– Наверное, у него с головой не в порядке, – продолжил официант. – Сказал, что он из секты Аум и собирается распылить газ зарин. Ненормальный.
– Распылить газ?
– Прошлой ночью полиции пришлось очистить целый квартал. Поднял такую панику… э… это же не близкий ваш друг?
– Нет, не близкий. Но вы заблуждаетесь, он очень хороший человек… немного странный, но никакой не сумасшедший. Он не заслуживал смерти.
Официант уставился на меня, тонкая пленка слюны застыла между губ. Он издал удивленный возглас, серебристая пленка треснула.
– Нe заслуживал смерти? Да ведь он не умер! Они выловили его сегодня утром из реки и отвезли в городскую больницу.
Я возвращалась обратно тем же путем. Вокруг меня аэропорт продолжал жить своей замедленной жизнью: люди стояли в очередях, дети играли с игрушечными автомобильчиками, прилавки с дорогущими сувенирами зазывали спешащих пассажиров. Я понимала, что нет никакой необходимости спешить – Ватанабе никуда от меня не денется, особенно теперь, когда он на попечении полиции.
И все-таки я спешила. Я бежала вниз по эскалатору, плетеные подошвы сандалий стучали по железным ступенькам. Китаянка, которую я нечаянно толкнула, стала браниться на кантонском диалекте. В ответ я прокричала извинение по-английски и выскочила на аллею, ведущую к станции. Разрешат ли они мне увидеться с ним? Что я скажу ему? Спасибо, а дальше? Что-нибудь придумаю. Я вспомнила предостережение Кати – не стоило мне приближаться к району Синсайбаси.
Ничего, раньше я была слишком доверчива, но теперь все изменится.
На станции висел плакат, призывающий посетить экзотические острова с пальмами и берегом, омываемым волнами. Я встала в очередь к кассе. Время отправиться в путешествие еще не настало.
Я лежал в багажнике машины. Свет проникал внутрь только через щель замка. Мир уменьшался до размеров багажника, и все мои ощущения во время путешествия сводились к боли и грубой тряске во тьме. Наконец багажник открылся, Эйс и Хайд вытащили меня на свежий ночной воздух.
– Вот дерьмо, его вырвало.
– Точно. Какая гадость!
Они вытянули скрюченное тело из багажника, стараясь как можно меньше к нему прикасаться, словно я был носителем спор сибирской язвы, и весьма ощутимо пнули меня. Чертыхаясь, Эйс вытер руку, испачканную рвотными массами, о рукав пиджака и пнул меня еще раз. Хайд поднес к сигарете зажигалку. Мы были на набережной севернее Умеды – в районе складов и трущоб. Отблески огней с другой стороны реки падали на поверхность воды. Свет фонарей извивался в воде, будто жидкие змеи. Наша планета-близнец висела на предрассветном небе. Вид этого одинокого спутника вызвал во мне всплеск эмоций. Как мечтал я очутиться там, избавленный от бандитов и притяжения земного поля!
Один из бандитов вынул что-то из машины. Молоток и веревка. Он бросил их на набережную рядом со мной. Вслед за ними по бетону зазвякали гвозди.
– Веревки-то хватит? – прорычал Эйс, бывший тут за главного.
– Ему много не надо. Смотри, какой худосочный. Воды реки бурлили, желудок мой болезненно сжался. Эйс хитро посмотрел на приятеля.
– Ватанабе, – обратился он ко мне дружески, – мы собираемся бросить тебя в реку, но если вобьешь этот гвоздь в землю, мы отпустим тебя. Что скажешь?
Что я мог сказать? Я мог сказать, что это подлая ловушка. Однако разве у меня был выбор? От ярости кровь зашумела в ушах, но я взялся за молоток. Присев на корточки, я зажал гвоздь между большим и указательным пальцами и вложил всю силу в первый удар, Мои мучители начали глупо хохотать, и тут я понял всю тщетность своих усилий. Без гипервидения я не мог определить в бетоне слабые места. Гвозди только гнулись бы от усилий. Мой мучитель в изнеможении хлопнул себя по лбу.
– Нет, не могу смотреть. Аж жалость берет!
– Как думаешь, он не выплывет? Может быть, привязать к нему кирпичи?
– Сбегай в универмаг «Лоусон» и купи пакеты для мусора, – скомандовал Эйс. – И захвати мне чего-нибудь съестного… Эй, на твоем месте я не стал бы останавливаться… если, конечно, тебе дорога твоя жизнь!
Хайд отбыл в магазин. Эйс начал трепаться по мобильному, а я продолжал забивать гвозди в бетонную набережную.
