Возмутительно!
Что она вздумала себе? Что надумала?
Как собралась жить?!
Что она без него?
А выходило - что-то. Бросила золотую клетку, ушла с полного пансиона, из беззаботной жизни. Почему?! Неужели настолько глупа, чтобы не понять, что ее ждет?
В том и дело, что достаточно умна, чтобы понимать - не будет хорошего и все же выбрала между нищетой и незащищенностью, и полным обеспечением и покоем, первое.
Бунт? Вызов ему или себе?
Дура! - пнул со злости и досады по стене и сник, подумав: а не он ли дурак, не он ли спровоцировал ее на этот беспрецедентный по своей глупости шаг?
Его привязанность к Ярославе оказалась сильнее чем он мог предположить и не связывала ее - вязала его, превращая в неизвестный самому себе вид то ли в безумца, то ли в мудреца, которому вдруг стали неважны принятые условности, отлаженные схемы "товарищества" в его круге.
Ему вспомнился давний разговор с Расмусом и возбуждал странные ощущения.
"радость в том, чтобы понять кто ты: раб или хозяин.
- Про себя понял?
- Хозяин, однозначно… Кстати, тебе не хочется понять, кто ты?
- Я знаю."
Тогда он точно знал - он хозяин.
Сейчас же глубоко в этом сомневался.
Он всегда считал себя хозяином, да и как могло быть иначе? По праву рождения, финансовому положению, статусу, уму, опыту - иной роли ему не могли отмерить. Сама судьба выдала ему хозяйскую корону…
Но лишь сегодня, сейчас у него закрались глубокие сомнения и подозрения - а, не раб ли он по тому самому праву рождения, капиталу и так далее.
Все его "достижения" еще большие оковы, чем кандалы каторжника. И не хозяин он - раб, как многие и многие ему подобные. Их положение еще более незавидно, чем участь раба, потому что этот знает о своей несвободе и зависимости, а те и не догадываются, продолжают играть рабом, изображая гегемонов, теша свое самолюбие, лелея прихоти, и не понимают, что уже прихоти играют ими, коверкают еще сильнее, чем
"хозяева" свои "игрушки". Власть не дает им власти, потому что подобна им - такая же расчетливая и циничная, как мировоззрение, что сеет, эгоистичная как все ее "дети". Она не умеет давать, она умеет лишь подавлять и забирать. И каждый платит ей свою ренту. Один отдает номинальную свободу, другой истинную, один платит налоги деззнаками, другой своей душей, укладывая, как банкрот на алтарь банкрота самое ценное, что у него было, и становится равен бездушной машине власти. Она платит ему щедро, дает подачку видимости этого равенства, она принимает его, и он доволен. И никогда у него не возникает мысли, что иного она бы не приняла, того, кому неважно, что есть у него в кармане, неважно сколько нитей от скольки судеб зажаты в руке, зато очень важно то, что не складывается в материальное, относится в эфиру, за который и грош не возьмешь.
Кому же из круга Алекса придет в голову что это и является настоящим богатством? Даже ему скажи об этом еще пару месяцев назад
- понял бы, принял? Посмеялся про себя и отмахнулся.
Сейчас же он думал иначе. Что-то произошло и сменило угол его зрения. Что-то, что опять же не объяснишь. Ему нет определения, это невозможно описать, потому что состоит из сонма тончайших и глубочайших ощущений, которые не потрогать, не обонять, ни осязать.
Он просто понял и все. Понял, что ему важна Ярослава, а все ее идеалистические тезисы вовсе не смешны, а близки и даже понятны, что истинное богатство, пожалуй, единственное его достижение в жизни - встреча с ней, она. Несмышленая слабенькая девочка оказалась сильнее его, оказалась умней его. Она выдержала напор, выдержала серьезною психологическое давление в течение длительного срока, нашла неординарные решения подкинутых им ей задач, а он сломался на ней, сломался за каких-то три дня.
Бред. Вздор!
Невозможно. Ни к чему хорошему это не приведет. Нужно отодвинуться, отодвинуть девушку, и поступать, как он поступал всегда - как нужно, как выгодно. А выгодно ему сохранить отношения со своим кругом, сохранить себя, вычеркнув ее. Ушла? Скатертью дорога!…
А хочется сохранить лишь Ярославу, послать к чертям "кукловодов", обрезать "нити" - "кандалы" обязанностей, обязательств, что выданы ему вместе с положением, и как гири тянут вниз, вяжут сильнее, чем он "вязал" девушку.
Лишь бы она вернулась, лишь бы нашлась!
Но ее не было третьи сутки, не смотря на все усилия, все кордоны и заслоны, что расставил как паук сети! Она не попадалась.
