Через несколько дней ветер утих, стало теплее, и бабушка Сугимото пришла в храм в компании пожилой женщины. Госпожа Вада оказалась старшей сестрой того самого Номуры, с которым говорил по телефону старый Сугимото.
— Хай, я хорошо помню ту девушку, — сказала она священнику.
Они сидели в комнате для гостей и пили чай, к которому Тэйсин, узнав, кто его навестил, подал самое лучшее печенье.
— Мы звали ее Кику-сан, — продолжала старушка. — Да, она действительно нянчила моего брата и носила его на спине. Мне тогда было лет шесть или семь…
Слова женщины были столь неожиданны, что Тэйсин забыл о всякой вежливости.
— Кто она была? Откуда приехала? Что с ней потом случилось? — выпалил он скороговоркой.
Старушка улыбнулась, обнажив ровные искусственные зубы. Руки ее слегка дрожали. Госпожа Вада тоже волновалась — уже много лет никто не задавал ей серьезных вопросов.
— Кику-сан была моей двоюродной сестрой, дочерью старшей сестры моей матери. Она приехала к нам еще до того, как родился мой брат, он у нас самый младший. Ее семья жила в рыбацкой деревушке на севере, на границе с Ямагатой. Бедная девочка, она родилась без одного уха. Волосы, конечно, скрывали ее уродство, но вы ведь понимаете, дети все замечают. Взрослые строго-настрого запретили нам об этом рассказывать, но соседские мальчишки как-то пронюхали и с тех пор ее постоянно дразнили…
— И мой муж вместе с ними! — возмущенно воскликнула бабушка Сугимото. — Ну, я ему покажу!
— На самом деле не только мальчишки, — виновато вздохнула госпожа Вада. — Мы, девочки, дома тоже проходу ей не давали.
— А что с ней потом стало? — не вытерпел монах.
— Я помню, что она очень скучала по своей семье. Разговаривала мало, всегда держалась особняком… Потом, когда она убежала, мать обвинила во всем нас. Боюсь, она была во многом права. Девочка слышала только левым ухом, а мы вечно норовили зайти справа и сказать что-нибудь, а потом смеялись над ее смущением. Дети бывают так жестоки!
— Вы помните название ее родной деревни? — спросил Тэйсин.
Он ждал ответа, затаив дыхание. Старушка кивнула.
— Да, помню, деревня Нэйя. Там было много родственников со стороны матери, но когда она умерла, мы потеряли с ними связь. Возможно, они и теперь там живут, но точно сказать не могу.
Удовлетворенно кивнув, Тэйсин подлил гостьям чаю и пододвинул поближе печенье. Следующий вопрос был настолько важен, что у священника тряслись руки.
— А фамилия девочки… Вы ее помните?
— Да, конечно, — улыбнулась госпожа Вада. — Хомма. Кику Хомма из Нэйи. Когда она убежала из нашего дома в Сибате, ей было лет пятнадцать или шестнадцать.
Тэйсин откинулся на пятки, испустив вздох облегчения. Наконец-то!
Бабушка Сугимото довольно улыбнулась.
— Ну вот, надеюсь, теперь мы вам помогли. В прошлый раз я так расстроилась, что сама пошла в дом Номуры и поговорила с его женой. Оказалось, что у ее мужа было три старших сестры, и одна из них жива. Ее муж, господин Вада, держал универсальный магазин в Дейю, теперь он перешел к сыну.
— Надеюсь, ваш супруг в добром здравии? — осведомился Тэйсин, повернувшись к гостье.
— О нет! — смущенно рассмеялась та. — Он умер много лет назад.
— А соо… — сконфуженно произнес священник. — Мне очень жаль.
Старушка, нисколько не обидевшись, отпила глоток чаю. Она давно уже жила с семьей сына и с тех пор, как внуки, повзрослев, разъехались кто куда, чувствовала себя никому не нужной. Но сегодняшний день был особенным. Поездка в Сибату словно вернула ей молодость, позволила почувствовать свою полезность. И печенье у этого священника такое вкусное!
Прощаясь с дамами, Тэйсин поклонился им в ноги, коснувшись лбом татами.
— Аригатоо годзаимас — большое спасибо! — прочувствованно выговорил он. — Мне трудно выразить словами, как я благодарен.
Проводив гостей до больших деревянных ворот храма, монах снова с поклоном поблагодарил их и распрощался.
Вернувшись домой, госпожа Вада тут же принялась рассказывать родственникам о давно потерянной и почти уже позабытой родственнице, которая, по-видимому, оказалась значительной персоной. Бабушка Сугимото шла к мужу с твердым намерением устроить ему выволочку за жестокое обращение с бедной девушкой семьдесят лет назад.
Тэйсин вернулся в храм, едва не прыгая от радости. Первым делом ему хотелось броситься к телефону, но, войдя на кухню, он передумал. Нет, новость слишком важная, чтобы доверять ее какой-то проволоке, где она потом растает, не оставив следа. Он поступит иначе — напишет каждому из друзей подробное и красивое письмо. Это станет для них настоящим подарком!
