Я сел на свободной стул (высокий, крутящийся) у стойки и заказал виски с содовой.
Слева, спиной ко мне, сидел широкоплечий мужчина в кружевной белой рубашке и широкополом рыжем стетсоне. Правый стул был свободен. Бармен Пого налил мне виски в течение считанных секунд; я сидел и рассматривал людей вокруг.
Но отдохнуть мне не дали. Буквально через пару минут на левый от меня стул взгромоздился крупный мужчина с иссиня-чёрными волосами и сверкающими глазами. Он посмотрел на моё лицо и костюм оценивающе и, видимо, не нашёл ничего интересного, после чего громко хлопнул по стойке рукой.
«Бармен!» — взревел он.
Именно «взревел» — никакого другого слова я придумать не могу. Он говорил громко, громко двигался, громко возился в карманах. Я не люблю таких людей. Появляясь в компании, они всегда чувствуют себя центром всеобщего внимания, хотя вызывают, в основном, неприязнь. Некогда я читал сказку о медведе на пингвиньем балу. Медведь ходил, со всеми здоровался, все отвечали ему вежливостью, чтобы не связываться, но в итоге просто игнорировали. Правда, в сказке медведь это почувствовал и ретировался с бала, а вот герой моего рассказа реакции окружающих не замечал вовсе.
Пого появился мгновенно.
«Виски! — проревел гость. — Неразбавленного!»
Пого исчез, а гость повернулся ко мне.
«Джонс!», — представился он.
Я назвал себя.
«Ха! — сказал он. — У меня был один знакомый с такой же фамилией. Вот-то мелочный был старикашка!»
У меня не самая распространённая фамилия, и тон Джонса навёл меня на мысль, что он попросту выдумывает. Но я смолчал.
Несмотря на всю мою неприязнь, личность Джонса вызывала у меня интерес. Пока он разглядывал людей в помещении, я рассматривал его самого. Первым, что бросилось мне в глаза, были его часы: Rolex Sea-Dweller Submariner 2000. Я знал, что это за часы, потому что за месяц до того присутствовал на официальном представлении этой модели широкой публике. Часы Джонса не были подделкой. Это были безумно дорогие часы Rolex, самой последней модели, выдерживающие давление в 2000 футов водной толщи. С учётом этих часов я понял, что и пряжка на его ковбойском галстуке вряд ли была золочёной — скорее, золотой. Передо мной сидел очень богатый человек.
Часы скрылись под рукавом пиджака, а Джонс снова обратил на меня внимание. Пого уже принёс его виски.
«А вот как вы относитесь к индейцам?» — спросил Джонс ни с того ни с сего.
Я задумался. Честно говоря, я никак не отношусь к индейцам. Я чужд каких-либо расовых предрассудков. Иногда у меня происходят приступы ненависти к чёрным: например, когда я еду на машине, а чёрный нарочито медленно и нагло переходит дорогу по переходу, да ещё может и средний палец показать. Но это, скорее, ненависть к отдельному индивидууму, нежели к расе как таковой.
«Ну, никак…» — ответил я честно.
Джонс посмотрел на меня как на идиота.
«У вас что, нет гражданской позиции?» — спросил он строго.
«Выходит, нет», — я пожал плечами. В спор с этим человеком мне вступать не хотелось.
Джонс, кажется, почувствовал, что со мной толкового разговора не получится, и неожиданно повернулся лицом к своему правому соседу. Насколько я слышал, он строил беседу точно так же: представился, а затем спросил про индейцев. Ввиду того, что Джонс был мне неприятен, я отошёл от стойки и сел в кресло около окна. Вскоре я разговорился с пожилым джентльменом, который прилетел из Филадельфии специально для того, чтобы посмотреть Техас. Джентльмен оказался на редкость неэрудированным, но очень общительным и интересующимся: я нашёл прекрасного слушателя, которому долго рассказывал про Сан-Антонио, Техас и историю Соединённых Штатов. Джентльмен, как выяснилось, всю жизнь работал на заводе (мастером, кажется), а на старости лет решил посмотреть на родную страну, и теперь очень жалел, что не додумался сделать это лет на тридцать раньше.
Иногда я слышал доносящиеся до меня возгласы Джонса, но они меня не интересовали. Ближе к полуночи я простился со своим собеседником и отправился в номер.
* * *
На следующий день у меня должна была состояться деловая встреча около одиннадцати часов, и потому я поднялся в девять и неспешно отправился завтракать в ресторан. Бар в это время был закрыт (он открывался, кажется, в половину одиннадцатого), и Пого сидел в ресторане и разговаривал с официантом. Помимо меня, в зале было ещё четыре или пять человек. Слава Богу, Джонса я не заметил.
