Но почему именно Пузырев? А потому, что он бессменно занимал свой пост со дня основания института и один из всех, кажется, всегда знал, что ему персонально надо делать. И делал. А директор? Директор, намертво увязший в своей экономике, только и сумел за последние годы, что накупить через Минвнешторг массу таинственного оборудования, бережно хранимого на складе в полиэтиленовой упаковке. Использовать для работы или даже хотя бы расчехлить это оборудование, чтобы разобраться в его назначении, не представлялось возможным — допуск сотрудников к заморским агрегатам, равно как и к сопровождающей их технической документации, был строго-настрого запрещен тов. Пузыревым, обосновавшим свой запрет коротким: «Растащат».
Только одно-единственное заграничное приобретение директору удалось внедрить в производство. Это была громадная и баснословно дорогая электронно-вычислительная машина. Вероятно, она предназначалась для каких-нибудь сугубо научных надобностей, однако директор нашел ей другое применение: заполнив два просторных зала, откуда в срочном порядке выселили в подвал лабораторию физико-механических испытаний, японская машина занималась тем, что трудолюбиво рассчитывала зарплату сотрудников. При этом имела обыкновение безо всяких видимых причин выключаться. Приглашать отечественных мастеров для ремонта иностранки директор не решался, не надеясь на их компетентность, тем более что, проболтавшись без дела дня два, машина вдруг включалась и яростно бралась за свои прямые обязанности. Понимала она их по-своему, то есть по-женски, — необъективно. Было в институте несколько сотрудников, зарплата которым начислялась не в полном соответствии с окладом и количеством отработанного времени, а как того желала капризная японка. Невесть за что она с первого же дня люто возненавидела и без того низкооплачиваемую лаборантку Люсю и регулярно норовила недодать ей 17 руб. 68 коп. в месяц. Каждый раз, получив перед получкой расчетный листок, Люся, зарыдав, бросалась к главному бухгалтеру. Тот встречал ее вялым: «Что? Опять? Ну, не знаю, не знаю… Надо как-то уметь налаживать отношения…»
Однажды в разгар со смаком ведущегося разговора о бардаке в институте Максим вдруг заявил, что может сформулировать основные законы, по которым живет, работает и развивается их учреждение. И таких три.
— Вроде законов Паркинсона, — забормотал сообразительный Гаврилов.
— Вроде, — согласился Максим. — Назовем их законами Пузырева.
— Почему — Пузырева? — спросил Лыков.
— Потому.
— А-а, — сказали слушатели, подмигнув друг другу.
— Итак, первый закон: в любом деле из всех возможных вариантов выбирается наихудший.
— Это как? — хором воскликнули Лыков с Гавриловым.
— Ну, скажем… Можно мост построить поперек, а можно вдоль реки. Строим?..
— Вдоль! — обрадовался Гаврилов.
— Точно. Или вот: можно поставить в план тему реальную, а можно — залепуху. Да такую дремучую, безнадежную, тоскливую. Ну, естественно, выбираем ее.
Ясен первый закон? Так, поехали дальше. Закон второй: для успешной, безусловной и досрочной реализации первого закона выдвигаем соответствующих людей. Или, другими словами, из всех возможных исполнителей выбираются… Кто? Правильно. Ведь истории известны случаи, когда в недрах вроде бы полностью гиблого дела начинали брезжить новые идеи, возникали неожиданные повороты. Так вот: чтобы этого, не дай Бог, не случилось, нужно подобрать подходящих людей. И наш Пузырев начинает бережно и любовно их подбирать. И уж, не сомневайтесь, подберет! Примет на работу такого дебила, что смотреть жутко. И любовно скажет: «Хороший парнишка, хороший». А у парнишки рот всегда нараспашку и слюна вожжой. А другому, вдруг почуяв неладное, в приеме категорически откажет: «Не смотрится. Как это — «почему»? А… сами знаете». И вот в результате действия первых двух законов возникает, как следствие, третий главный…
— Ну!!
— Он звучит так: полностью заваленное дело должно быть кое-как исправлено героическими усилиями коллектива. Подвигами. Вот она, наша работа! Самоотверженная — без отпусков и выходных. В нее будут вовлечены все. И мы с вами, дорогие мои друзья-критиканы. Мы тоже! И это даст нам повод для законной гордости собственным трудом!
— Что-то не видел я никакой бурной деятельности, — засомневался Лыков.
— И напрасно, друг мой. Впрочем, вращаясь вместе с землей, вращения не увидишь. А между прочим, оно есть. Активная, я бы сказал, судорожная деятельность по срочной ликвидации разрушений, заделыванию дыр, затыканию собственными телами пробоин, образовавшихся в результате научных подвигов «хороших парнишек»… да и нас самих. Вот ради этого, последнего, закона — оба первых, заметьте себе. Чтобы жить с чувством глубокого удовлетворения… Вообще-то мы все тут порядочное дерьмо, — неожиданно закончил Максим.