Леший места себе найти не мог. Крутило от бессилия, обиды, непонимания, страха за Ярославу.
Как, когда он прикипел к ней, как назвать его отношение к девушке
- он не знал, терялся в определениях и не мог понять себя. Ему хотелось избавиться от непонятной, даже пугающей зависимости и одновременно, ни за что на свете он не хотел бы от нее избавляться.
Его состояние было одновременно ужасным и прекрасным, и он не мог справиться ни с собой, ни со своим настроением. Он словно потерял власть над собой, власть в принципе. Он хотел подчинить, привязать, поиграть, но подчинился, привязался сам.
Это можно было объяснить привычкой за возмутительно короткий срок к теплу Ярославы, к комфорту и умиротворению в душе, что она ему дарила, а мятеж в душе приписать тому, что хотел отказаться от этого. А еще ребенок - его ребенок!
Но только ли в этом дело?
Взгляд упал на позолоченную салфетницу, скользнул в сторону позолоченных ручек двери из красного дерева с резной окантовкой.
Естественно выполненной по спец и персональному заказу. Эксклюзив для элиты. Золото, мастерская огранка… Полный особняк золота!
Только что ему с того? Если бы его деньги могли спасти ее, если бы их можно было обменять хотя бы на год ее жизни!…
Алекс в ярости запустил фарфоровую салфетницу в элитные двери: пропадите вы пропадом никчемные безделушки!!!
Стряхнул со стола сервиз, запустил стулом в стекло серванта, громя элитные статуэтки. Влетевшая охрана тут же ретировалась, получив в след еще один стул.
Алекс осел посреди разгрома, сдерживая рвущийся наружу крик протеста, ненависти прежде всего к себе, слабаку, дураку, слепцу, что столько времени бегал от себя, терял время, драгоценное для нее и все не мог признаться себе, хоть себе не лгать а прямо и честно сказать глядя на себя в зеркало - я люблю ее!
Но как же - гордость! Ему влюбится в какую-то замухрышку!
Сколько он шел к Ярославе, сколько ждал ее. Мечтал о ней, когда получил - не верил. Сбылась мечта, сбылась, но что дальше? А все.
Нет больше "мечт", и его нет. Фальшивка, трусливая тупая животина о двух ногах, возомнившая о себе черт знает что!
Строил, крутил, планировал. Приручал, притягивал, обволакивал - влюблял. Взвешивал каждый шаг, опутывал - привязывал, боясь потерять. Привязал, влюбил, опутал и ухнул сам. Умный? Дурак! Только сейчас, теряя что ждал, приобретал с таким трудом, понял всю ценность приобретения, понял насколько сильно любит!
Только сейчас понять, что влюблен как мальчишка! Так, что голову сносит, так что ничего не надо- все бы отдал… вернись только, вернись!…
Деньги, власть, связи - что они могут сейчас? И не могли, не смотря на то, что он поднял всех!
Рефрижератор шел к месту назначения. Пал Иванович спал, а на его место пересела Ярослава и болтала с Юрием. Тот оказался удивительно разговорчивым и милым мужчиной и девушка, не таясь, рассказала ему все, что с ней случилось еще в первые сутки поездки. Юрий поверил сразу и отношение к попутчице переменилось. Но если Павел Иванович только повздыхал, да на ум девчонки посетовал, то Юрий в своей помощи пошел много дальше.
Проезжая один из городов устроил стоянку и, забрав у Ярославы браслет и кольцо, сдал их в ломбард. На полученную сумму купил ей паспорт, диплом, утащив сниматься на моментальное фото, потом отдал остатки денег - довольно приличную сумму и документ.
- Наладится, - подмигнул и машина пошла дальше.
Девушке везло.
В Нижнем Тагиле она устроилась на работу очень быстро, буквально два дня только и прожив в гостинице. Получила место в общежитии и вышла на работу. И хоть ничего не смыслила в своей профессии
"штукатур - маляр", но девочки попались добрыми и отзывчивыми, быстро научили премудростям своего дела.
Наладилось, как и предсказывал Юра. И можно было бы радоваться, но Ярослава все больше и больше скучала по Алексу, и возмущалась за то на себя. Живот рос, в один из дней девушка почувствовала, как токсикоз отступает, а изнутри, словно беличьей кисточкой, что-то раз, второй проводит.
Ребенок шевелится, - поняла и улыбка сама на губы наползла, а ладонь на живот легла.
- На учет-то встала? - кивнула на живот Нина, одна из работниц в бригаде.
Ярослава головой качнула, хлебнув кефира: страшно, а чего, сама не знала. Она теперь Татьяна Иванова, найти ее по этим данным невозможно, даже если на учет встанет. Но все же, все же.
- А надо, - заверила женщина.
