— Эй, Старлей, упасть-отжаться раз-два-взяли?!
— Так точно! — И ведь падает, и отжимается.
А куда, на? Все честно, аккурат по уставу. Сегодня ты, завтра я. Ротация кадров, так это у тушканчегов называется. А Земля всегда ратует за передовые технологии и обмен опытом. Только тушканчеги хитрые, сцуки: типа вы нам планету, мы вам экспансию. Вы нам атмосферу, мы вам хронический гайморит. Мы вам Стену, бу-га-га, а вы вам продразверстку в сжатые сроки.
Благодать типа.
— Эй, Старлей, пиво будешь?!
— Так точно!
— Ну, пей… — Вялая струйка мочи комками впитывается в рассыпанный по земле цемент.
Пить так пить. Если Родина прикажет, кто же Родине откажет?
Стена у блокпоста бригады ОсНаза по утренней сводке что-то около двух кэмэ высотой, микроны засуньте себе и проверните. Нижние слои, метров двести примерно, сплошь гранит и базальт, пласты нержавейки и кирпичная кладка. Титан еще, стронций разный, уран-плутоний, ну, по мелочам, от которых счетчик Гейгера ругается, а грифы выводят безглазых цыплят. Там, где кирпичи, это ВКС расстарались. Согласно официальной версии, Стена есть производное от гения людского разума. Смутно верится, что гениям делать было нечего, столько урана переводить. Это ж ядерных ракет малой (не говоря уже о средней) дальности можно было пару тысяч наклепать! И аста ла виста, тушканчеги, гоу хоум!
Старлей уверен: Стена — дело рук (манипуляторов, щупальцев) пришельцев. Люди ни в чем не виноваты.
Звезды — как на погонах генерала: сплошной крупняк, небо чистое-чистое. Взгляд привычно игнорирует рекламные голограммы, что транслирует вышка, смонтированная по соседству неделю назад. Ну, блин, не жалко бабла пиарщикам: пройдет пару дней, максимум десять, и вышку смоет застройка, ибо Стена — явление отнюдь не статичное. Старлей жадно курит, схватив сигарету тремя пальцами и кусая фильтр так, чтоб не намочить губами. Старлей разрешает себе расслабиться: иногда есть резон стравить пар и побыть человеком. Пока никто не видит.
Бля-а-ааа, аж слезы на щеках. Ёлы, надежд-то было сколько, а? Не жизнь, а сплошная вера в будущее. Мы — лучше! Мы — передовой отряд Вселенной! Мы — обуздали атом, вакуум и плоскостопие! Нам — черные дыры по причинное место!
Надежды — это хорошо. А реальность вокруг еще лучше. Особенно когда тебя берут в три ночи, вытряхнув из теплой постели и двинув прикладом в череп.
— Как зовут?! — оч-чень вежливо интересуются, так вежливо, что странно даже.
А ты, не чувствуя подвоха, блеешь что-то вроде:
— Васс-ссс-я-ааа-а, при-яя-ааа-атна-а-аа…
— Познакомиться?
— Да.
И опять прикладом. В пах. Кадету ВКС яйца как плохому танцору.
Идти не можешь, потому по лестничным пролетам катишься. Если докатился с двенадцатого и живой еще, значит, для армии ты уже не допустимая потеря, но почти что воин. Лавочка у входа в подъезд припорошена черным снегом, надутым от танкового завода. Луна в три четверти. А вас пятеро таких пригожих, ничуть не сонных. Сколько есть. Две сломанных руки, одна нога, с ребрами напряг и гематомы ниже пупка — бывает, так надо. Методика воспитательной работы — это не «уд» за поведение в дневнике, это гораздо эффективней. Маму в школу, папу на педсовет? Что вы, пусть работают, не отвлекайте граждан от перевыполнения плана по производству резиновых уплотнителей масленок заднего моста Т-120 «Агрессор».
Пяткам холодно. И не мешало бы посетить отхожее место. Опять же лает саабаачкаа, клыки слюнявит, укусить норовит. Если две недели подряд кормить питбуля навозом тушканчега, пес превратиться в саабаачкуу. Или даже в саааабааачкууу.
— Вы все — жирное вонючее сало! У меня от вас нос заложило, щщщетт! Меня от вас тошнит! — Голос не то чтобы громкий, но резкий, как циркулярка, отхватывающая палец, — а вот не клади.
Ты удивлен: какое сало? Нет у тебя никакого сала, одни только кости, да и те б/у, отбивные такие кости, суповой набор третьей категории.
— Я не сало! — Это рядом кто-то шибко умный нарисовался.
— Да?! Не сало?!. — Голос становится сладким, как сто граммов сахара в стакане кипятка. — Хороший ты мой! Золотой почти! У, ты какой не сало! — И с надеждой: — Еще не сало есть?
Тишина в ответ.
Ты — жирный и вонючий.
От тебя тошнит.
— Звание?
— Старлей!
— Имя?
— Старлей!
— Фамилия отца?!
— Старлей!
Главное, уверенность в собственной правоте. Если спрашивают, сколько будет дважды два, надо четко отвечать: «Старлей!»
