«Что же изменилось за это время? — мысленно задал себе он вопрос и… грустно усмехнувшись, ответил, — ничего. Ничего не изменилось за триста шестьдесят, за эти пятьдесят два — тем более».
Он шел и думал о ней, потом о себе, о Кате…
Вдруг кто–то схватил его за рукав куртки и потянул в сторону, буквально выдернув из живого потока. Он неожиданности он оторопел, заморгал, плохо осознавая, но пальцы, вцепившись в голубую болонь, держали его мертвой хваткой.
Перед ним стояла цыганка; в годах, но еще молодо выглядевшая женщина. Ее лицо с чуть обозначившейся сеточкой морщин и орлиным носом тонуло в мохнатом воротнике шикарной дубленки, голова, замотанная в черно–бардовый цветастый платок, напоминала дыню. Женщина так и держала его рукав, а на смугловатой коже играли отраженные зеркалом витрин блики проскакивающих мимо машин, неоновый отсвет рекламы, гирлянд.
— Родной, — скороговоркой, глухо и с ударением на последнем слоге обратилась она к Артуру. — Вижу, ты очень добрый человек. У тебя добрые глаза, и я тебе погадаю. Всю правду скажу. Денег больших не возьму. Ты хороший человек, и я хочу сделать для тебя добро.
Артур молчал. Цыганка тараторила, как заведенная.
— Чтобы правдой оказались слова мои, клади полтинник, не жалей, — она протянула руку, раскрывая узкую, белую ладонь.
Смущенный Артур топтался в нерешительности. Рядом мельтешили незнакомые люди и глазели с таким откровенным интересом, как будто это касалось их лично. Артур порывался было уйти, но почему–то представил, что прохожие подумают о нем, как о скряге, и эта мысль заставила стянуть перчатки. Он порылся в кармане, достал горсть мелочи и отдал женщине. Гадалка отсчитала ровно пятьдесят копеек, спрятала, а остальное вернула.
— Больше не нужно. Убери, — она с хитринкой и как–то пронзительно быстро взглянула на Бостана.
— Чтобы поверил мне, скажу что было. Скажу конкретно. Ты женат…
Артур изумился, потом бросил взгляд на правую руку; обручального кольца не было. Он точно помнил, что не одевал его и снова изумился.
— Жена у тебя высокая, стройная, симпатичная брюнетка. Она тебя очень любит, ведь так? — гадалка вонзилась в Артура горящим взором, и ни один, самый отъявленный лгун, не смог бы соврать, если бы даже и захотел, под этим живым рентгеном.
— Да, так… — промычал Артур.
— А еще у тебя есть сестра. Очень красивая девушка. Но она блондинка.
Артур смиренно кивнул головой.
— Ты мне веришь теперь?
— Да, — как–то робко подтвердил он.
— Тогда задавай любой вопрос, отвечу, — поторопила женщина, и Артур в тон ей, автоматически спросил о том, что основательно грызло в последнее время.
— Что меня ждет впереди? Вообще в жизни?
— Не боишься узнать будущее? Жизнь неинтересной не покажется? — быстро переспросила цыганка.
— Нет, говори…
— Проживешь ты долго. Богат будешь. Известен будешь, слава гонится за тобой по пятам. Все у тебя будет. Жена всю жизнь любить будет. Одного не будет. Счастья. Несчастлив ты, хоть удача в руки плывет и все удается. И многого ты достигнешь, и жена счастлива будет, и дети. Но не ты, — гадалка приостановила бег своих речей, но лишь затем, чтобы через мгновение, но уже размеренно продолжить.
— Много могла бы тебе предсказать, но то — вода. А сейчас иди к ней. Она тебя ждет. Иди, иди. Купи цветок и иди.
Женщина отпустила рукав Артура и, бросив жертву свою на растерзание унылым думам, влилась в человеческий поток.
Губы Артура беззвучно шевелились.
«Как она точно про жену и сестру… Да и потом. Но кто же ждет меня? Кто она? — он хотел задать этот вопрос, но женщина исчезла.
Артур осмотрелся. Метрах в ста виднелся рынок. Издали прилавки были похожи на оранжерею. Огромные букеты, казалось, протягивали лепестки и просили: «Купи, пригодимся».
Артур долго примеривался, ходил от одной торговки к другой, пока не выбрал огненно–пламенеющую гвоздику в звонко хрустнувшей на морозе обертке.
Ехать или не ехать? Артур колебался. Однако выбор созрел сам собой. Бостан влез в магазин, извинившись, без очереди купил коробку конфет. Шампанское раскупили.
Только третий таксист согласился подбросить его…
Это случилось год назад.
