— Флауэр?
— Ага, Флауэр. Подходит и говорит: мне, мол, нравится, как ты, сынок, играешь, ты просто талант. А потом говорит, мол, если я захочу сыграть с ними в тесной компании, то всегда милости просим, их дом для меня открыт. Вот так мы и познакомились. Я сказал, конечно, мне тоже хотелось бы, и на прошлой неделе им позвонил, и мы сговорились на понедельник. Потому мне и жалко вчерашних денег. Это было бы просто прекрасно — небольшая прогулка по улочке под названием «Джекпот».
— Ты сказал «их дом»? Они что, живут вместе?
— Схватываешь просто на лету, приятель. Да, так я и сказал: «их дом». Странно, конечно, но вроде не голубые. Обоим за пятьдесят, оба раньше были женаты. Стоун вдовец, а Флауэр развелся. Дети есть у обоих, у Стоуна даже внуки. Стоун раньше, до той лотереи, работал оптометристом, а Флауэр бухгалтером. Простые люди, обыкновенный средний класс. А сейчас живут в своем особняке, в двадцати шести комнатах, и доход у них один и три пятых миллиона в год, причем без налогов.
— Ты, кажется, хорошо подготовил домашнее задание.
— Я же сказал, я все выяснил. Не люблю садиться играть невесть с кем.
— Чем ты еще занимаешься, кроме покера?
— Да ничем. Играю, и все.
— У тебя нет работы? А на что ты живешь, когда не везет?
— Один раз как-то был я продавцом в универмаге. Летом, когда только что закончил старшую школу, засунули меня в отдел мужской обуви. Не работа, а черт знает что. Весь день на четвереньках, будто какая-нибудь дворняга, нюхаешь грязные носки. Мутило меня от этого. Проработал я там три недели и ушел и с тех пор так, чтобы постоянно, нигде не работал.
— Значит, тебе и так на жизнь хватает.
— Ага, хватает. Конечно, и мне не всегда везет, но вообще-то не жалуюсь. Главное — живу, как нравится. Проиграю — сам виноват. Выиграю — ни с кем не нужно делиться. И не нужно лизать чью-то задницу.
— Сам себе хозяин.
— Точно. Сам себе хозяин. Ни перед кем не отчитываюсь.
— Должно быть, ты и впрямь неплохой игрок.
— Я хороший игрок, но расти мне еще и расти. Вот были у нас великие — Джонни Моисей, Амарилло Слим, Дойль Брансон. И я хочу стать как они, хочу попасть в высшую лигу. Ты когда-нибудь слышал про клуб Баньяна в Вегасе, про «Подкову»? Вот где всемирные чемпионаты. Надеюсь, годика через два и меня туда пригласят. Вот о чем я мечтаю. Собрать денег и сесть за стол с ними на равных.
— Приятно слышать. Хорошо, когда у человека есть мечта — помогает жить. Но мечта — это, так сказать, на дальнюю перспективу. А мне интересно знать, что ты будешь делать сегодня. Через час мы приедем в Нью-Йорк, и куда ты там?
— Есть у меня один знакомый в Бруклине. Приеду, позвоню — может, дома. Если дома, то, скорей всего, пустит на несколько дней. Гад еще тот, но мы с ним поладили. Зовут Манзола-Вонючка. Вот ведь прозвище, а? Его так прозвали, когда был молодой и зубы у него были гнилые. Зубы он себе давно сделал, а прозвище осталось.
— А что, если этот Вонючка уехал?
— Понятия не имею. Что-нибудь придумаю.
— Одним словом, идти тебе некуда. Тебе нужно еще придумать, куда деваться.
— Обо мне не беспокойся, я вполне в состоянии позаботиться о себе. Бывали дни и похуже.
— Я не беспокоюсь. Просто есть у меня одна идея, и, похоже, она тебя заинтересует.
— Это какая?
— Ты сказал, что тебе к понедельнику нужны десять тысяч. А если я найду человека, у которого они есть? На каких бы условиях ты предложил с ним договориться?
— Сказал бы, что долг верну сразу же после игры. С процентами.
— Этот человек денег в рост не дает. Ему скорей интересно долговременное партнерство.
— Ты что, хочешь устроить что-то вроде совместного предприятия?
— Я ни при чем, забудь. Я еду своей дорогой. Но мне нужно знать, на каких условиях ты мог бы взять его в дело? Я спрашиваю, сколько бы ты ему отдал.
— Блин, понятия не имею. Вернул бы долг, ну и сколько-то отстегнул. Процентов, может, двадцать пять.
— Негусто. В конце концов, он один рискует. Если не повезет, проиграет он, а не ты. Понял, куда я клоню?
— Ага, понял.
— Я думаю, процент на равных. Пятьдесят тебе, пятьдесят ему. Минус десять тысяч, само собой. Как по-твоему? Честно или нет?
