Ее брат плачет, он несчастен и сломлен. И хотя его рыдания едва слышны, он плачет с полной абсолютной силой. Она никогда его еще таким не видела. Она еще никого не видела в таком состоянии. Такое явное проявление эмоций тревожит и пугает одновременно.
Уиллоу нетвердой рукой хватается за перила и опускается на ступеньки лестницы. Она знает, что то, что она делает – неправильно, что она должна оставить Дэвида наедине с собой. Но она чувствует, что вынуждена наблюдать.
Уиллоу пристально смотрит на него в изумлении. Сама она никогда так не делает, она никогда не дает выход своему горю таким образом. Уиллоу интересно: может ли она подойти к нему. Но она знает, что не может. Потому что она та, кто поставил его в такое положение, это ее действия причинили ему такую боль.
Пока она думает об этом, Кэти подходит к Дэвиду сзади. Он ее не видит, но Уиллоу видит. Ее темные волосы струятся по спине, путаясь в розовой шали, которую она накинула поверх ночнушки.
Кэти обвивает руками Дэвида. Не поворачиваясь, он сжимает ее руки, притянув ближе.
Уиллоу прикована к месту. Отпечатавшиеся на лице Дэвида тоска и нужда приковывают взгляд. Она наблюдает, как Кэти обнимает его крепче, как можно крепче, потом наклоняет голову, чтобы поцеловать его.
Она чувствует себя как мотылек, неумолимо бросающийся в пламя. Каково это плакать вот так? Каково это, когда тебя вот так утешают?
Если бы она позволила себе, то утонула бы в море боли. Но она не может позволить этому случиться, она просто не справится с этим, точно не с такой болью.
К счастью, она знает, как это предотвратить.
Уиллоу тянется к карману халата, нащупывая то, что, она знает, там лежит.
Она ни на секунду не отводит от них глаз, делая надрезы на своей плоти. Бритва врезается так глубоко, что она почти падает в обморок, но все же не перестает смотреть на Дэвида и Кэти.
Ее кровь льется также обильно, как слезы Дэвида. Она беспрепятственно течет вниз по ее руке на пол, пока Уиллоу наблюдает, как Кэти осушает глаза Дэвида своими длинными-предлинными волосами.
Уиллоу знает, что ей следует уйти. В любой момент они могут поднять глаза. Но она не может уйти, не может пошевелиться. Она может только все глубже вгонять лезвие. Бритва не причиняет ей боли. На самом деле нет.
Не так, как смогли это сделать некоторые вещи. Уиллоу в бешенстве с силой ударяет по запястью.
Не так, как смогли это сделать некоторые вещи.
В школьном саду Уиллоу прислонилась к липе и с глубоким вздохом закрыла книгу. Последние полчаса она пытается читать, но безрезультатно. Она просто не может сконцентрироваться. Вместо страниц перед собой она продолжает видеть своего бедного брата.
Она боится того, что может произойти во время их следующего разговора. Выдаст ли ее лицо? Она знает, что ему не хотелось бы, чтобы она видела ту сцену.
Это было личное... интимное — единственное слово, которое она могла подобрать — что-то интимное, как в самом горе, так и в том, как Кэти утешала его.
На этот раз она пошла в школу с чувством облегчения. Она вышла из дома специально рано, только чтобы не столкнуться с кем-то из них: надеясь, что если ей не придется за столом во время завтрака видеть лицо Дэвида с красными глазами, то она сможет забыть о том, что видела.
Да, правильно!
Отсутствие завтрака не сделало ничего, кроме пустоты в желудке. Из-за того, что, несмотря на то, что на улице чудесный день, а у нее есть свободное время, чтобы ничего не делать, а только сидеть снаружи и читать, она просто не могла перестать думать о Дэвиде. Она и раньше знала, что ему больно, конечно она знала, но видеть его таким…
Даже сейчас она едва может поверить, что такое произошло. С момента аварии Дэвид был таким собранным, сдержанным, что видеть его в таком состоянии, разбитым и сломленным, это кажется ну просто нереальным.
В животе у нее что-то перевернулось, когда он вспомнила, как пыталась подбодрить его за ужином какими-то выдуманными комплиментами. Как она могла быть такой наивной, такой глупой? Как могла подумать, что то, что она может предложить, может дать, поможет ему после всего того ужаса, которому она подвергла его?
Она ненавидела себя за то, что сделала с ним.
Нет, даже более того, она ненавидит себя за свой эгоизм. Потому что после того, как она видела его срыв, она знает, что должна заботиться о нем в первую очередь. Но вместо этого, все, о чем она может думать, это – сможет ли он забыть об этом…
Ну, почему он всегда так холоден и отстранен от меня?