Я радостно размышлял о Мэри и ее грядущем освобождении. Но скоро радость обратилась в горечь, когда я вспомнил, что не смогу стать свидетелем этого. Я представил себе собственный труп с признаками разложения, плавающий по поверхности реки. Боялся ли я смерти, вколачивая гвозди в бетонную набережную и слушая печальный стук молотка? Да, боялся. Даже мысль о том, что за свою недолгую земную жизнь мне удалось существенно раздвинуть границы человеческих возможностей, не приносила облегчения. Пока мой тюремщик болтал по сотовому, я страстно мечтал припустить по набережной, впрочем, я прекрасно понимал, что пуля не даст мне уйти далеко.
– Мой пес и то управляется с молотком лучше тебя, – заметил Эйс.
Молоток соскользнул с гвоздя и опустился на большой палец. Чтобы унять жгучую боль, я положил палец в рот. Рассвет начал окрашивать небо на востоке.
– Здорово ты это придумал, – сказал Эйс. – Сказал, что из секты Аум и прочее. Ты что, не знал, что мы прослушиваем все звонки, поступающие на коммутатор полиции? Теперь будешь знать, если, конечно, тебе это пригодится в следующей жизни…
Эйс прочистил горло – звук напомнил мне о включенной бензопиле.
– А вот, скажем, если бы ты был девчонкой, – продолжил Эйс, – и тебе пришлось бы выбирать между мной и Хайдом, ну, тем парнем, что пошел в магазин, кого бы ты выбрал?
Эйс уставился в воду. Кого из них двоих я бы выбрал? Все равно что спросить, какая из двух макак нравится мне больше? По каким критериям я должен выбирать? У кого из них нос прямее? Нежелание получить по физиономии сильно повлияло на мой выбор.
– Тебя.
– Честно?
Я кивнул, и Эйс облегченно вздохнул. От общения с ним осталось мерзкое чувство, а от тупой долбежки молотком во мне поднималась злость. Пока что мне удалось пробить бетон всего на пару миллиметров.
– Эй, а где пакеты? – прокричал Эйс, завидев Хайда.
– Не было. Но я принес еду. И еще, смотри, новый номер «Пришельцев со щупальцами».
Хайд вывалил сигареты и еду из пакета прямо на землю. Пока я заколачивал гвоздь, они ели картофельные чипсы и жевали резинку. Когда встало солнце, бандиты лениво развалились на земле, куря сигареты и пролистывая порнографические комиксы, изображавшие женщин, занимавшихся сексом с роботами. Наконец гвоздь вошел в бетон. Я был так измочален, что даже не особенно обрадовался этому событию. Я опустил молоток и стал ждать, пока мои достижения будут замечены. Когда это наконец случилось, последовал следующий диалог.
– Эй, ты гляди-ка!
– Не может быть! Он сделал это!
– Да нет, не совсем…
– Ага, я понимаю, что ты имеешь в виду. Эй, покажи-ка мне этот молоток, Ватанабе. – Раздался стук. – Вот и все.
– Теперь хорошо. Но ты ему подыграл, а это нечестно.
– Так и есть. Теперь придется его утопить.
Бандиты заломили мне руки за спину и связали запястья и лодыжки. От боли конечности тут же онемели и почти ничего не ощущали. Эйс и Хайд поспорили, стоит ли пустить мне пулю в лоб перед тем, как кинуть в воду, но затем решили, что это необязательно. Поместив меня на краю набережной, бандиты начали раскачивать мое неподвижное тело. Небо и земля поменялись местами. Наверное, в это мгновение многие люди стали бы вопить: последний призыв о милосердии, последний вдох жизни. Только не я. Шесть лет избиений братьями Кану научили меня искусству страдать молча. Я только крепко зажмурил глаза.
– На счет три?
– Давай. Пока, Ватанабе, спасибо…
– За что ты его благодаришь?
Молчание.
– Ну, давай, раз, два, три…
Мгновение я висел в воздухе, затем воды реки поглотили меня. Холодная стена обрушилась, увлекая в глубину. В панике мои глаза открылись, а жалкий человеческий вес тем временем тянул вниз. Мрачная тьма закручивалась вокруг меня в спираль. Кровь в венах заледенела. Я начал дергаться, пытаясь освободиться от веревок и теряя драгоценный кислород. Коленями и макушкой я коснулся речного дна, затем снова встал и забился, словно рыбка на крючке. Я уже ощущал нехватку кислорода, легкие готовы были взорваться. Перед глазами все покраснело, будто реке вспороли брюхо, и оттуда вылезли внутренности, и теперь медленно вытекает кровь. Я больше не мог терпеть. Через минуту пребывания под водой я понял, что должен сделать, чтобы мучения прекратились. Я вдохнул.
Обратная тяга рванула в пазухи и легкие. Я задергался, снова вдохнул, и опять, и опять, и опять. Поверх боли в мозг просачивалось оцепенение, словно холодок анестезии в последние мгновения на операционном столе, когда начинает действовать наркоз. Темное безразличие захлестнуло меня, и я успокоился. Последней мыслью стало: «Ну, вот и конец». Однако я ошибался.
