Джинсы, футболка, кроссовки, зонтик, пятьдесят гривен в кармане — вполне достаточно, чтобы пройтись две остановки до магазина. В последний момент перед выходом из дома женская рука потянулась за темными очками, лежавшими на полке в коридоре — этот аксессуар даже вечером создавал ощущение отстраненности от чужой жизни, словно закрывал ее в собственном микромире, представлял собою защиту, необходимую для человека, который не хочет лишних контактов.
Было еще не поздно, около девяти, но улица спального района казалась безлюдной и удивительно тихой. Зато из открытых окон иногда вырывались эмоциональные возгласы — по телевидению транслировали футбольный матч с участием «нашей» команды, и болельщики прилипли к экранам.
Амалия бездумно двигалась в намеченном направлении, и ее мозг в измученной болью голове автоматически анализировал запахи цветущих деревьев и кустов, которые росли вдоль улицы. Сирень будто кричала своими ароматами из полутьмы, требуя обратить на нее внимание. Когда-то очень давно, в другой жизни, в небольшом городке мальчишка Артур ломал возле частных домов сирень охапками и, подкравшись к ее открытому окну, оставлял букеты на подоконнике.
«А если бы я жила не на первом этаже того хруща, а на последнем?» — спросила она через много лет своего мужа.
«Я бы спускал их тебе с крыши!» — ответил он.
С той далекой поры их общей юности аромат сирени и жасмина всегда вызывал у нее добрую улыбку, то ощущение «дежа вю»[9], которое возникает от фильмов нашего детства, знакомых с первого до последнего кадра.
Всегда. Но не в этом году. Сейчас этот букет ароматов нагнетал боль головную, а также душевную.
Минут через десять Амалия вышла из супермаркета и остановилась на его лестнице, увидев молнию, которая разрезала пополам небо над девятиэтажками. Через мгновение загремело, взвыли сигнализациями машины и огромные капли одна за другой застучали по крышам автомобилей. Они одна за другой разбивались об асфальт и, сливаясь в лужицы и лужи, превращались в ручьи и потоки. А через минуту отдельных капель уже не было видно — ливень образовал водяную стену перед глазами людей, замерших на лестнице магазина. Некоторые вернулись в помещение, но Амалия осталась стоять, сосредоточенно и зачарованно наблюдая буйство стихии.
Опять сверкало, гремело, опять ревела сигнализация, ветер срывал с деревьев и швырял вниз листья, с треском падали ветки — света белого не было видно, если ночью вообще можно говорить о белом свете. Амалия не сдвинулась с места. Она стояла, прижав к себе длинный нераскрытый зонт и вакуумную упаковку молотого кофе, и как будто не замечала, что козырек над входом прикрывает только ее голову, а по телу, от груди и до кроссовок, бьют косые струи дождя, заходя то с левой стороны, то с правой. Волосы ее тоже стали влажными и растрепались от ветра, но… Но женщине становилось все легче и легче — головная боль отступала, и хотелось вдыхать этот влажный пахучий воздух полной грудью. Она сделала шаг вперед, еще один шаг. Одной рукой все еще прижимая к себе кофе и зонтик, вторую протянула перед собой ладонью вверх — капли щекотали и облизывали ее, и не было от этого холодно или неприятно. Амалия посмотрела на свои уже мокрые джинсы и кроссовки, подняла лицо вверх и медленно двинулась в дождь, который, казалось, уже немного устал.
— Вот если бы у меня был с собой зонтик, то я бы его по крайней мере открыла! — резюмировала поступок незнакомой женщины девушка, которая топталась на несколько ступенек выше, прямо в дверях супермаркета, держа в руках полулитровую пачку питьевого йогурта.
— Если бы у меня был зонтик, я бы дал его тебе, а тебя понес бы на руках! — развил гипотетическую ситуацию парень, стоявший возле нее, и обнял подругу за талию.
— Но зонтиков у нас нет, и мы, как два пенсионера, стоим и боимся дождя! — вызывающе посмотрела ему в глаза девушка, и для этого ей пришлось запрокинуть голову вверх, ведь она едва достигала плеча своего спутника.
— Ну, я бы не стал расписываться за обоих! — проурчал ей в затылок парень, коснувшись пальцами горячего девичьего тела между короткой футболкой и шортами. — Я в пенсионеры не записывался!
— Неужели? — ущипнула его за руку девушка.
— А то! — ответил он, подхватил миниатюрную подружку на руки и бросился с нею под дождь.