Выпив в кафе, приятного цвета, со вкусом мандарина «Золотистый» напиток, Артур решил поискать студенческий клуб. Не за горами была сессия, сложная и насыщенная, на языке студента именуемая не иначе, как «вешалка», а возбужденной голове, вместившей солидный объем химических формул, справочных данных, биологических терминов, из «Биохимии Ленинджера», требовался отдых, хоть какая–то разрядка.
«Иначе я сойду с ума от ума», — метафоризировал Артур.
В зале веселилась молодежь. Узнав среди виртуозов танца завсегдатаев клуба, филигарных мальчиков, отнюдь не блещущих познаниями в проблемах современной биохимии, он кивнул им в знак приветствия и, медленно приближаясь, стал перебирать наигранные, в духе времени реплики — те визитные карточки, что дают право обладателю их удачно «вписаться» в эту шумящую массу и раствориться в ней. Артур не любил быть на виду. Он с превеликой радостью глотал за вечер сто с лихвой страниц «Органики», но не выдерживал и пятиминутного лидерства… Для него это в равной степени означало взобраться на Эверест. И поэтому сейчас, краснея от смущения, ругая себя за наследственную некоммуникабельность, он готовился пробормотать нечто: «Надеюсь я не побеспокоил? Позвольте прервать ваш, сугубо конфиденциальный разговор», после чего его могли либо отвергнуть, либо любезно пригласить развлечься.
И тут, спутав весь план, длинная рука девушки в билоновом платье остановила его и привлекла к себе на расстояние близости непервого знакомства, и тихий, чарующий голосок, обрушился лавиной на Артура.
— Моя подруга хочет с тобой познакомиться.
— А… откуда… она меня знает? — почему–то заикаясь спросил Артур и покраснел от мысли: «Вечно меня выдергивают…»
— Это пока секрет.
— Хорошо.
Он последовал за билоновым платьем в дальний конец зала, где за пультом тумблеров, ламп, кнопок и регуляторов лихо справлялся диск–жокей, а на плексигласовом, матовом экране, во всю стену прыгали по воле интегральной схемы цветные полукружья.
Артур указательным пальцем поправил очки и вопрошающе уставился на девушку, к которой его подвела незнакомка. Билоновое платье незаметно исчезло за спиной Бостана.
— Таласса… — тихо сказала девушка, прислушиваясь, и ее глаза — две большущие сливы, лукаво метнули свои огоньки. Она танцевала.
Впечатления знаменитых путешественников Жан — Ива-Кусто и Алена Бомбара, наткнувшихся в глубине Австралии на редкостный экземпляр экзотического животного, пожалуй, ничуть не отличались от впечатлений Артура. Он, конечно, не знал, что «таласса» — по–гречески «море», и в песне поется о море, но таинственное слово и ее палец, прислоненный к губам, поразили его, разрушив внутреннего врага — извечную инерцию. Волнистые, спадающие с плеч паутинки волос на маленькой голове, фигурка статуэтки и смертельная красота ведьмы. Ее лицо было как материализованный звук, песня, ровное и чистое; если ураган страстей пронесется над ней, оно не ощутит его, не сломается; если внешняя фальшивая сила бросит тень на нее, оно не почувствует тени. Она жила в танце, самозабвенно, безрассудно, как тлеющее сердце вдруг начинает сгорать в безумном пламени любви. А ее танцу, казалось, покорялись все танцующие вокруг. Счастлив человек, не ощутивший при этом, как сам он ничтожен и одинок. Артур не был в их числе.
Когда девушка, покоряясь усталости, остановилась наконец и заговорила, он готов был поклясться, что свои двадцать прожил впустую, если не встретил подобной девушки. Существует же особый тип людей–романтиков, мечтающих попасть в гущу событий, вращений, захватывающих историй, но увы, мечты лишь мечты. Но он был никогда не посмел подойти к этой девушке, воплотившей в себе истинный идеал — ангел гордости, и только ее знак внимания, выразившийся в просьбе Билонового платья о знакомстве, вручил ему ШАНС.
Однажды в армии он услышал от друга то слово в бурной словесной перепалке, возникшей, разумеется из–за девушки. Но тогда он не придал значения, не ощутил его смысла, — вернее не пережил, и не смог понять друга, единственного, которому доверял самое сокровенное. Потом Артура комиссовали по состоянию здоровья, а друг остался дослуживать в далеком гарнизоне под Читой, и больше судьба не дарила Бостану настоящих друзей. И вечное чувство скуки и одиночества парализовало его, а шанс, как ни странно ассоциировался с образом друга. Но вот эта встреча и внутренний голос опять всколыхнули былую нить светлых воспоминаний. Надо было реализовать свой шанс. И хотя Артур сомневался в силах своих, образ друга, вложив в руки силу, подтолкнул его к глухой стене немоты, чтобы раз и навсегда сломить преграду.
