А уже потом, - плыли в памяти Дмитрия Ивановича воспоминания, - много лет спустя, когда Катя стала его женой и у них появились дети, к их сыну-студенту повадилась прекрасная Зорина Фильшина. Ее атака была так стремительна и до смешного откровенна, что вызвала вполне обоснованные опасения отца: устоит ли? И он решил вмешаться, как бы между прочим, но не без умысла заметив в присутствии жены и сына: "Ну и хватки у этой Зорины: сразу виден… характер. Этакая амбициозная самоуверенность". Сын понял намек и попытался рассеять подозрения. "Ты ошибаешься, папа, она не то, что ты думаешь. Она - узбечка". Дмитрий Иванович иронически улыбнулся и ответил: "Она такая же узбечка, как ты эфиоп. Я знаю ее отца". И после паузы сказал: "Впрочем, меня это не касается". И атака, говоря военным языком, захлебнулась. И была отражена.
Институт жен… В стратегических планах сионистов ему отведена одна из первейших ролей. Бойченков знал, что главный экономический штаб страны всегда возглавляли, начиная с Куйбышева, товарищи, женатые на еврейках, он помнит, как в Москве среди государственных служащих ходили разговоры, что кадры сотрудников формирует жена Председателя Госплана Первухина из племени "божьих избранников", а затем жена его преемника Байбакова, и это естественно: экономику страны Советов международный сионизм решил держать под своим контролем любой ценой. Стремительный экономический подъем Советского Союза в первые послевоенные годы буквально потряс западных советологов. Им и во сне не снилось, что страна, до основания разрушенная войной, могла за такой короткий срок залечить немыслимо тяжелые раны и снова возвышалась могучей и гордой державой, на которую с горячей надеждой смотрел мир униженных и оскорбленных. С приходом к власти Хрущева "божьи избранники" облегченно вздохнули: Никита, как и они, считал Сталина своим непримиримым личным врагом. В одном из заграничных турне журналисты спросили, как он относится к евреям. И Хрущев с игривой определенностью ответил: "Как дедушка к внукам".
И тем не менее "внуки" не были довольны дедушкой: он раздражал их своими непредсказуемыми действиями и часто нарушал хорошо спланированную программу, рассчитанную до рокового 2000 года. Он был неуправляем и поддавался порой диаметрально противоположным влияниям: с одной стороны зятя, представляющего интересы "внуков", с другой - патриотически настроенных партийных кадров, верных идеям социализма. А в стратегическом плане "внуков" - к 2000 году на развалинах когда-то могучего государства СССР должно возникнуть несколько мелких и хилых государственных образований с допотопным капиталистическим укладом и пещерными повадками двуногих хищников. Для этого требовалось прежде всего разрушить до основания экономику страны, приостановить технический и научный прогресс, развалить сельское хозяйство, растранжирить природные богатства - газ, нефть, лес, пушнину, одновременно воспитывая поколение иждивенцев, бездуховных, способных за жвачку и джинсы продать самому дьяволу все нажитое предками многих поколений, в том числе дедов и отцов. А это мог сделать человек "свой в доску", лидер, готовый послушно выполнять тщательно разработанную в Колумбийском или другом каком-нибудь университете США программу бескровного, "мирного" покорения СССР.
Так появился на троне все еще великого государства Леонид Ильич Брежнев - серенький, впрочем импозантного вида, не блестящий умом-разумом человечек. Для роли, предназначенной "божьими избранниками", он подходил по всем статьям. Покладистый, снисходительный до сентиментальности, простой в обращении и в то же время тщеславный, без твердых принципов и убеждений, пылкий женолюб и выпивоха. Но главное - женатый на Виктории Гольберг - дочери состоятельного ювелира, имеющей природное пристрастие к драгоценным камешкам. И сама Виктория и камешки впоследствии сыграли злую шутку в жизненной судьбе и карьере генерала Бойченкова. Но об этом чуть позже.
Бойченков вспомнил, как однажды его пригласил председатель КГБ и подал ему пространное на двадцати печатных страницах, письмо группы ученых-экономистов, адресованное в КГБ. "Ознакомься и скажи свое мнение", - попросил председатель. Это было в его характере выслушивать мнение подчиненных по любому, иногда даже бесспорному вопросу.