— По-моему, ничего. Найти денег, чтобы не потерять этих дураков, все равно не успеть, так что, может, оно того и стоит. Но ты-то тут каким боком? Насколько я понимаю, едем мы вдвоем. Где этот твой человек? У которого десять тысяч.
— Не очень далеко. С ним связаться нетрудно.
— Вот и я о том же. Если он случайно сидит тут рядом со мной, то хотел бы я знать, ему-то на кой лезть в такое предприятие? Я в том смысле, что меня он не знает и вообще.
— Просто так. Просто так ему захотелось.
— Ерунда. Причина должна быть. Я хочу ее знать, иначе я не согласен.
— Потому что ему нужны деньги. Неужто не ясно?
— У него есть десять тысяч.
— Ему нужно больше. У него нет времени. Может быть, это его последний шанс.
— Вот это другое дело. Он, значит, в отчаянном положении.
— Учти, Джек, он не дурак. Просто так деньгами швыряться не будет. Так что прежде, чем говорить о деле, мне нужно убедиться, что ты того стоишь. Ты, может, и впрямь талант, а может, полное дерьмо. Прежде чем мы заключим с тобой сделку, я хочу проверить все сам.
— Партнер, нет проблем! Приедем в Нью-Йорк, и я покажу, на что способен. Никаких проблем. Я тебе такое шоу устрою — рот разинешь. Гарантирую. Глаза на лоб вылезут.
Нэш понимал, что он делает что-то не то. Собственные слова доносились будто со стороны, как будто он произносил чьи-то, неизвестно чьи мысли, словно актер на сцене, который декламирует строки, написанные не им. Раньше такого за ним не наблюдалось, и Нэш даже удивился, насколько это ему безразлично и как легко он вошел в роль. Ему нужны деньги, и если этот без конца сквернословивший шпендрик действительно их может добыть, то он, Нэш, готов рискнуть и посмотреть, что будет. Риск, конечно, велик, но в нем есть своя прелесть — взять и, закрыв глаза, прыгнуть вот так, в пустоту, положившись лишь на удачу, но, если ему повезет, он, значит, наконец уже до чего-то дорос, и можно жить дальше.
В тот момент Нэш, конечно, решил использовать Поцци — он будто увидел пролом в стене, закрывавшей обзор. Это был еще один его шанс, преподнесенный судьбой в лице карточного игрочишки, будто некий дух в человеческом облике явился в мир исключительно для того, чтобы помочь ему, Нэшу, вновь обрести свободу. Когда парень сделает свое дело, они пойдут каждый своей дорогой. Да, Нэш тогда решил использовать Поцци, но это не означало, будто он отнесся к нему без симпатии. Несмотря на кошмарный вид, Поцци ему понравился — в нем было что-то такое, что сразу же вызывало едва ли не уважение. Парень, по меньшей мере, имел мужество жить по-своему, а этим мало кто может похвастать. Он был азартный, не боялся импровизировать, хотя на плаву держался, рассчитывая только лишь на собственные мозги, не унывал и не потерял присутствия духа даже после такой передряги. Он был неприятный, временами почти несносный, и тем не менее все же внушал доверие. Конечно, трудно было сказать, насколько его рассказ соответствует действительности, хотя, судя по виду, он скорее всего говорил правду, особенно если учесть, что на то, чтобы что-то изобрести, у него просто не было времени. Во всяком случае, так подумал Нэш. А прав он или ошибся, он решил вскоре выяснить.
Нужно было только не выдать волнения, держать себя в руках, так чтобы Поцци подумал, будто Нэш знает, что делает. Он не собирался морочить голову, но интуиция подсказывала, что лучше бы сразу взять главную партию, подчинить бравурность партнера своей тихой, спокойной линии. Поведет он сам — сдержанно, твердой рукой — как старший, по опыту и по возрасту, как человек другого ума и масштаба, и тем самым уравновесит нервозную импульсивность юного выскочки. Когда они подъезжали к северной окраине Бронкса, у Нэша уже был готов план. Возможно, придется выложить больше, чем хотелось, подумал Нэш, но в конечном итоге все должно оправдаться.
Задача его сейчас заключалась в том, чтобы не говорить ничего, пока Поцци не спросит сам, и всегда держать ответ наготове. Так он сможет контролировать ситуацию: создаст впечатление своей полной независимости, а заодно немного собьет с парня гонор. Ни слова не говоря, Нэш свернул на Парковую «Генри Гудзон», а когда Поцци в конце концов, увидев промелькнувшую Девяносто шестую стрит, поинтересовался, куда они едут, Нэш сказал:
— Тебе нужно отдохнуть, Джек. Поесть и отоспаться, да и мне пора перекусить. Мы едем в «Плазу», там все и сделаем.
— В «Плаза-отель»? — сказал Поцци.
— Именно в отель «Плаза». В Нью-Йорке я останавливаюсь там. У тебя есть возражения?
— Никаких. Просто спросил, и все. По мне, так даже очень неплохо.
