— Простите, — сказала Лиань, — лезу куда не просят. — Она торопливо запихнула в корзинку все, что осталось от пикника, и встала. — Пожалуй, я пойду, пора вынимать девочек из воды.
Я все еще потрясенно молчал, но тоже поднялся и машинально пожал ее протянутую руку.
— Прощайте, Максвелл Сим, — сказала она. — И постарайтесь не сердиться на тех людей, которые думают, что знают вас лучше, чем вы сами себя знаете. — С этими словами она двинула прочь.
Я постоял немного в растерянности, а потом бросился ее догонять:
— Лиань!
Она резко остановилась, обернулась:
— Да?
Не соображая, что делаю, — соображать я был не в состоянии — я схватил ее, обнял и со всей силы, яростно, прижал к себе. Я держал ее так крепко, что она не могла пошевелиться. И наверное, едва дышала. Я держал ее так… не помню, как долго. А потом оглушительно, судорожно, так что меня прошибло насквозь, всхлипнул и, уткнувшись ртом в ее волосы, рыдая, зашептал:
— Это тяжело. Страшно тяжело. Знаю, мне от этого никуда не деться, но никогда еще мне не было так тяжело…
Я почувствовал на груди ее ладонь, Лиань отталкивала меня, сначала мягко, потом настойчивее. Разжав руки, я отступил назад, вытер слезы и отвернулся: пристыженный; потерпевший крушение; лишенный всего, что у меня было.
— Вы уже почти справились, Максвелл. Почти справились. — Она погладила меня по руке и снова, уже окончательно, зашагала прочь, окликая на ходу своих девочек.
На пляже я просидел до заката.
Было любопытно наблюдать, как меняются краски на небе. Я впервые это видел. Серое медленно превращалось в серебристое, когда облака начинали рваться и пропускать блики уходящего солнца. Но довольно скоро они вспыхнули золотистым свечением и распались, удаляясь друг от друга все дальше, а солнечный свет слабел и угасал, пока небо не прочертили бледно-красные и голубые полосы. Люди по-прежнему приходили на пляж и уходили. Но в бассейне больше никто не купался. Длинный день потихоньку сворачивался.
Я уже скучал по Лиань. Уже терзался мыслью, что больше никогда ее не увижу. И по отцу я тоже скучал. Надо было ехать к нему — в конце концов, мне совсем скоро, буквально через пару часов, лететь в Лондон, — но что-то мешало. Я сидел как парализованный. Впрочем, настоятельной необходимости торопиться к отцу не было, ведь он возвращается в Англию. Скоро мы будем проводить много времени вместе — и хорошо проводить.
Но не мог же я сидеть на пляже до скончания веков. Я бы опоздал на самолет, кроме всего прочего. Пора было подниматься со скамьи. Но я чувствовал, что сперва должен кое-что сделать.
Мне было необходимо поговорить с одним человеком — срочно, немедленно. Необходимо позарез и даже более позарез, чем тогда, когда я в подпитии мотался по Кернгормским горам и вокруг свирепствовала метель, а мой мобильник разрядился.
Сейчас-то с телефоном все было в порядке.
Так что же удерживало меня?
Я был как Яньмэй, когда она стояла на бортике бассейна, собираясь с духом, чтобы нырнуть. Но в отличие от нее, я знал, что меня ждет, как только я нырну, как только наберусь мужества это сделать, — прохладная свежесть воды, неведомое прежде ощущение внутреннего покоя, чувство свободы…
Ты почти справился, Макс. Почти справился.
Который час в Лондоне? Разрыв во времени свелся к сущей ерунде за последнюю неделю. Британия перевела стрелки на час вперед в преддверии лета, а Австралия — на час назад в преддверии зимы? Или все наоборот? Ладно, какая разница. Итак, если в Сиднее сейчас пять часов, то в Лондоне… очень раннее утро. Слишком рано, чтобы звонить кому-нибудь? Трудно сказать. Для этого звонка конкретное время не имело никакого значения. Либо ему обрадуются, либо нет.
Я вынул телефон. Пробежался по списку номеров, пока не увидел нужное имя. Глубоко вдохнул и нажал кнопку вызова.
Длинные гудки звучали целую вечность. Он не ответит. Но он ответил.
— Алло? — сказал я. — Алло, это Клайв?
— Да-а. Боже правый… неужели это Макс?
— Точно. Я разбудил вас?
— В общем, да, разбудили, но ничего страшного. Пустяки. Это замечательно, что вы позвонили.
Одерните меня, если повторяюсь… но разве я не говорил вам, что первое, что я нахожу привлекательным в человеке в девяти случаях из десяти, это его голос?
На пляже я просидел до заката.
(Остановите меня, если с вас уже достаточно.)