Как ни странно, но заказ мне принёс именно бармен, а не официант: тот обслуживал другой столик.
«А разве вы не работаете в баре?» — спросил я.
«Когда я нужнее здесь, я помогаю официантам».
«Вам доплачивают за это?»
«Конечно».
Все свои реплики Пого произносил с лёгкой улыбкой, элегантно, приятно. Мне нравился этот молодой человек — в хорошем смысле этого слова. И мне пришёл в голову один вопрос, который я вполне мог задать бармену.
«Скажите, пожалуйста, Пого, — спросил я, — что за птица этот Джонс?»
Пого театрально закатил глаза.
«Не знаю, — ответил он. — Но вчера он дал жару. К ночи, когда вы уже ушли, раззадорился до такой степени, что обещал купить весь отель, всех уволить и спалить здание к чёртовой матери…»
Я усмехнулся.
«Почему-то я не удивлён…»
«Слава Богу, сегодня вечером он уезжает», — сказал Пого.
Я кивнул и обратился к пище. Пого исчез.
День прошёл довольно бурно: ряд деловых встреч, документы, контракты, накладные. Днём у меня выпало два свободных часа, и я прокатился на речном трамвайчике по реке Сан-Антонио. Текущая через старую часть города река неширока, небо над ней почти полностью скрывают кроны нависающих деревьев. Я сидел на скамеечке, мотор трамвайчика что-то бормотал, я попивал прохладительный напиток и старался не думать о работе.
Работа снова настигла меня часов в пять, и в отель я вернулся около девяти вечера. Вернись я на пару часов позже, рассказывать было бы не о чем. Вернись я раньше, я тоже вряд ли стал бы свидетелем нижеописанных событий.
Я быстренько, за пять минут, принял освежающий душ (день был жарким) и спустился в бар. Как ни странно, он практически пустовал, за исключением одного столика в самом дальнем углу. За ним сидело человек пять, которые пили пиво, размахивали руками, что-то выкрикивали, перебивая друг друга, впрочем, в дружеских тонах.
Я сел с краю стойки, вплотную к сувенирному отделу. Мне было интересно рассмотреть сувениры поближе: вероятно, я даже что-нибудь приобрёл бы, сложись события иначе. Пого, ничего не спрашивая, налил мне виски с содовой, и я улыбнулся ему, благодарственно кивнув.
Минут через пять в бар зашёл портье, отлучившийся со своего рабочего места. Он сел у другого конца стойки, они с Пого стали тихо беседовать: я не слышал ни слова.
А ещё через пару минут появился Джонс.
У него в руке был чемодан, а одет он был явно для путешествия. Я вспомнил слова Пого о том, что Джонс уже съезжает. Я обратил внимание на его чемодан: натуральная кожа, причём, похоже, что какой-то экзотической рептилии. Марку чемодана я определить не смог, хотя в своё время интересовался чемоданным делом. Полагаю, что он был изготовлен по специальному заказу.
Джонс небрежно бухнул чемодан рядом со мной и громко сообщил: «Уезжаю!»
Я вежливо кивнул.
Только теперь Джонс заметил сувенирное отделение бара.
«О! Надо что-то купить напоследок!» — сказал он и снова обратился ко мне: «Всегда привожу что-нибудь интересное из поездок. В городе времени не было, а тут — прямо как доктор прописал!»
После каждой фразы, произнесённой Джонсом, чувствовался восклицательный знак, так сказать, повисал в воздухе.
«Это что такое?» — он ткнул пальцем в деревянную статуэтку.
Прежде чем Пого успел ответить, Джонс переспросил: «Сколько стоит?»
Я сразу понял, что он — человек того типа, какому важна стоимость вещи, а не её эстетическая или функциональная ценность. Если можно купить галстук за пятьдесят долларов, а за углом такой же — за семьдесят, то джонсы и им подобные предпочтут более дорогой вариант, чтобы покрасоваться перед коллегами или женщинами. Пого тоже это понял.
«Сто четырнадцать долларов восемьдесят шесть центов», — ответил он. Сложно сказать, завысил Пого цену или нет. Насколько я мог рассмотреть, статуэтка изображала какое-то божество доколумбовых времён. До появления европейцев на место Сан-Антонио существовала местная деревня Янагуана, что переводится как «освежающая вода». Там жили коакультеки, небольшое местное племя. Конечно, они имели своё искусство, имитации произведений которого широко распространены в Техасе в качестве сувениров с местным колоритом.
«Ты меня за дурака держишь? — спросил Джонс. — Ты мне всякую дребедень не подсовывай!»
Он, кажется, забыл, что сам спросил у бармена о цене статуэтки.
