Я знал, что дождь вскоре потушит пламя, но, чтобы успокоить друга, взял топорик и стал подрубать сосну. Вскоре она рухнула; при падении пламя сбилось, в воздух поднялся сноп искр — через минуту все погасло. Но Челкаш еще долго нервничал, пыхтел и фыркал, даже дождь не мог его успокоить.
Понятно, пока я возился с сосной, а Челкаш носился и надрывал глотку, мы промокли до костей. Я-то сразу переоделся в машине, а Челкаша пришлось вытирать полотенцем и специально для него включать печку. Ну, а потом мы уминали бутерброды, слушали музыку и радовались своему передвижному жилищу, его удобствам и особенно непромокаемой крыше.
Грозу пронесло, но дождь продолжался. Он лил всю ночь. Нас это не очень огорчило — как известно, именно в дождь особенно крепко спится — монотонный шум убаюкивает лучше любой колыбельной.
Глава одиннадцатая. Катастрофа на мосту
Проснулись мы посреди озера — за ночь низина превратилась в огромный водоем — наверняка, издали Малыш, у которого в воде скрывались колеса, выглядел перевернутой лодкой, а еще вернее — желтым надувным матрацем. Спросонья, ничего не разглядев за запотевшими стеклами, я открыл дверь, шагнул и очутился по колено в воде.
Дождь кончился, в лесу стоял утренний прохладный полумрак; вокруг Малыша плавали лягушки, некоторые пытались запрыгнуть на нашу машину.
Вслед за мной Челкаш тоже хотел было вылезти, но раздумал и гавкнул — Надо завести Малыша и выбираться на возвышение!
Я последовал совету друга и вставил ключ в замок зажигания. Но Малыш закапризничал. Точнее, несколько раз чихнул, кашлянул, поплевал из выхлопной трубы и смолк. Стало ясно — он готов работать, но в его механизмы попала вода и ему надо время, чтобы обсохнуть; он прямо говорил — Господа путешественники, я все же машина, а не катер.
Челкаш прыгнул в воду, подплыл к Малышу со стороны двигателя и, встав на задние лапы, передними уперся в кузов машины. И выразительно посмотрел на меня. Я понял его и пристроился рядом; шлепая по воде, кряхтя и сопя, мы покатили Малыша к «берегу», то есть к насыпи дороги. Когда выкатили и отдышались, стали готовить завтрак.
Над лесом поднялось солнце — точнее, некий бледный диск — утро было облачное, пасмурное, хмурое. И, собственно, настроение у нас было неважнецкое; даже неисправимый оптимист Челкаш улыбался как-то натянуто.
Если вы думаете, что, после того, как мы перекусили, у нас поднялось настроение и все вокруг окрасилось в радужные тона, то ошибаетесь. К тому же, грунтовую дорогу, по которой нам предстояло ехать, сильно размыло, и я уже представлял трудности в пути.
Движения на той районной дороге почти не было, но все же два грузовика проехали.
— Они-то проедут по любой хляби, любым колдобинам, а каково будет нам, — сказал я Челкашу, запуская движок Малыша.
Челкаш только хмыкнул — дескать, чего тут говорить — И мы проедем!
Он-то считает меня искусным водителем, можно сказать — ассом, лучшим из лучших. Каким-то странным образом он и мне это внушил, но в тот день моя самоуверенность была наказана.
Мы, действительно, проехали по размытой дороге; правда, два раза приходилось выталкивать Малыша из глубоких луж, и однажды, когда застряли в скользкой яме, и подкладывать под колеса ветки. А остановились мы перед бревенчатым мостом через речку Песочная. Несмотря на красивое название, река выглядела устрашающе — никакого песка на ее берегах не было, от затяжного дождя она вышла из берегов и затопила все, что можно было затопить.
Мост представлял собой обычный дощатый настил, который под напором течения просто-напросто ходил ходуном. Наблюдательный Челкаш это заметил сразу и буркнул, предупреждая меня об опасности — мол, здесь и твое высокое мастерство не поможет. Он, благоразумный, никогда зря не рискует, но я решил проскочить, подумал — «Грузовики-то проехали». И невдомек мне было, что грузовики могли прокатить и в объезд или знали местный брод. А если и проехали, то намного раньше, когда вода еще не была такой высокой, а течение таким мощным. Короче, я бросил Челкашу:
— Не преувеличивай опасность! — и направил Малыша на мост.
Мы уже миновали середину моста, как вдруг раздался треск и настил, вместе с Малышом, рухнул в бурлящий поток.
Некоторое время мы, точно на плоту, неслись вниз по течению реки, но потом доски под нами стали проседать и одна за другой расходиться, а Малыш все больше погружаться в воду.