Я наблюдал, как меняются краски на небе.
(Вам необязательно читать про это еще раз, если нет желания. История-то закончена.)
Я позвонил Клайву и понял, что все будет хорошо.
(Я долго шел к финишу. Спасибо всем, кто оставался со мной до конца. Правда, я очень признателен. И, должен добавить, восхищаюсь вашей стойкостью. Не часто такое встречается.)
А потом…
А потом на пляже появилась довольно большая компания. Семейная компания. И пришли они не от верфи в Мэнли, но с противоположной стороны, с запада, по тропе, что вела вдоль берега. Было их семеро. Муж, жена и две их дочки — этих я легко вычислил; что касается остальных, с ними было сложнее. Бабушка с дедушкой, наверное? Тетки, дяди, друзья семьи? Не могу сказать наверняка. Девочки, обе очень светлокожие, — младшая лет восьми, старшая двенадцати или тринадцати (почти ровесница Люси) — были одеты в легкие летние платья поверх купальников. Они побежали прямиком к морю и начали плескаться на мелководье. Их мать с длинными светлыми волосами подошла поближе к воде, чтобы присматривать за дочерьми; отец же, с сосредоточенным видом и словно не замечая ничего вокруг, на пляж не спустился, но побрел дальше по тропе. У него была седая голова, почти белая, а коричневому хлопковому пиджаку не удавалось скрыть тот факт, что с возрастом он несколько обрюзг. Издалека он напоминал кофе латте, когда его подают в высоких стаканах с небольшой выпуклостью посередине.
Незанятых скамеек вокруг было полно, но он их как будто не заметил и уселся прямо рядом со мной. В другое время такое навязчивое соседство меня бы покоробило, но сейчас я пребывал в расслабленном, всепрощающем, оптимистичном настроении и твердом убеждении, что отныне все только к лучшему, что бы со мной ни случилось. А кроме того, в синих глазах этого приятного незнакомца я углядел затаенную доброту и благожелательность. И если ему вздумалось побеседовать, я не откажусь.
— Привет, — поздоровался я.
— Привет, — отозвался он и добавил: — Как поживаете?
Это был один из тех бессмысленных вопросов, которые обычно не требуют ответа по существу. Но сегодня я решил пренебречь условностями и воспринять его всерьез:
— Ну, раз уж вы спросили, у меня все складывается вполне удовлетворительно. Правда, последние дня два меня порядком вымотали, но когда все закончилось… оказалось, что в итоге я хорошо себя чувствую. Очень хорошо.
— Прекрасно. Это я и хотел услышать.
— Вы — англичанин, верно?
— Угу. Акцент меня выдал? Да, мы приехали сюда на три недели. Моя жена родом из Австралии. Соскучилась по родственникам.
— Вон та — ваша жена? — Я указал на симпатичную блондинку, стоявшую на камне вместе с двумя беленькими девочками.
— Она.
Я повнимательнее присмотрелся к моему собеседнику:
— Возможно, это прозвучит странно, но у меня такое чувство, что мы с вами где-то уже встречались.
— Вот и мне так кажется. То есть не совсем чтобы «кажется». На самом деле я уверен, что мы встречались, и даже помню где.
— Тогда вы меня обскакали. Надеюсь, вы не обиделись на мое беспамятство? Видите ли, в последнее время я повстречал столько разных людей…
— Все нормально, я понимаю, — закивал незнакомец. — Впрочем, нельзя сказать, что мы реально встречались. Наши пути пересеклись — так будет точнее. В тот раз мы с вами не перемолвились ни словом.
— А где это было?
— Вы правда не помните?
— Боюсь, что нет.
— В аэропорту Хитроу около двух месяцев назад. Вы сидели в кафе, намереваясь выпить капучино, но кофе был слишком горячим, и вы едва его пригубили. А я сидел рядом, мне предстоял полет в Москву.
— Вспомнил! С вами еще были ваша жена и дочери.
— Да, они меня провожали.
Как я мог забыть! Это единственная встреча, которую я упустил, когда рассказывал Лиань о том, что мне пришлось пережить за эти два месяца. Помнится, я подслушивал их разговор за соседним столиком и его содержание меня слегка озадачило.
— А зачем вам понадобилось ехать в Москву? — спросил я. — Я случайно услыхал, о чем вы тогда говорили, и, по-моему, речь шла… об интервью.
— Так и есть. Это была поездка с целью продвижения книги. Я ведь писатель.
— А… писатель. Тогда понятно. (Каролина, мелькнуло у меня в голове, окажись она сейчас на моем месте, была бы безумно счастлива познакомиться с настоящим писателем. Я же особого восторга не испытывал.) И стыдно должно быть тому, кто не знает вашего имени?