Кто сотворил Землю и небо, кто каждый день трахает жену Президента, кто ворует на кухне сырую брюкву, кто самое отстойнешее чмо в пределах Обитаемых Миров, кто дрочит с утра и до вечера, а потом не моет руки?!
— Старлей!
Главное — не сомневаться. Сомнение — путь в дисбат. А дисбат… Никто не знает, что такое дисбат, но все уверены: там нечего делать, там нет ничего, там никто и нигде, там даже не там, а где-то иначе.
А вот если вопрос задан иначе…
— Умрешь за Родину, салага?!
— Так точно!
— Будешь сосать у меня после отбоя?!
— Так точно!
Главное — не ошибиться: если дважды два, то… а если сосать, то…
Возможность выбора.
Демократия.
Трясло — жуть. А еще в кузове пахло газом. Это поначалу. Минут через пятнадцать привык. Все привыкли. И Колька, и Петро, и Дмытрык.
А Степана в кузов не посадили, Степана в БТР взяли. Типа, раз он не сало, то нечего ему с остальными кантоваться: «Первым классом! Пожалуйте в люкс! Джакузи, кондиционер, виски с содовой!»
Кто-то протянул руку, кто-то, ругнувшись, боднул головой в зад. Василий плюхнулся на деревянную лавку. Он никогда не пробовал виски, но точно пиво круче, если под леща. А вот с джакузи Степану повезло. Блин, какого хека тут газом штыняет? И двери плотно закрыты, не проветрить. Зато можно перднуть, никто и не заметит. Мысль эта показалась Ваське оригинальной, и он перднул. И никто не заметил. Все спали.
Васька решил рассказать о содеянном Дмытрыку:
— Дмытрык, а Дмытрык? Прикинь, я перднул! Палюбасу круто! Зацени, а?!
Но Дмытрык не ответил.
Дмытрык умер во сне.
И Колька с Петром за компанию. Газом отравились. Васька не хотел, так получилось. Он остался в кузове один — пердеть и ехать в неизвестность.
Почему он не умер?
Пачку выдул, не заметил даже. На картонке нет логотипа, зато крупно нашлепано черным: «Помните! Курение вызывает рак прямой кишки и ветрянку!» И все равно отличный у тушканчегов табак, вкусный.
Зябко, ветерок, от Стены туман ползет, накроет скоро. Молодым гайморит обеспечен. Вот так всегда: был цивильным челом, даже после учебки и присяги, а только в туман у Стены вляпался, схватил свою порцию глюков — и все, ты другой уже, запахи не волнуют. И ладно бы желтым накрыло, а если сразу зеленкой? Ох, не позавидуешь молодым, сегодня праздник майских трав будет, прячься кто куда.
Сверху звучала музыка. Не с самых вершин, конечно, хотя… Тушканчеги на дечигпондарах зашибись как исполняют, на балалайках еще умеют, на гитарах.
Старлей юркнул в прореху периметра, двинул по спирали по минному полю, прополз под колючкой, прошептал пароль и сунул пару сигарет дежурным вертухаям. Нормально, на месте, какая самоволка, о чем вы?
До заката часа два напряженного веселья и тягот армейской службы. Эхма, неужто продержался?! Сроки-то оговорены заранее, а ночью полеты запрещены.
Нэ кажи гоп, покы нэ пэрэскочив, как говорил Бандеровец, гарантируя поймать Старлея на мизере. В смысле, а вот и комсостав. Ждал, значит, гондон в тельняшке.
Интересуется как бы между прочим:
— Сколько раствора осталось? На сегодня хватит?
— Так точно!
— Ты мне ваньку не валяй, я тебя по-людски спрашиваю. Сколько, говорю, замесов?
— Так точно! — Старлея на фуфло не прокинешь, он малый дрессированный, знает, что и куда. Утром прилетал тушканчег, начадил, скотина ушастая, на троих заказ оформил. Один-то есть со вчера еще — маму во сне звал, прокололся парниша, таких не берут в космонавты. Значит, двоих надо. Потому комсостав и свирепствует — умных ищет.
Но у Старлея справка есть. Фикус им, а не Старлей, он еще послужит Земле!
Визит свой тушканчег нанес еще и в воспитательных целях. Тушканчеги так и норовят передать знания и опыт младшим братьям по разуму. Традиционно комсостав этому процессу не то что бы противится, но всячески потакает. Мол, смотрите, парни, от какой мрази мы защищаем родную планету.
Мразь, стравливая копоть и пар, разместилась на заборе у сортира, где ароматней всего. Чертов гайморит! Жужжали мухи. У Старлея после трех нарядов вне очереди болели пальцы, плечи и спина. О том, что у него есть орган, презрительно именуемый «голова», пришлось забыть еще в учебке. Примерить скафандр, подрегулированный на три размера меньше, ходить в нем сутками, чистить брюкву на кухне и драить толчки — удовольствие своеобразное, комплексное. Тяжело в ученье, говаривал закрепленный майор, зато в бою сдохнуть — радость круче, чем потрахаться, что вам, бабуины, не грозит даже во сне.