Сами знаете, есть трусливые люди, которые в подобные мгновения просто опускают руки и закрывают глаза. Я не из их числа, страх не сковал мои мышцы, но, если говорить начистоту, все же я немного растерялся — не знал, что делать. Даже с опытными путешественниками такое, друзья, бывает; бывает, поверьте.
Но Челкаш в этот драматический момент проявил себя блестяще: положил мне лапу на плечо и внятно произнес — Без паники! Сейчас нас прибьет к берегу или мы сядем на мель!
Но, похоже, река решила с нами разделаться — Малыш стал быстро заполняться водой и вскоре пошел ко дну. Мы с Челкашом одновременно вытянули шеи и дышали в воздушной подушке у потолка Малыша. Я успел заметить, что за стеклами вода потемнела и к нам сплываются рыбы. Потом почувствовал удар о дно и сразу за стеклами поднялось мутное облако песка.
— Давай вылезать, набери побольше воздуха! — сказал я Челкашу, открывая дверь.
Мы выскочили из воды, словно надувные шары, и сразу дунули к берегу.
На берегу, среди высокой травы, отряхнувшись, Челкаш стал озираться в поисках жилья — надо было кого-то звать на помощь, вытаскивать Малыша. Трава была очень высокой и Челкашу приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть округу. К нашему огорчению, вокруг не было не только строений, но и вообще никаких признаков человеческой деятельности.
Я снял куртку, чтобы выжать из нее воду, и обнаружил в карманах сигареты, зажигалку и дорожную карту. Понятно, от сигарет осталась труха, зажигалка не работала, но карта имела вполне сносный вид, только немного измялась, будто из нее делали бумажного голубя. Развернув ее, я увидел, что до ближайших деревень три-четыре километра от моста (уже бывшего). С одной стороны находились Глуховка и Бородавкино, с другой — Волосково. Я усмехнулся — названия деревень, как нельзя лучше, подчеркивали ситуацию: места были глухие, на прибрежных кустах висели бородавки и только что мы были на волосок от гибели.
Глава двенадцатая. Тракторист Паша и спасение Малыша
Для Челкаша четыре километра — расстояние для легкой пробежки. А мне, как вы догадываетесь, пришлось попотеть, тем более, что утренняя хмарь так и не развеялась и дышалось тяжеловато. Больше часа мы шлепали по размытой дороге среди бугров, поросших дикими травами. Потом показались дома и огороды с пугалами; в каждом огороде виднелось по два-три, довольно нарядных, пугала; они трещали трещотками, гремели консервными банками.
— Видал, как приветствуют нас? — обратился я к своему другу. — Здесь появление нового человека и новой собаки — событие.
Челкаш кивнул и вдруг, завиляв хвостом, побежал к огороду, где было целых четыре пугала. «Его дружелюбие не знает границ, решил познакомиться поближе с „Матренами“ и „Ванями“», — подумал я, но приглядевшись, заметил, что два пугала вовсе не пугала, а старик со старухой, которые застыли с мотыгами в руках и смотрят на нас во все глаза. Переступая через кочаны капусты, я направился к ним, вслед за Челкашом.
Поздоровавшись, я рассказал старикам о нашем бедственном положении и спросил, есть ли в деревне тракторист, чтобы вытащить нашего утонувшего Малыша.
— Тракторист есть. Паша. Вон его изба, — старуха показала на дом, рядом с которым стояло особенно огромное пугало — в красной рубахе с чугуном вместо головы — оно звенело бутылками.
— Паша в нашей Глуховке главный человек, — пояснил старик. — Он в бездорожье куда хочешь довезет. Он парень что надо. Не только вашего Малыша, он кого хочешь вытащит из реки, хоть самого черта. Но не знаю, в каком он сейчас самочувствии. Он, голубчик, вчера праздновал.
К Паше я достучался с трудом. Вначале в проеме двери показалось его скуластое небритое лицо, затем большой, с бочонок, живот и наконец он вышел на порог весь — босиком, в трусах и майке; взгляд у него был мутный, а лицо зеленого цвета — чувствовалось, Паша «праздновал» обстоятельно. Я объяснил ему суть дела.
Тяжеловес Паша (так я про себя его назвал) зевнул, погладил живот и протянул:
— Ясненько. Поедем покопаемся. Щас оденусь и заведу агрегат.
Паша надел только ботинки. Привязал к «руке» пугала еще одну бутылку и направился к сараю. Раздались выхлопы, тарахтенье, лязг и грохот — к воротам подкатил гусеничный трактор. Челкаш на всякий случай выбежал на улицу. Паша открыл ворота и бросил нам с Челкашом:
