Небу прошел назад, и дырка в боку пробудилась и кричала весь путь. Когда он вернулся на место стоянки, мальчишка с любопытством оглядел его.
X
Длинные дожди пришли после полудня. Небу зарыл бвану; он похоронил его, соблюдая обряд, чтобы снять проклятие с винтовки. Он вырыл могилу при помощи панга и по доброму старому обычаю положил рядом с бваной две стрелы. Он начал засыпать могилу со стороны ног и, лишь погребя все тело, бросил землю на лицо бваны. Стряхнув прах с рук, он выбросил из души все воспоминания о бване. Проклятие должно уйти вместе с этим движением. Он выпрямился, приподнявшись на цыпочках, и боль в боку показалась ему крепко сжатым кулаком. Он вздохнул и подождал, пока кулак не разожмется. Он отвернулся от длинного прямоугольника взрытой земли у ног и вслушался. И он услышал. Он услышал приближение дождя, грохот, прорезаемый гневными восклицаниями грома. Он бросился к стоянке. Когда он выбегал из-за кустов, мальчишка посмотрел на его руки. Первые капли дождя рассыпавшимися гроздьями ударились о непокрытую голову.
— Ты ничего не принес, — сказал мальчишка, не сводя глаз с рук Небу, — ты не умеешь стрелять из винтовки.
Небу быстро опустился наземь и успел заглянуть за карие двери прежде, чем они затворились. Ему показалось, что он увидел в них что-то вроде смеха, скрываемого, как оружие. Но на ребенка нельзя сердиться. Лев ведь не сердится на мышь.
— Охотник масаи опозорился. Может ли земледелец кикуйю вырыть нам на завтрак какие-нибудь корешки?
Даже когда мышь беспокоит его, лев не должен рычать. Мальчишка забился под навес, который бвана устроил из одеял. Грозди капель сменились сплошным потоком слез, которые небо будет проливать до тех пор, пока не проглянет солнце. Не сводя пристального взгляда с мальчишки, Небу потянулся к одному из одеял. Ноздри мальчишки дрогнули, а Небу, цепко схватив одеяло, резким движением стряхнул с него воду и налипшие листья. Он накинул его, как плащ, на голову и плечи и стянул завязки у пояса. Он был под одеялом, как яйцо в скорлупе, и он указал большим пальцем на другое одеяло и встал. Висевшая за плечом винтовка на матерчатом ремне конусом приподняла одеяло. Дождь омыл его широко расставленные ноги, тонкие, стройные, длинные. Такие ноги не раз пересекали континент во время рабства. Небу был странным осколком минувших времен.
Он стал собирать в рюкзак разбросанные вещи. Мальчишка спросил его ясным, высоким голосом:
— Ты куда?
Негр выпрямился. С высоты своего роста он посмотрел на мальчишку. Он посмотрел на кривую ветку больной ноги, затянутой в ботинок, и вспомнил, как неуклюж и медлителен был путь бваны. Белый придумал странный способ отомстить… Если он собирался выследить и убить Небу, он должен был бы отправиться в джунгли без обузы. Но может быть, у бваны в голове была неразбериха все время, а не только сегодня, когда он становился красивым. В ночь бури, когда он задушил мсабу, он точно был сумасшедшим. Если бы его, отягощенного ношей, в конце концов не растерзали бы звери, он сам погиб бы от изнеможения. Но может, почуяв опасность, он тотчас же избавился бы от мальчишки? Скорее всего, так. Бвана знал, что серолицый мальчишка не был его плотью, и без сомнения прикончил бы его. Беспощадная логика жителя джунглей привела Небу к такому заключению. Мальчишка был обречен с самого начала.
Генерал Коко, который много жил в городах белых, объяснял, что проповедуемое белыми учение о братской любви похоже на крылья страуса. Никто еще не видел, чтобы страус летал.
«Слушайте меня, братья, — сказал однажды Коко. Они собрались под огромной мимозой. — Слушайте меня. В каждом городе белые строят дома смерти. В некоторых городах есть дома для вешания, в некоторых для обезглавливания при помощи машины или топора. В некоторых они сажают своих братьев на стул и, пустив в этот стул электрический ток, сжигают людей до смерти. Если они так поступают со своими братьями, белыми, что же они готовят нам?»
Мальчишка странно засмеялся.
Небу взглянул на него сквозь дождь:
— Ты… смеешься?
— Тебе, знаешь ли, придется понести меня. — Мальчишка самодовольно усмехнулся.
Небу медленно покачал головой. Он думал о смехе мальчишки.
— Мой отец стонал и спотыкался, когда нес меня по скверным тропам. Он говорил, что я наследство, с которым он будет счастлив расстаться. Он не очень-то любил меня. Иногда мне кажется, что он боялся меня. В Найроби, когда я ему для смеха рассказал, что мальчишки зовут меня Серой Крысой, он закрыл лицо руками и долго смотрел на меня в щелочки между пальцев. Я слышал, он сошел с ума, когда в день моего рождения черные убили мою мать. Ему тогда удалось спасти только меня. Почему, ты думаешь, он сначала стал спасать именно меня?
Дождь ворвался в его голову, и Небу слышал, как он колотится между ушами. Худое серое личико выглядывало из-под навеса, по тонким губам гуляла усмешка, карие двери беспрестанно открывались и закрывались. Небу ловил взгляды, но сознание его бездействовало.
— Я был новорожденным. Я ничего не почувствовал бы. Почему же он спас именно меня?
И вдруг мальчишка увидел, что кикуйю идет в лес. Вскоре он вернулся. Он шел, понурив голову и отвернув лицо от серебряных плетей дождя, свисавших с самого неба. Он принес две крепкие палки с развилинами на концах. Поставив их перед мальчишкой, он сделал ими несколько движений, имитирующих ходьбу, а затем опустил их на землю. Потом он поднял складную пластмассовую кружку бваны, которую мальчишка утром выбил из его рук, сложил ее и сунул в карман матросской куртки.
С окаменевшим лицом смотрел мальчишка на костыли. Цепляясь за навес, он поднялся. Больная нога безвольно тащилась по земле. Он испробовал костыли и увидел, что они ничуть не хуже тех, которыми он пользовался в Найроби и в начале путешествия, пока он не уронил их в реку. Из воды торчали морды крокодилов, и он надеялся, что отец полезет доставать костыли. Он улыбнулся негру и пошел вслед за ним.
XI
В городе Киамбу в железобетонном здании полицейского участка, находившегося рядом с лагерем, где за колючей проволокой кишели темные тела, инспектор полиции согласился с точкой зрения молодого армейского лейтенанта, который только что прибыл с отрядом из Найроби. Он согласился с тем, что предлагаемая операция может привести к полному уничтожению банды кикуйю. Суровый молодой лейтенант сделал пол-оборота на стуле-вертушке и откинулся назад, довольный тем, что начальство согласно с его доводами.
— Единственно, что нам нужно, — это опытный проводник, знакомый с той частью страны.
— Гибсон был бы лучшей кандидатурой, — проговорил инспектор.
— Тогда давайте Гибсона.
— Он исчез.
— Исчез? Кто он такой?
— Плантатор. Странное дело. Произошло это две недели назад. Он и уродец… сын… его сын.
— Вы хотите сказать, что его увели черные? Об этом не было в донесениях, не так ли?
Полицейский офицер покачал головой.
— Нет. То есть мы не знаем, имеют ли кикуйю отношение к этому или нет. Он просто… исчез, он и этот странный мальчишка.
— Тогда это кикуйю. Странный? Что вы хотите этим сказать? Калека?
— Нет, он такой… ну, просто странный. Но это долгая история, долгая и старая. Случилась еще до чрезвычайного положения, до того, как меня перевели сюда. Его жена была убита во время родов. Дом сгорел. Может быть, это было первое выступление мау-мау в этом районе. По общему мнению, после этого Гибсон свихнулся. Мы, впрочем, никогда вплотную не занимались этим делом. Но мне говорили, что подозреваемый черный сбежал в день убийства и поджога.
— Гм. Как бы то ни было, от этого нам не легче. Проводник нужен немедленно. Ниггеры не могут ожидать нас сейчас, когда настало время длинных дождей. Мы могли бы ударить по ним силой в двадцать-тридцать человек при поддержке двух минометов — при условии, если бы могли быстро и уверенно двигаться по этим адским джунглям. Главное — нужно разгромить банду этого… как его?
— Коко, — сказал полицейский офицер, — генерала Коко. Я думаю, что мы достанем вам хорошего проводника. Беда в том, что теперь все они считают, что чрезвычайное положение кончилось, и не хотят думать ни о чем, кроме своего кофе.
Армейский лейтенант встал.
— Кофе? Напомните им о судьбе фермы Ломана. — Высокий и широкоплечий, он был суров, как неприступная крепость.
XII
Дождь когтил и пинал землю, визжал и ревел над крышей леса. Он сек вершины деревьев и сердито падал вдоль стволов, и его одеяния отливали ядом. Ветви ломались под его тяжестью, он вырывал канавы между корней. Гроза поглотила свет дня, и в полутьме мокрые деревья лоснились, как голые тела.
Небу шел по грязи, большой и блестящий в резиновом одеяле. Мальчишка хромал сзади. Он тащился, опустив голову, потому что костыли его накрепко увязали в грязи и он терял все силы, вытаскивая их оттуда. Больная нога мешала, волочась по земле. Но глаза его, залитые дождем, были ясны, когда он вскидывал их на идущего впереди негра. Мальчишка не хотел потерять Небу.