— Ну уж это… — обиделся Лыков. — Мы-то при чем?
— Нас толкнули? — любезно спросил Лихтенштейн.
— Да иди ты… Я лично все же что-то делаю, — поддержал Лыкова Гаврилов. — Хотя вообще-то… Только что с твоей правоты пользы? Ну, сидим тут, ну, ворчим…
— Я и говорю: дерьмо мы все, — усмехнулся Лихтенштейн. — Персонально я — наипервейшее. Все понимаю, вижу, а… пользуюсь? В инстанции не ломлюсь, на собраниях сплю. Шкура. Шкура и есть! Был бы человек, взял бы да уволился. Только куда? Как подумаешь: новую работу искать, да еще возьмут ли… А плевать против ветра? Боязно… Одна надежда — всегда так не будет. Не может быть. Развалится наша контора.
— Ага. Это когда мы все на пенсию выйдем, — уныло произнес Гаврилов.
— И ведь что смешно… — продолжал Максим, — наши-то красавцы, ну, директор, Кашуба, — они ведь это все не нарочно, а на подсознательном уровне. Это у них инстинкт самосохранения: чем хуже, тем лучше.
Да, институт плодотворно работал. К деятельности по проблеме «Червец» подключались новые лаборатории и отделы. Отдел технической информации выпустил два громадных тома — обзор сведений обо всех видах червяков. Отдел нестандартного оборудования трудился над чертежами стенда для автоматической укладки «образца» на поддон и механизированного проведения замеров. Изготовление этого стенда было уже включено в план мастерских на первый квартал будущего года, и сейчас там лихорадочно готовились: составляли заявки на необходимые материалы, чтобы в назначенный срок сдать их в отдел снабжения. Лаборатория техники безопасности разработала инструкцию по эксплуатации червяков ленточных крупногабаритных и запланировала в будущем выпустить на ее основе большой справочник, согласованный с Министерством здравоохранения и ВЦСПС.
Такие вспомогательные службы, как канцелярия, машинописное бюро, а также экспедиция, были перегружены бумагами: благодаря проблеме «Червец» переписка, ведущаяся институтом, увеличилась вглубь и вширь.
Институт наводнили представители организаций, воображающих себя компетентными в вопросах пресмыкающегося животноводства. Все эти биологи, зоологи, генетики, геологи как-то ухитрились пронюхать о червяке и теперь всеми правдами и неправдами пытались примазаться к проблеме. Поскольку настырные эти учреждения и лица, как правило, принадлежали чужим министерствам и ведомствам, никто с ними ни в какие отношения не вступал и вступать не собирался, сами же они, к счастью, не располагали сведениями, достаточными для того, чтобы куда-нибудь жаловаться или на чем-то настаивать. Но это еще не все. Почти ежедневно к директору института являлся какой-нибудь очкарик и, отвлекая того от работы, совал письмо на бланке, бормоча насчет научно-технической помощи, так как его учреждение занимается как раз ленточными паразитами, и ваши данные могли бы послужить… Какие данные?! Да ваши тривиальные паразиты не имеют ни-ка-ко-го отношения к проблемам, которые решаются в нашей особо… понимаете? особо… м-м… специальной организации. С чего вы вообще-то взяли? Покажите-ка разрешение нашего министерства. Нету? Ах, так… Тогда не понимаю, как вы прошли через проходную. Минуточку… Алло. Начальник охраны? Зайдите ко мне… Да. Так что у вас, молодой человек?.. Ах, вот оно как, вы — по другому вопросу, в конструкторский отдел, а это так, попутно… Понятно. Нет, товарищ, у нас по-пут-но ничего не делается, это не ваш… м-м… червивый институт, а у нас — в каждый отдел — свой специальный пропуск. Ясно вам?! Так что… а-а, вот и начальник охраны, он вас сейчас проводит к выходу лично, а сам вернется ко мне… А вы, молодой человек, идите и занимайтесь своим делом, и в следующий раз — смотрите… Вот-вот… это и передайте своему начальству, руководству или кто там вас подослал.
Но посетители все равно лезли, как поганки в дождь, и это могло значить только одно: кто-то болтает.
Товарищ Пузырев еженедельно проводил инструктаж всех сотрудников, имеющих отношение к проблеме, для лаборатории же Кашубы лично составил специальные «Правила приемки и сдачи помещений». Согласно этим правилам каждый, уходя домой, должен был собственноручно расписываться в журнале, удостоверяя, что он: а) убыл, б) никаких служебных документов с собой не унес, в) ничего не оставил на рабочем месте, г) все, что надо, сдал вместе с ключами от своего письменного стола, который д) запер.