Авторы письма не носили высоких титулов "академик", "лауреат", "заслуженный". Это были глубоко мыслящие компетентные в вопросах экономики ученые-патриоты, искренне болеющие за судьбу Отечества. С цифрами и фактами они убедительно доказывали, что страна неотвратимо катится к экономическому краху, чего правительство либо не видит и не понимает, либо не желает понять. Бойченков - аграрий по образованию, разделял тревогу авторов письма, о чем откровенно доложил председателю. В ответ тот лишь спросил: "Ты считаешь, что это не провокация?" - "Это серьезно и честно. Я с ними согласен", - искренне ответил Бойченков. Колючие жесткие глаза председателя, прикрытые пенсне, скользяще резанули по Дмитрию Ивановичу и затем с усталой задумчивостью уставились в лежащий на столе тревожный документ. Пауза была долгой, напряженной, и Бойченков не решился ее нарушить. Наконец председатель, не поднимая глаз, тихо выдавил:
"Хорошо" и слабым жестом руки дал понять Дмитрию Ивановичу, что тот свободен.
По-прежнему для Бойченкова председатель оставался загадочной личностью, одетой в непроницаемую кольчугу.
"Институт жен", созданный еще на заре Советской власти, не очень пострадал в годы сталинских чисток. По крайней мере, во времена Брежнева он так же процветал, как и во времена Троцкого и Сталина. Бойченков знал, что из секретарей ЦК семь, включая и самого Брежнева, были женаты на еврейках, впрочем, как и многие зампредсовмина, министры, их замы, начальники главков. Не составляли исключения наука и культура, пресса. Старшим помощником у Брежнева работал Эммануил Цуканов, человек влиятельный, пользующийся доверием своего хозяина больше, чем иные члены Политбюро.
Жены власть имущих! Любопытная общественность не обделяет их своим вниманием, особенно, если они сами, своим поведением и действием дают повод для пересудов. Иные из них имеют большую власть, чем их всесильные мужья. Конечно же бывают исключения, встречаются среди них и скромные и даже умные, которые считают неэтичным вмешиваться в государственные и служебные дела. Но эти скромницы и тихони иногда позволяют себе обращаться к мужьям по мелочам. Скажем, у ее подруги или знакомой проворовался муж, сын или зять. Случайно, по оплошности, как говорится, бес попутал. А следователь уже и дело завел, а там глядишь - и суд и приговор. Жалко человека, ведь он не хотел. Ну просто так получилось, само собой. "Пожалуйста, позвони кому следует. Да может он и не воровал, злые люди напраслину навели". Или еще мягче, деликатнее: "А нельзя ли что-то сделать, как-то помочь? Ну, чтоб не было суда?" Есть и такие - сами звонят "кому следует", без ведома мужа.
В этом смысле не составляла исключения Виктория Брежнева. За одних просила Леню - помочь, посодействовать, за других - сама звонила "кому следует". Но чем выше должность, тем серьезней и просьбы об услугах. Просила и за соотечественников и за приезжих к нам иностранцев, которые своей "деятельностью" привлекали внимание органов государственной безопасности.
Генерал Бойченков и сейчас еще не был уверен, что супруга Брежнева понимала подлинный смысл услуг, которые она оказывала ходатаям, едва ли осознавала она, что выполняя их просьбы, наносит урон государственным интересам страны, ее безопасности. Понятно, что такая деятельность Брежневой" не могла пройти мимо сотрудников КГБ, служебный долг которых обязывал решительно вмешаться.
Вооружившись бесспорными, неопровержимыми фактами, материалами и документами генерал Бойченков явился на доклад к председателю. Дмитрий Иванович отдавал себе отчет в том, что дело это весьма щепетильное, что своим докладом он ставит председателя в сложное положение. Он даже пытался предположить, как будет действовать, какие меры или решения примет председатель, скорее всего доложит своему шефу-куратору Мирону Андреевичу Серому, который по непонятным причинам питал к Бойченкову откровенную неприязнь. Зато с председателем у Бойченкова были если и не дружеские, то ровные, доброжелательные отношения. Председатель ценил Дмитрия Ивановича как работника, которому доверял без сомнений и колебаний. Всегда сдержанный, корректный и осмотрительный, он и на этот раз встретил Бойченкова холодным проницательным взглядом, в котором невозможно было что-нибудь прочитать, выслушал его краткий доклад спокойно, не проронив при этом ни звука, затем молча внимательно прочитал положенные ему на стол материалы с конкретными фактами и именами. С напряжением наблюдал Дмитрий Иванович за председателем, когда тот читал, пытаясь проникнуть в его душевное состояние, хотя бы приблизиться к его мыслям. Но тщетно: ни один мускул не дрогнул на каменном лице председателя, и глаза, прикрытые пенсне, оставались холодными и недоступными. Закончив чтение, он прикрыл документ широкой крепкой ладонью и, уставившись на Бойченкова все тем же, без эмоций, взглядом, негромко и как будто даже доброжелательно спросил: "Кто еще об этом знает?" - кивок на докладную. "Я никому не докладывал" - так же тихо ответил Бойченков. "Хорошо, - выдохнул председатель. - Я посоветуюсь с Мироном Андреевичем".
