятность выкидыша в три раза выше, чем у двадцатипятилетних, но сейчас исследования французских и американских ученых показывают, что также имеет значение и возраст отца. Сперматозоиды тоже подвержены процессу старения: они теряют подвижность, в них появляется больше хромосомных или генетических отклонений, ведущих к выкидышу. Риск выкидыша увеличивается на тридцать процентов, если будущему отцу больше тридцати пяти лет. Этот риск с течением времени растет, независимо от возраста будущей матери…»
Марсель в ужасе захлопнул журнал. Жозиана увидела, что он страшно побледнел и лихорадочно облизывает пересохшие губы.
— Что с тобой? Тебе плохо?
Он с удрученным видом протянул ей журнал.
Она просмотрела статью, отложила журнал и сказала:
— Нечего раньше времени на уши вставать. У этого доктора в кабинете результаты наших анализов, и он нам сейчас все расскажет…
— Я мечтаю о маленьком Геркулесе, а у нас бог знает что может получиться…
— Кончай, Марсель! Запрещаю тебе плохо говорить о нашем сыне.
Она отодвинулась от него и сложила руки на животе. Поджала губы, чтобы не заплакать. О Боже, как же она хотела этого ребенка — не меньше, чем он. Она трижды делала аборт, не колеблясь ни секунды, а тут ей ужасно хотелось забеременеть, да никак не получалось. Она молилась каждый вечер, зажигала белую свечу перед статуей Девы Марии, вставала на колени и читала «Отче наш» и «Богородица, Дева, радуйся». Она уже подзабыла эти молитвы, пришлось учить заново. И в первую очередь обращалась к Пречистой Деве: «Ты Мать, ты ведь тоже мать, ты сама понимаешь, что к чему, я такого, как у тебя, и не прошу, такого, чтоб о нем говорили до сих пор, мне бы самого обыкновенного, здоровенького, с ручками-ножками и большим ртом, чтобы мог смеяться. Такого, чтобы обнимал меня за шею и говорил: „Я люблю тебя, мамулечка!“, и чтобы я за него в огонь и в воду! Некоторые у тебя просят каких-то навороченных вещей, я же просто прошу, чтобы в моем животе все наконец заработало как полагается, пустячок, одним словом…» Она сходила к гадалке, которая заверила, что у нее точно будет ребенок: «Чудный маленький мальчик, уверяю вас! Клянусь своим даром, все так и будет!» За свое предсказание ясновидящая взяла сто евро, но Жозиана была готова ходить к ней каждый день, лишь бы вновь и вновь слышать эти слова. Наплевать, мальчик или девочка! Лишь бы ребеночек, которого можно любить, ласкать, баюкать на руках. И чем дольше он медлил с появлением на свет, тем больше она к нему привязывалась. Ей уже было все равно, бросит Марсель свою Зубочистку или нет! Лишь бы был ребеночек…