Уиллоу поднимает глаза, мгновенно отвлекшись на группу школьников, входящих в сад. Некоторые из них ей знакомы по одному из ее уроков.
— Эй, Уиллоу, как дела? — окликнула ее одна из девочек.
— Пойдет. — Уиллоу слабо улыбнулась другой девочке. Ее зовут Клаудия. Уиллоу больше ничего о ней не знает, но она знает, что эта девочка вела себя дружелюбно с ней раз или два, и она благодарна ей за доброту.
— Хочешь к нам присоединиться? – спрашивает Клаудия, садясь на траву. Она наклоняет голову в одну сторону и приятно улыбается Уиллоу.
Нет. Уилоу не хочет присоединяться к ним. Она хочет остаться под липой и попытаться почитать. Но ей ведь это все равно не удается, да и как она может сказать нет? Клаудия дружески настроена, отклонение ее инициативы будет выглядеть странно, а у нее есть чувство, что она и так уже достаточно странно выглядит.
Уиллоу поднимается на ноги и медленно идет к группе. Она немного не уверена, что делать и что сказать этим девочкам. Если бы это было год назад, она бы даже не ждала, когда ее попросят. Это было бы самой естественной вещью на свете: подойти прямо к Клаудии и представиться остальным. Но сейчас… Не то чтобы она стеснялась, скорее она не знает, как вести себя с людьми.
И есть еще кое-что, думает она, в то время как Клаудия пододвигается, чтобы освободить ей немного места. Она гадает: так ли невинно это предложение, как кажется. Все знают, что она отличается от других. Ну, помимо всего прочего, она новенькая, и уже этого одного достаточно, чтобы возникли вопросы, даже самые невинные. Но Уиллоу уверена, что вызванный ею интерес более низменный, чем этот. Должно быть, повсюду ходят миллионы слухов.
Должны быть люди, которые знают, что произошло. Должны быть люди, которые знают, что она потеряла родителей. Должны быть люди, которые знают, что она убила своих родителей. А пока никто прямо у нее ничего не спрашивал, но она могла сказать, все они хотели узнать ее историю.
Уиллоу было трудно, сидя там, не чувствовать тревогу. Присоединившись к ним, она приоткрывает дверь. В любой момент могли начаться вопросы, которых она боялась. Поэтому вместо того, чтобы расслабиться, наслаждаться солнышком и невинной болтовней других девчонок, она в напряжении ждала, что произойдет.
— Если я пройду первоначальный отбор, то перекрашу волосы в рыжий цвет, — говорит брюнетка, сидящая рядом с ней.
— Извини, но я не улавливаю связи, — отвечает другая девочка. Уиллоу узнала ее. Девочка эта рыжая, та самая, которую так пристально разглядывала Уиллоу на днях, как раз перед своей оплошностью. Та самая, у которой царапина на руке. Та самая, о которой Уиллоу подумала, что она может быть ее единомышленницей. — Но в любом случае… — продолжила рыжеволосая. — Почему ты хочешь поменять цвет волос?
— Ну... — Брюнетка откинулась на траву и прикрыла глаза бейсболкой. — Если я пройду первоначальный отбор, мои родители будут так счастливы, что не обратят внимание на мой цвет волос, и, кроме того, мне нравятся рыжие волосы. Ты должна быть польщена.
— Да, Кристен, это так привлекает. — Это сказала Клаудия.
— У тебя есть что-нибудь поесть? — спросила из-под бейсболки брюнетка. Уиллоу могла видеть ее имя, написанное на одной из книг, лежащих рядом: Лори.
— У меня где-то был вчерашний шоколадный батончик "Луна", — сказала Кристен, роясь в сумке.
— Спасибо, но я пас. — Лори смеется.
— Что на счет тебя. Уиллоу, правильно? — Лори спустила бейсболку на один глаз и посмотрела на нее. — Не думаю, что у тебя есть что-то более аппетитное, ведь так?
— Нет, я… Ничего… — Уиллоу затихла.
— Не хотите прерваться и сходить за круассанами? — Клаудия посмотрела на часы.
— У меня нет времени. — Кристен качает головой. Она смотрит на Уиллоу, чтоб узнать есть ли у нее, что сказать по этому вопросу.
Уиллоу пытается улыбнуться, но улыбка выходит немного забавной. Похожей больше на гримасу.
Она избегает взгляда Кристен и вместо этого пристально смотрит на свои туфли.
— Итак, Уиллоу, — сказала Клаудия, обмахиваясь тетрадкой. — Какие у тебя еще занятия, я имею в виду, помимо истории. — Она и Уиллоу учились в классе по истории нового времени.