— ГОООООООООЛ! — вырвалось одновременно из многих окон.
— Ааааааааааа! — закричала девушка.
Они жили в соседних дворах и знали друг друга с детства, хоть и учились в разных школах. Женька бегала в ближайшую пролетарскую общеобразовательную школу их микрорайона и училась там выживать, а Илья закончил лицей, за который родители выплачивали немалые деньги, а потом они же протолкнули его в коммерческий вуз — не в армию же ребенку идти? Правда, «ребенок» ростом метр девяносто не очень-то и хотел учиться, но все же пользовался продленным родителями беззаботным детством. Поэтому не из нужды, а скорее чтобы выглядеть среди друзей «самостоятельным мужиком», он иногда зарабатывал свою копейку, фотографируя свадьбы, крестины и другие торжественные события, обычно у знакомых. Для этого занятия родители когда-то профинансировали приобретение профессионального фотоаппарата и всего необходимого.
Правда, в основном Илья фотографировал просто так, для удовольствия и «для понта», выкладывал фотографии в соцсетях и рассылал друзьям по Интернету — это создавало ему определенный репортерский имидж. Однокурсницы набивались на фотосессии, приглашали на природу или к себе. Последствия этих фотосессий бывали разными, но отношения не затягивались надолго. И только одна из всех знакомых девушек совсем не реагировала на его «специализацию». Невысокого роста, светловолосая, знакомая с детства Женька Пожарская из соседнего дома, казалось, видела Илью насквозь и, острая на язык, лишь подсмеивалась над его «понтами».
В глубине души Илья и сам понимал, что это все игрушки взрослого парня, все еще не самостоятельного в этой непростой жизни, но ведь другие-то девушки воспринимали его всерьез и стремились к отношениям! Только не она. Казалось, Женька живет своей параллельной жизнью, далеко не такой легкой и предсказуемой, как у него, но никогда не жалуется и не просит поддержки, живет — и все о нем понимает. А он, здоровый балбес, смелый со всеми, почему-то не решался переступить с ней границу, отделяющую знакомство от отношений. И тогда, когда Женька еще была одна, и уже потом, когда она распрощалась с тем чокнутым Дэном, с которым была несколько месяцев, а все знали, что он не прочь выпить, покурить травы и поприставать к другим девушкам. Илья, вполне успешный, «без вредных привычек» и востребованный в женском обществе, остерегался, что эта девчонка отошьет его при всех, царапнет по живому. Но именно к ней его необъяснимо влекло, именно ее хотелось подхватить на руки, опекать и развлекать, как ребенка, любить как женщину и защищать от разных бед.
Их траектории пересекались в дворовых компаниях, на именинах и пикниках, иногда они заваливались компанией «на пати», в клуб или просто выходили с друзьями «на пиво» в соседний паб — не столько пиво пить, сколько поговорить о новостях общих знакомых и рассказать свои. И нередко Илья чувствовал, что если бы не надеялся увидеть там Женьку, то и не шел бы слушать эту дурацкую болтовню. И цепляло его за душу, когда она приходила не одна и кто-то выдавал ее за «свою девушку», а особенно — когда она усаживалась кому-то на колени и тот по-хозяйски ее обнимал.
Иногда Илье казалось, что в такие моменты Женька просто испытывает его нервы и «снимает реакцию», однако он изо всех сил старался не выдать себя — рассказывал веселые истории или фотографировал компанию, а то и сам «клеил» какую-нибудь приблудившуюся деву, исподтишка наблюдая, как реагирует соседка. Реакция была нулевой. И каково же было его удивление, когда она сама сделала первый шаг, ведь он уже и не надеялся.
В день, когда столица изнывала от майской жары, дождь все никак не проливался на город, а «Динамо-Киев» играло где-то на чужом поле, Илья с компанией сидел в баре, который в последнее время перекрестили в «паб», и смотрел на плоском экране вялый матч. Женька сидела неподалеку и явно скучала, отодвинула от себя кружку с пивом и только грызла соленые орешки. Вдруг она уловила взгляд Ильи, посмотрела на экран, к которому были прикованы взгляды остальной компании, и сказала:
— Хочу йогурт!
Никто не обратил на это внимания. То ли она тихо сказала, то ли все были заняты пивом и ситуацией на поле, но только Илья вопросительно взглянул на нее.
— Я могу сходить за ним в маркет, — сказал он, кивнув назад: именно там в двухстах метрах был круглосуточный магазин, где хватало всего. — Тебе какой?