*
С тех пор как Мисако уехала, не было дня, чтобы сестры в клинике не спрашивали Кэйко о ее очаровательной дочери. «Как поживает Мисако-сан?» «Должно быть, рада, что вернулась в Токио? Большой город совсем не то, что наша деревня». «Передавайте дочери привет, нам тут ее не хватает».
Развод, как правило, затрагивает не только его непосредственных участников. Даже когда о дочери спрашивали с самыми добрыми чувствами, у Кэйко болезненно щемило сердце. Что она могла ответить людям? Что Мисако довольна и счастлива? Что они с мужем наслаждаются дивной весенней погодой в Токио? Как можно говорить, что хорошо поживает тот, кто только что перенес подлую измену любимого человека! То, что Хидео уже успел жениться повторно и скоро станет отцом, лишь усугубляло ситуацию. В то же время слишком долго молчать было нельзя, тем более что Мисако могла решить вернуться насовсем.
В конце концов Кэйко решилась и после одного из собраний персонала попросила медсестер остаться.
— Некоторые из вас, — начала она, — имели возможность познакомиться с моей дочерью Мисако, когда она помогала ухаживать за больным священником, и теперь спрашивают о ней. Мне непросто говорить об этом, но во избежание лишних слухов я должна сообщить, что в личной жизни моей дочери произошли большие изменения. К несчастью, муж развелся с ней, чтобы вступить в брак с другой женщиной. Мисако пока живет и работает в Токио, но мы с доктором Итимурой хотим, чтобы она вернулась домой.
В комнате наступило гробовое молчание. Первой заговорила сестра, знакомая с Мисако лучше всего. Выразив общее сочувствие бедняжке, она закончила свою маленькую речь искренним комплиментом: «Из Мисако-сан получилась бы отличная медсестра». Собравшиеся встретили ее слова гулом одобрения.
— Может быть, — невольно улыбнулась Кэйко. — Мы все надеемся, что она вернется и будет помогать мне в клинике, но пока Мисако работает секретарем у своей подруги, хозяйки модного ателье в Токио. Кимура-сан пользуется большим успехом.
— Та самая модельерша из Сибаты? — ахнула одна из сестер.
Кэйко удивленно взглянула на нее.
— Да, из Сибаты… Должно быть, Кимура-сан еще более знаменита, чем я думала. Как вы о ней узнали?
— Прочитала, — сконфуженно пробормотала медсестра.
Стоявшая рядом подруга хихикнула, прикрыв рот ладонью.
Позже в тот же день медсестра зашла в контору и положила на стол Кэйко зачитанный номер газеты.
— Одна из пациенток забыла, — объяснила она, — а я прочитала и оставила на столике в комнате для посетителей. Думаю, вам стоит посмотреть…
Кэйко вгляделась в статью и обмерла. Значит, все правда… Девица из ночного клуба — вот кто на самом деле любимая подруга и благодетельница ее дочери!
Медсестра снова заговорила, стараясь смягчить удар:
— Вы не очень расстраивайтесь, Кэйко-сан, таких грязных газетенок сейчас сколько угодно, и в них больше вранья, чем правды. Сатико-сан действительно очень известна в мире моды, а в ночном клубе она работала очень недолго, только чтобы не умереть с голоду. Эти журналисты из чего угодно готовы состряпать скандальчик.
Встав из-за стола, Кэйко поблагодарила сестру. Возможно, и в самом деле не стоит так переживать. Она сама хорошо помнила, что школьная подруга дочери происходила из очень бедной семьи. Тем же вечером статью прочитал доктор Итимура.
— Что будем делать? — вздохнув, спросила Кэйко.
— Ничего, — усмехнулся он. — Ты все никак не можешь смириться с тем, что Мисако уже давно взрослая.
— Взрослая или нет, она моя дочь, и я не могу за нее не беспокоиться!
— Постарайся ей больше доверять, лишним волнением ты только навредишь. Не обращай внимания на эту чушь, вот и все.
Кэйко неуверенно улыбнулась.
— Я попробую, — пообещала она.
Однако, несмотря на все старания, материнский инстинкт не давал ей успокоиться. Ростки тревоги уже проклюнулись и с каждым днем становились все гуще, оплетая сердце Кэйко тугими щупальцами.
Весна 1966 года
Оба письма от Тэйсина дошли до адресатов в один и тот же день. Кэнсё прочитал свое сразу, как только получил, около десяти утра. Ай да Тэйсин! Кто бы мог подумать, что добродушный толстяк обладает такими способностями детектива! Фантастическая новость настолько потрясла дзэнского монаха, что он тут же бросился к телефону, и лишь отточенная самодисциплина помешала ему набрать номер. Вместо этого он нашел возможность уединиться днем в уголке монастырского сада и принял позу медитации, стараясь вызвать в сознании образ Мисако и передать ей частичку бурлящей энергии, переполнявшей душу.
